Ко мне, Мухтар!

Ко мне, Мухтар!
Жанр	драма
Режиссёр	Семён Туманов
Автор сценария	Израиль Меттер
В главных ролях	Юрий Никулин Алла Ларионова Юрий Белов Лев Дуров Владимир Емельянов
Оператор	Александр Харитонов
Композитор	Владимир Рубин
Кинокомпания	«Мосфильм»
Длительность	78 мин.
Страна	СССР СССР
Язык	русский
Год	1964
IMDb	ID 0151233
Выход фильма «Ко мне, Мухтар!»

К:Фильмы 1964 года

«Ко мне, Мухтар!» — художественный фильм, созданный на студии «Мосфильм» в 1964 году. О взаимной преданности лейтенанта милиции и овчарки по кличке Мухтар. Самоотверженный пёс, готовый жизнью заплатить за любовь, выручает лейтенанта Глазычева в опаснейших ситуациях, которые чуть ли не каждый день готовит им нелёгкая служба.

Сюжет

Хозяйка оставила Мухтара в вагоне поезда. Младший лейтенант милиции Гла́зычев, вызванный на станцию, освобождает от пса вагон, доставляя «задержанного» в питомник УВД. Хозяйку нашли, но она отказывается от пса и продаёт его милиции за 100 рублей. Мухтар закреплён за лейтенантом Глазычевым, который начинает «преобразовывать» домашнего пса в служебного. Постепенно Мухтар привыкает к его проводнику Глазычеву и, хоть с проблемами, но оканчивает обучение.

Начинается служба, в которой пёс с проводником преимущественно занимаются бытовыми делами. Преступления, раскрываемые с применением служебного пса Мухтара, хоть и малые, но в больших количествах; в итоге сумма хищений, «возвращённых» Мухтаром, превышает 3 миллиона советских рублей (дореформенных).

Когда бывшая хозяйка с мужем-адмиралом пришли в милицейский питомник проведать пса, тот бросился на неё — в нём был выработан условный рефлекс — «называть его по имени имеет право только проводник».

И вот, при задержании вооружённого пистолетом рецидивиста Фролова, в Мухтара попадают две пули, но пёс из последних сил вцепился в горло преступника. После тяжёлого ранения Мухтар не может нести службу, и, несмотря на все усилия проводника, пса выбраковывают.

Лейтенант милиции Глазычев ходит по инстанциям и, в конце концов, встретив комиссара милиции, руководившего задержанием рецидивиста Фролова и помнившего вклад Мухтара в операции, наконец получает официальное разрешение оставить Мухтара за заслуги при питомнике на казённом довольствии.

История создания

Прототипом Мухтара стал героический пёс по кличке Султан, за десять лет милицейской службы поучаствовавший в пяти тысячах операций, задержавший более тысячи преступников и нашедший похищенного имущества на общую сумму в три миллиона рублей. После смерти Султана его тело превратили в чучело и с подробным описанием заслуг выставили в Музее ленинградского уголовного розыска, который в 1959 году посетил известный советский писатель Израиль Меттер, работавший тогда над сценарием к фильму «Это случилось в милиции». Будучи большим любителем собак, Меттер заинтересовался тяжёлой судьбой этого пса и решил посвятить ему одно из своих литературных произведений. Писателя поразили не столько заслуги пса, сколько его характер и нелёгкая жизнь, как он пишет в своём рассказе «Собаки»: «Перед самым моим уходом один из работников музея рассказал мне драматический финал жизни Султана — его бесприютную тяжкую старость. Вот тогда-то и дрогнуло моё сердце. В судьбе этого пса я увидел нечто человеческое». Бывший проводник Султана, отставной майор Пётр Бушмин, согласился встретиться с писателем и поведал ему многое из жизни пса, в частности рассказал о недооценённой понятливости собак, придавая им характерные человеческие черты поведения, такие, например, как ревность или обида.

Быть может, кому-нибудь подобная точка зрения и представится порочной, — кажется, она даже имеет специальное научное наименование — антропоморфистская, но мне решительно безразлично, к какой графе отнесёт наука мою любовь и уважение к собакам. Лично мне многое непонятно в поведении животных, а к явлениям сложным и неясным я привык относиться с уважением.

