Ко, Дженнифер

Дженнифер Ко (часто встречается ошибочное написание Дженнифер Кох; англ. Jennifer Koh; род. 8 октября 1976, Чикаго) — американская скрипачка корейского происхождения.

Родители Ко, отец-бизнесмен и мать-библиотековед, переехали в США из Кореи в 1960-е гг. С раннего возраста Дженнифер Ко была постоянной победительницей разнообразных музыкальных конкурсов, включая первую премию на I Международном юношеском конкурсе имени Чайковского в 1992 г. и вторую премию (первая не была присуждена) два года спустя на взрослом Конкурсе имени Чайковского; российская музыкальная критика оценила Ко исключительно высоко — в частности, Пётр Поспелов отмечал:

В сонате Сезара Франка скрипачка вызвала общее восхищение не только изумительным, разнообразным звуком, но и абсолютным владением структурой, а «Размышление» Чайковского прозвучало так свежо, как будто половина участников играли вовсе не эту пьесу. Обаяние и целомудренная непосредственность исполнительницы были просто ошеломляющими в сочетании с уверенностью в технике и сценическом поведении: даже грозная тема средневековой секвенции Dies irae, на которой строится соната Эжена Изаи, встала по велению смычка бесстрашной хозяйки на задние лапки. В игре Дженнифер Кох нет ни малейших признаков манифестальности, агрессивности, нонконформизма. Не побоимся сказать, что искусство юной скрипачки полностью вписывается в ясный, цельный, внутренне непротиворечивый образ классики, который в последнее десятилетие создается индустриальной культурой, выбравшей пепси. Но это не значит, что в красивой коробке, аккуратно перевязанной ленточкой и украшенной, например, надписью «Tchaikovsky», не может таиться подлинный изумруд.

В дальнейшем Дженнифер Ко не порывала связи с Россией: так, ей посвящён Четвёртый концерт для скрипки с оркестром Андрея Эшпая, и Ко сперва была его первой исполнительницей в Санкт-Петербурге в 1996 г., а затем исполнила его в Большом зале Московской консерватории на юбилейном концерте к 75-летию композитора

По окончании Оберлинского колледжа Дженнифер Ко продолжила образование в Кёртисовском институте под руководством Хайме Ларедо; в конце 1990-х гг. она также успела взять несколько уроков у Феликса Галимира.

Репертуар Ко всё дальше склоняется в сторону музыки XX века: среди её записей — скрипичные концерты Белы Бартока, Кароля Шимановского, Богуслава Мартину, произведения Арнольда Шёнберга, Джанкарло Менотти.

Ссылки

• [jenniferkoh.com/index.html Официальный сайт]  (англ.)
• [www.hwwilson.com/currentbio/cover_bios/cover_bio_9_06.htm Подробная биография]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ко, Дженнифер

Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.