Кравец, Торичан Павлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кравец Торичан Павлович»)
Перейти к: навигация, поиск
Торичан Павлович Кравец

Т. П. Кравец. Начало 30-х годов
Дата рождения:

10 (22) марта 1876(1876-03-22)

Место рождения:

село Волково, Богородицкий уезд, Тульская губерния, Российская империя

Дата смерти:

21 мая 1955(1955-05-21) (79 лет)

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Страна:

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Научная сфера:

физика, оптика, история науки

Место работы:

Московский университет,
Государственный оптический институт

Альма-матер:

Московский университет

Научный руководитель:

П. Н. Лебедев,
А. А. Эйхенвальд

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Премия Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (1900)

Торича́н Па́влович Кра́вец (10 (22) марта 1876, с. Волково Богородицкого уезда Тульской губернии — 21 мая 1955, Ленинград) — русский и советский учёный-физик, историк физической науки. Член-корреспондент АН СССР по Отделению физико-математических наук (1943), профессор (1944), специалист в области научной и прикладной фотографии и светотехники, историк науки.





Биография

Торичан Павлович Кравец родился в семье земского врача Павла Наумовича Кравца (1851—1907) и фельдшера и акушера Фелицитаны Карповны Шагиной (18521928). Кроме старшего сына, Торичана, в семье было ещё четыре сына и дочь. Первоначальное образование получил дома в городе Богородицке, куда вскоре после его рождения переехала семья, среднее — в Тульской классической гимназии, которую окончил в 1894 году с серебряной медалью. Хорошо знал латинский, немецкий и французский языки, позднее изучил английский и итальянский.

В 1898 году с отличием окончил Московский университет (математическое отделение физико-математического факультета). Ещё студентом 3-го курса начал работать в лаборатории профессора П. Н. Лебедева, слушал лекции выдающихся учёных А. Г. Столетова, Н. А. Умова, Н. Е. Жуковского, Н. Д. Зелинского. По окончании университета был оставлен на кафедре физики для подготовки к профессорскому званию. В том же году принят ассистентом на кафедру физики Московского инженерного училища (с 1913 — Московский институт инженеров железнодорожного транспорта), возглавляемую профессором А. А. Эйхенвальдом. С 1901 по 1914 читал лекции по физике на Московских педагогических курсах, был секретарём этих курсов[1]. В 1904 призван на действительную воинскую службу, назначен обучающим в телеграфный класс и командирован в город Канск. Уволен в запас в январе 1906 года. С 1907 по 1914 год вёл курсы «Оптика» и «Электричество» на Московских высших женских курсах.

В 1907 году женился на Свечиной Екатерине Михайловне, работавшей учительницей в школе, а затем в гимназии. В дальнейшем она преподавала французский язык в Институте культуры им. Н. К. Крупской в Ленинграде.

В 1911 году Т. П. Кравец сдал магистерские экзамены и в 1913 году на Совете Санкт-Петербургского университета защитил диссертацию на степень магистра. Оппонентами его были И. И. Боргман, Н. А. Булгаков и Д. С. Рождественский.

В апреле 1914 года избран профессором физики Харьковского университета. Занимал ряд должностей вплоть до проректора. В 1920—1921 годах — профессор Политехнического института и Кубанского университета в Краснодаре. В конце 1921 года вернулся в Москву, преподавал в Институте инженеров железнодорожного транспорта, одновременно в феврале 1922 года назначен членом коллегии Научно-технического отдела Высшего Совета Народного Хозяйства и членом комиссии по истории знаний АН СССР[2].

В августе 1922 арестован за поддержку обращений работников высшей школы и Академии наук в правительство по поводу политики властей в отношении науки и образования («Профессорская забастовка»). После пятимесячного заключения приговорён к административной ссылке на 3 года и выслан в Сибирь, проживал в Омске и Иркутске. Имел возможность продолжать научную и преподавательскую работу в Иркутском университете, заведовал (с сентября 1923 года) сейсмологической станцией в районе Байкала. Реабилитирован в 2000 году[3].