Израиль Меттер, рассказ «Собаки»

Так появилась психологическая повесть под названием «Мухтар» (автор изменил кличку собаки), опубликованная в 1960 году журналом «Новый мир». Повесть оказалась довольно успешной, и руководство киностудии «Мосфильм» распорядилось о её экранизации, при этом написание сценария осуществил сам Меттер.

Подготовка к съёмкам

Задолго до начала съёмок было ясно, что роль Мухтара не сможет исполнить одна собака: действие в сценарии происходит в течение семи-восьми лет, сперва Мухтар — молодой полуторагодовалый пёс, а к концу фильма ему уже около десяти лет. К тому же животные обычно очень тяжело переносят процесс съёмок, и в любом случае необходимы были запасные собаки, способные в случае форс-мажорных обстоятельств друг друга подменять. Двух взрослых служебно-розыскных псов по кличке Урал и Байкал на всё время работы предоставило Министерство внутренних дел СССР, а третьего, самого молодого, за четыре месяца до начала съёмок «Мосфильм» приобрёл по объявлению. Собаку поселили на киностудии, кормили трижды в день и приучали к новой кличке «Мухтар» — пёс оказался излишне озорным и малопослушным, поэтому в итоге его использовали только лишь в тех эпизодах, где явно требовалось подчеркнуть молодость животного.

Несколько раз Юрий Никулин выезжал с милицией на операции, познакомился со многими проводниками розыскных собак. В качестве консультанта фильма пригласили Героя Советского Союза капитана милиции Сергея Семёновича Подушкина, который занимался с Никулиным так, как будто тому действительно предстояло стать работником правоохранительных органов. Актер вставал рано утром, надевал милицейскую форму, полушубок и отправлялся в питомник — там специально для него из клеток выпускали двух собак. Чтобы они привыкли к Никулину, он сам их выгуливал и кормил. После этого актер уезжал в цирк (шли школьные зимние каникулы) и, отработав три спектакля, снова возвращался в питомник. Подготовка продолжалась более двух недель.

Производственный процесс

Съёмки начались зимой 1964 года, поэтому сначала решили снимать финальные эпизоды сценария, для которых требовалась снежная погода. Местом действия был выбран подмосковный город Кашира, в первый день должна была сниматься сцена, где Мухтар со своим проводником Глазычевым идёт по следу рецидивиста, убившего колхозного сторожа, а следы бандита постоянно заметает сильная метель. Однако с этой сценой возникли серьёзные трудности, проблема заключалась в установленном на поле огромном ветродуе, мощном моторе с самолётным пропеллером, используемым для создания необходимой силы ветра, — он был слишком шумным, и собаки при его включении в ужасе разбегались. Директор фильма предложил отказаться от метели — киногруппа простаивала в течение пяти дней, и за каждый день простоя впустую уходили три тысячи рублей, но режиссёр категорически отверг это предложение. Кто-то вспомнил письмо из Киева от инженера-сантехника Михаила Длигача, который некогда прочёл «Мухтара» и прислал на «Мосфильм» свой вариант сценария для экранизации этого произведения. В письме Длигач упомянул, что является страстным собаководом-любителем, и у него есть умнейший пёс по кличке Дейк, который легко смог бы исполнить главную роль. Сценарий оказался неумелым, поэтому тогда ему никто не ответил, но, оказавшись в затруднительном положении, Семён Туманов решил вызвать этого человека из Киева и привлечь к работе над фильмом. Дейк не боялся ветродуя, неукоснительно выполнял любые команды хозяина и в плане актёрского мастерства оказался самым талантливым из всей четвёрки собак, поэтому впоследствии использовался во всех технически сложных эпизодах.

