Кошкино (Большелуцкое сельское поселение)

Деревня Кошкино Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Кингисеппский Сельское поселение Большелуцкое Координаты 59°25′43″ с. ш. 28°22′49″ в. д.59.42861° с. ш. 28.38028° в. д. / 59.42861; 28.38028    Первое упоминание 1571 год Прежние названия в Кишкине, Коскинако Население ▼ 223 человек (2010) Названия жителей кошкинцы Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81375 Почтовый индекс 188459 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41221804022 41 221 804 022]

Ко́шкино — деревня в Большелуцком сельском поселении Кингисеппского района Ленинградской области России.

История

Впервые упоминается в писцовых книгах Шелонской пятины от 1571 года, как деревня в Кишкине — 2 ½ обжи в Ямском Окологородье.

Затем, как деревня Koschino by — 3 обжи в шведских писцовых книгах 1618—1623 годов.

На карте Ингерманландии А. И. Бергенгейма, составленной по шведским материалам 1676 года, обозначена как деревня Koskinaby.

На шведской «Генеральной карте провинции Ингерманландии» 1704 года, как Koskina.

На «Географическом чертеже Ижорской земли» Адриана Шонбека 1705 года, как Коскинако.

Деревня Кошкино упомянута на карте Ингерманландии А. Ростовцева 1727 года.

На картах Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита 1770 года и Ф. Ф. Шуберта 1834 года, она также обозначена под названием Кошкино.

МАРИЕНГОФ — мыза, принадлежит Генерал-Майорше Резвовой, число жителей по ревизии: 8 м. п., 10 ж. п.
КОШКИНО — деревня, принадлежит Генерал-Майорше Резвовой, число жителей по ревизии: 39 м. п., 38 ж. п. (1838 год)

В пояснительном тексте к этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года она записана, как деревня Koskina (Кошкина) и указано количество её жителей на 1848 год: ижоры — 42 м. п., 38 ж. п., всего 80 человек.

КОШКИНО — деревня Полковника Резваго, по просёлочной дороге, число дворов — 10, число душ — 35 м. п. (1856 год)

• Koshkino1860.jpg

  План деревни Кошкино. 1860 год.

В 1860 году деревня насчитывала 10 дворов.

КОШКИНО — деревня владельческая при реке Солке, число дворов — 12, число жителей: 56 м. п., 49 ж. п. (1862 год)

---

КОШКИНО — деревня, по земской переписи 1882 года: семей — 21, в них 65 м. п., 57 ж. п., всего 122 чел.

---

КОШКИНО — деревня, число хозяйств по земской переписи 1899 года — 17, число жителей: 44 м. п., 51 ж. п., всего 95 чел.;
разряд крестьян: бывшие владельческие; народность: русская — 79 чел., смешанная — 16 чел.

В 1900 году, согласно «Памятной книжке Санкт-Петербургской губернии», мыза Мариенгоф площадью 1070 десятин принадлежала дворянину Дмитрию Модестовичу Резвому.

В XIX — начале XX века, деревня Кошкино административно относилась к Горкской волости 2-го стана Ямбургского уезда Санкт-Петербургской губернии.

С 1917 по 1924 год деревня Кошкино входила в состав Кошкинского сельсовета Горской волости Кингисеппского уезда.

С 1924 года, в составе Свейского сельсовета.

С февраля 1927 года, в составе Кингисеппской волости. С августа 1927 года, в составе Кингисеппского района.

С 1928 года, вновь составе Кошкинского сельсовета.

Согласно топографической карте 1930 года деревня насчитывала 42 двора.

По данным 1933 года деревня Кошкино являлась административным центром Кошкинского сельсовета Кингисеппского района, в который входили 6 населённых пунктов: деревни Глубокое, Захонье, Кошкино, Крикково, Сала и Свейск, общей численностью населения 745 человек.

По данным 1936 года в состав Кошкинского сельсовета входили 7 населённых пунктов, 174 хозяйства и 3 колхоза.

В 1939 году население деревни Кошкино составляло 146 человек.