В 1926 году, отбыв ссылку, вернулся в Ленинград, где начал работать одновременно в Физико-математическом институте АН СССР (до 1932 года) и, по приглашению академика Д. С. Рождественского, в Государственном оптическом институте (ГОИ). Организовал и возглавил в ГОИ лабораторию научной фотографии, вскоре преобразованную в Фотографический сектор[4].

В 1932—1934 годах одновременно с работой в ГОИ занимал должность начальника кафедры оптики Военно-электротехнической академии. В 1934 присвоена учёная степень доктора физико-математических наук. С 1932 года — профессор, с 1938 года — заведующий кафедрой общей физики и научно-исследовательской лабораторией Ленинградского университета и консультант лаборатории научной фотографии ГОИ.

При эвакуации университета в начале Великой Отечественной войны оставлен в Ленинграде уполномоченным по Физическому факультету ЛГУ. В июле 1942 года, ослабевшим от голода, эвакуирован в город Йошкар-Ола, где продолжил работу в ГОИ.

В 1946 году, по возвращении ГОИ из эвакуации, организовал в институте лабораторию красителей, в которой под его руководством велись исследования и разработки адсорбционных пленочных светофильтров и нейтрально-серых фотометрических клиньев.

Скоропостижно скончался после тяжёлой болезни 21 мая 1955 года.[5][6][7]

Научная, педагогическая и общественная деятельность

Свою научную и педагогическую деятельность Т. П. Кравец начал практически сразу по окончании университета. Его первая работа «Показатель преломления воды для электромагнитных волн λ = 6 см» была выполнена в 1897—1900 годах на тему, предложенную П. Н. Лебедевым, и получила премию имени В. П. Мошнина Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии за 1900 год. Формированию педагогического таланта Т. П. Кравца во многом способствовало его сотрудничество с А. А. Эйхенвальдом. Он придавал большое значение лекционному эксперименту, любил и умел демонстрировать опыты. Кроме прекрасного знания физики, особенно оптики и теории колебаний, он глубоко изучил физическую химию и, в частности, теорию растворов, хорошо владел математикой и механикой[8].

Одна из принципиальных работ Т. П. Кравца в этот период — «Абсорбция света в растворах окрашенных веществ» (1912) послужила основой его магистерской диссертации. Здесь он установил важное соотношение между электронными константами вещества (зарядом и массой) и площадью кривой поглощения, отнесенной к числам колебаний. Соотношение стало одним из количественных подтверждений теории электронов П. Друде. Опубликованная на русском языке в малодоступных «Известиях Московского инженерного училища» и лишь намного позже в сборнике его избранных трудов[9], работа осталась неизвестной за границей, вследствие чего найденное Кравцем соотношение несколько раз «открывалось» заново (напр., в 1926 году Ф. Перреном). Доказанная в ней адсорбционная теорема позволила Т. П. Кравцу впоследствии ввести понятие силы осциллятора, широко применяемое в современной спектроскопии.

Цикл работ Т. П. Кравца, выполненных во время ссылки в Сибирь, посвящён в основном геофизике и связан с вопросом собственных (сейши) и вынужденных (приливы и отливы) колебаний уровня озер. Используя многолетние наблюдения Иркутской обсерватории за озером Байкал и результаты собственных экспериментов на модели Байкала в масштабе 1:600 000, он изучил амплитуду и распределение колебаний уровня воды, которые вызываются действием ветров. Эти работы получили продолжение после возвращения Т. П. Кравца в Ленинград, когда вместе с аспирантом Физико-математического института В. П. Дубовым они исследовали колебания уровня воды на Балтике и связали их с наводнениями в Ленинграде[10]. Подробное изложение этой работы содержится в более поздней статье[11].