Собака, названная в честь известного художника, вместе с хозяином поселилась на квартире Никулиных и жила там вплоть до окончания рабочего процесса. Пёс, как оказалось, к тому времени уже обладал некоторой известностью, ещё в 1959 году он выставлялся на XXIII выставке собаководов, где получил оценку «отлично», и позже вошёл в племенную книгу ДОСААФ как ДЕЙК К-252. Во время съёмок эпизода, когда Мухтару после ранения делают операцию, Дейка положили на операционный стол и включили свет, а он вдруг ни с того ни с сего начал тяжело дышать — создавалось полное впечатление больной собаки, что и требовалось режиссёру. В одном из эпизодов собака должна была выкусывать из-под когтей кусочки льда. Чтобы Дейк действовал по сценарию, его хозяин вложил между когтями животного сладкие леденцы — пёс стал вылизывать себе лапы, и в это время оператор снимал крупный план.

Весьма напряжённо проходили съёмки сцен, где Мухтар натравливался на персонажей, потому что собаки, будучи служебными, атаковали актёров в полную силу. Особенно трудно давался эпизод, в котором бывшая хозяйка, спустя несколько лет, приезжает посмотреть на пса, и тот яростно на неё нападает. Вместо актрисы, Аллы Ларионовой, решили снимать дублёршу — тело девушки обмотали пластами плотного войлока и одели в толстую шубу, Длигач стоял рядом, готовый в любую секунду остановить Дейка. Так было отснято несколько дублей, но Ларионовой они не понравились — она предложила режиссёру переснять сцену со своим участием без дублёрши. Длигач при этом сильно нервничал и бросался оттаскивать пса слишком рано, после четырёх неудачных дублей Туманов попросил двух рабочих держать дрессировщика до тех пор, пока эпизод, по его мнению, не достигнет апогея. Так отсняли пятый дубль, который в итоге и попал в финальную версию фильма. Роль бандита, ночью укравшего из магазина окорок, сыграл молодой актёр Олег Шкловский, присутствовавший в составе съёмочной группы в качестве помощника звукооператора. Другие актёры, узнав, что на них будут натравливать служебную овчарку, сразу же отказывались от роли, а Шкловский вызвался добровольцем. Сцена снималась ночью и вышла не очень эффектной — вместо полноценного задержания собака просто пробежала мимо бандита, и на этом дубле режиссёр решил остановиться, так как в темноте всё равно ничего не видно. Лев Дуров, сыгравший одного из бандитов, подвергся нападению Байкала прямо на съёмочной площадке и, по собственному признанию, чуть не лишился жизни.

Почти все летние сцены снимались под Ростовом, в качестве питомника была выбрана Ростовская школа служебно-розыскного собаководства, в музее которой до сих пор сохранился альбом с рабочими фотографиями фильма. По сюжету в финале картины Мухтар, получив тяжёлое ранение, должен был выглядеть на экране особенно несчастным и больным, для этого к задней лапе Дейка резинкой подвязали кусочек твёрдой проволоки — она легонько покалывала ногу при ходьбе, это было не больно, но достаточно неудобно. Голову пса обмотали бинтами, а шерсть, для придания ей вида старческой неряшливости, облили водой. Однако съёмки проходили в сильную июльскую жару, и шерсть на солнце очень быстро высыхала. Тогда Никулин предложил обмазать пса вишнёвым сиропом, от сиропа его шерсть слиплась, и, таким образом, получился образ старого Мухтара, одобренный режиссёром и попавший в фильм. Меттер также сочинил для сценария дополнительную сцену, в которой пёс, повизгивая от собственного бессилия, боязливо слезает с высокой лестницы. Воплотить это в кадре было крайне сложно, но оказалось, что Дейк в щенячьем возрасте упал с высокого подоконника, после чего стал бояться высоты. Его на руках занесли на верхнюю площадку лестницы, откуда он по команде Длигача медленно сползал вниз к ногам Никулина, дрессировщик при этом стоял сбоку вне кадра и командовал.