C 1 августа 1941 года по 31 января 1944 года деревня находилась в оккупации.

В 1958 году население деревни Кошкино составляло 78 человек.

По данным 1966 года деревня также находилась в составе Кошкинского сельсовета с центром в деревне Первое Мая.

По данным 1990 года в состав Кошкинского сельсовета входили 14 населённых пунктов: деревни Заречье, Захонье I, Захонье II, Карлово, Комаровка, Кошкино, Манновка, Ореховая Горка, Первое Мая, Пулково, Свейск, Серёжино; хутора Одресаре, Поповка, общей численностью населения 692 человека. Административным центром сельсовета была деревня Первое Мая (107 чел.).

В 1997 году в деревне Кошкино Большелуцкой волости проживали 225 человек, в 2002 году — 193 человека (русские — 92 %), в 2007 году — 227.

География

Деревня расположена в юго-западной части района на автодороге Н119 между деревнями Жабино и Серёжино.

Расстояние до административного центра поселения — 22 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Сала — 8,5 км.

Деревня находится на правом берегу Луги, в месте впадения в неё реки Солки.

Демография

<timeline> ImageSize = width:430 height:300 PlotArea = left:30 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:227 ScaleMajor = unit:year increment:100 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:95 width:15  text:95 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1848 color:gray1 width:1
  from:0 till:80 width:15  text:80 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:105 width:15 text:105 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1882 color:gray1 width:1
  from:0 till:122 width:15  text:122 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1899 color:gray1 width:1
  from:0 till:95 width:15  text:95 textcolor:red fontsize:8px
bar:1939 color:gray1 width:1
 from:0 till:146 width:15 text:146 textcolor:red fontsize:8px
bar:1958 color:gray1 width:1
 from:0 till:78 width:15 text:78 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:225 width:15  text:225 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:193 width:15 text:193 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:227 width:15  text:227 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:223 width:15  text:223 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Мариенгоф

Местность у впадения реки Солки в Лугу, называвшаяся Терпигорьем, была родовым поместьем шведского генерал-аншефа барона Франца-Вильгельма Блекена, предки которого владели этой землей с XVII века. С 1764 года хозяйкой мызы Мариенгоф, названной так по имени владелицы, стала дочь Блекена баронесса Шарлота-Мария Корф.

Через 10 лет мыза была продана консулу шведского купечества в Нарве Е. И. Дельфину. В 1780-е он построил каменный усадебный дом в духе классицизма, сохранявшийся без перестроек до 1917 года. Именно у него купил Мариенгоф самый знаменитый владелец усадьбы, участник наполеоновских войн генерал-лейтенант Дмитрий Петрович Резвый. При нём был расширен усадебный парк. Его потомки сохраняли за собой Мариенгоф вплоть до революции 1917 года. Ценные воспоминания об усадьбе оставил искусствовед Николай Николаевич Врангель. Они были опубликован в журнале «Старые годы».

На карте 1860 года мыза имеет название «Ориенгоф».

Иван Шишкин побывал в 1894 году в Мариенгофе, где написал картины «Лес по дороге в Мариенгоф», «Около дачи» (Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан), «Полевые цветы».

В советское время усадьба была разрушена, на фундаменте XVIII века построен сельский клуб. Большая часть парка застроена, сохранились отдельные деревья по берегу Солки.

Инфраструктура

В деревне расположены с/х предприятие ЗАО «Кошкино», отделение почты, магазин, угольная котельная, двухэтажные белокирпичные дома советского периода (подключены к автономному газохранилищу), частные дома. У берега Солки стоит разрушенный во время войны дот.

Улицы

Береговая, Парковая, Строителей.

Ссылки

• [www.booksite.ru/fulltext/vra/ngu/eln/4.htm#10 Воспоминания барона Н. Н. Врангеля об усадьбе Мариенгоф]
• [unwd3.narod.ru/lo/koshkino/index.html фотографии разрушенного ДОТа]

Отрывок, характеризующий Кошкино (Большелуцкое сельское поселение)

– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.