Создатели фильма

Съёмочная группа Автор сценария — Израиль Меттер Режиссёр — Семён Туманов Оператор — Александр Харитонов Художник — Георгий Колганов Композитор — Владимир Рубин Дирижёр — Газис Дугашев Дрессировщики — Михаил Длигач, Владимир Круковер Консультант — Сергей Подушкин Звукооператор — Игорь Майоров Помощник звукооператора — Олег Шкловский Художник по костюмам — Людмила Мочалина Грим — Л. Назарова Монтаж — Валентина Кулагина Редактор — Л. Цицина Директор картины — Макс Гершенгорин

В ролях Юрий Никулин — младший лейтенант Глазычев Владимир Емельянов — начальник питомника Леонид Кмит — Степан Дуговец Юрий Белов — Ларионов Алла Ларионова — Маша, бывшая хозяйка Мухтара Фёдор Никитин — ветеринарный врач Зырянов Николай Крючков — комиссар милиции Сергей Голованов — адмирал Колесов Лев Дуров — рецидивист «Рыба» Иван Рыжов — капитан милиции Рыжов Ия Маркс — бабка Феди Екатерина Савинова — Верочка Тамара Логинова — жена Глазычева Юрий Медведев — дворник Федя Владимир Гуляев — капитан милиции Вадим Захарченко — следователь Лидия Савченко — Галинка Валентин Брылеев — оперативник Тамара Яренко — врач

Технические данные

• Чёрно-белый
• Звуковой
• Широкоэкранный

Выход фильма и признание

Премьера фильма состоялась 3 декабря 1965 года, и, по данным сайта Internet Movie Database, в Советском Союзе картину посмотрели 29,6 млн зрителей. После выхода фильма на экран кличка «Мухтар» среди собак стала встречаться гораздо чаще, например, по аналогии с героем фильма своего пса назвала Эдита Пьеха. Известны также случаи, когда реальные псы по кличке Мухтар самоотверженно помогали милиционерам, например, в Подмосковье собака с таким же именем участвовала в спасении трёх провалившихся под лёд людей, в Башкортостане при обыске частного дома верный Мухтар по команде инспектора первым прыгнул в тёмный подвал и во время задержания преступника погиб от удара топором. Можно считать, что с годами эта кличка стала нарицательной, обозначая смелых, бесстрашных собак, готовых ради благородного дела рискнуть своей жизнью.

19 апреля 2002 года «Ко мне, Мухтар!» получил премию российского (ныне международного) кинофестиваля «Золотой клык», как один из лучших фильмов с участием животных, олицетворяющий собой честь и славу отечественного кинематографа. Киновед Сергей Кудрявцев назвал фильм самой популярной отечественной лентой о прочной и нерушимой собачье-людской дружбе, а также подчеркнул некоторую авторскую иронию, существующую вопреки криминально-мелодраматическому сюжету, которая, ко всему прочему, дополняется удачной игрой Никулина: «Будучи цирковым клоуном, он общается на экране с четвероногим партнёром не просто как с равным себе, но и по правилам особой условной игры, проникнутой живым и неподдельным юмором».

Сериал «Возвращение Мухтара»

Спустя сорок лет по телевидению стартовал сериал под названием «Возвращение Мухтара», главным героем которого точно так же выступила восточноевропейская овчарка Мухтар, помогающая милиционеру в раскрытии преступлений. В разных сериях сериала воспроизведены сцены фильма 1964 года и постоянно используется фраза «Ко мне, Мухтар!» как ссылка к фильму.

Факты

• Дейк умер через три года после окончания съёмок, оставив после себя сына, тоже Дейка. Михаил Длигач выдрессировал этого пса не хуже предыдущего и мечтал о создании продолжения фильма, однако второй части так и не суждено было появиться. Позже собаковод эмигрировал в США, где провёл остаток жизни.
• Обращает внимание значительное совпадение сюжетов фильма «Ко мне, Мухтар!» и американского «К-9» (1989). Так, например, в обоих фильмах присутствует сцена, когда собака ревнует главного героя к его женщине, эпизоды ранения и разговоров главного героя со своим псом, так как если бы он был человеком, который всё понимает.

См. также

• К-9 (фильм)

Ссылки

• [www.kinodog.ru/kino/rasskazi/muchtar.html О собаках в фильме «Ко мне, Мухтар!»]
• [www.rutv.ru/tvpreg.html?id=76910&d=1 Аннотация к фильму на сайте телеканала Россия]
• [www.kinoros.ru/db/movies/1164/full.html Полнометражный художественный фильм]

Отрывок, характеризующий Ко мне, Мухтар!

Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.