В 1926 году, организовав в ГОИ лабораторию научной фотографии, Т. П. Кравец начал исследования природы скрытого фотографического изображения. Задача, поставленная перед ним Д. С. Рождественским, состояла в поддержке фундаментальными и прикладными исследованиями зарождавшейся в стране фотохимической промышленности. Уже через несколько лет в связи с расширением тематики лаборатория была преобразована в Фотографический сектор. К 1932 году Т. П. Кравец сформировал достаточно большой коллектив талантливых молодых учёных (Ю. Н. Гороховский, Г. П. Фаерман, К. С. Ляликов, П. В. Мейкляр, С. Г. Гренишин, И. Р. Протас, В. А. Вейденбах, А. С. Топорец и другие), которые уже вскоре начали получать ценные научные и прикладные результаты в области фотографической сенситометрии, природы фотографической чувствительности, процесса проявления, физико-химических основ синтеза эмульсий, научного и технического применения фотографии. Совместно с М. В. Савостьяновой Т. П. Кравец впервые получил данные о природе скрытого изображения (независимо от исследований немецкого учёного Р. Поля), которые легли в основу теории образования этого состояния микрокристаллов при экспонировании эмульсионного слоя[12].

Под непосредственным руководством Т. П. Кравца велись работы по фотографическим материалам, теории и практике проявления, фотографической сенситометрии, фотооптике[13].

В 1932 году Т. П. Кравцем была организована и проведена первая, а затем и вторая (1941) Всесоюзные конференции по научной фотографии и кинематографии. Он был членом оргкомитета организованного АН СССР Всесоюзного совещания по научной фотографии (Москва, 1937), председательствовал на Всесоюзном совещании по сенситометрии (Ленинград, 1941). «Эти мероприятия сыграли несомненно большую роль в установлении личных контактов и творческих связей между молодыми в основном деятелями бурно развивавшихся научных учреждений и промышленных предприятий, с одной стороны, и между молодёжью и представителями старшего поколения, с другой»[14].

В 1938 году, перейдя ввиду сокращения объёма работ в ГОИ по фотографии на постоянную работу в ЛГУ, Т. П. Кравец возобновил активную педагогическую деятельность на кафедре общей физики. Здесь он начал серию научных работ по фотохимии кристаллов, прерванных с началом Великой Отечественной войны.

В сентябре 1943 года Т. П. Кравец избран членом-корреспондентом АН СССР по отделению физико-математических наук. В представлении на это звание, подписанном академиком С. И. Вавиловым, говорилось[15]: «В лице Т. П. Кравца наша наука имеет пример редкого соединения специальных знаний высокого уровня с общей широкой культурой».[16].

В 1946 году Т. П. Кравцу совместно с группой его сотрудников была присуждена Сталинская премия 2-й степени за работы 1939—1945 гг. по созданию методов и приборов для фотографической сенситометрии. В последние годы жизни он разрабатывал адсорбционные плёночные светофильтры и фотометрические клинья, много времени уделял истории науки. С 1948 года состоял заместителем председателя Комиссии по научной фотографии и кинематографии при Отделении химических наук АН СССР — К. В. Чибисова и председателем её Ленинградского отделения. Заместитель председателя Комиссии по истории физико-математических наук АН СССР (1945—1954). Член Комиссии по истории Академии наук СССР Института истории естествознания и техники АН СССР (1952—1954). Член Комиссии по изучению наследия М. В. Ломоносова и изданию его сочинений (1948—1954). Член коллегии Научно-технического отдела ВСНХ. Зам. главного редактора сочинений М. В. Ломоносова (1948—1954). Член редколлегии «Журнала научной и прикладной фотографии».[17]

Т. П. Кравец автор целого ряда обзоров и статей, посвящённых выдающимся отечественным и зарубежным учёным, в том числе М. В. Ломоносову, Г. В. Рихману, А. С. Попову, Б. С. Якоби, А. Н. Крылову, П. П. Лазареву, М. Фарадею, П. Друде, Г. Лоренцу, П. Н. Лебедеву, С. И. Вавилову, Д. С Рождественскому и другим, исследования «К истории изобретения фотографии»[18].

Под его редакцией вышли на русском языке книги «Теория электронов и её применение к явлениям света и теплового излучения» Лоренца (1934), «Оптика» Друде (1935), «Химия поверхностных явлений» Райдила (1936), «Теория электричества» Абрагама-Беккера (1939), «Начертательная геометрия» Монжа (1947), «Экспериментальные исследования по электричеству» в двух томах Фарадея (1947—1951) и др. Т. П. Кравец был редактором издания трудов Э. Х. Ленца (1950) и П. Н. Лебедева (1963), издания хранящейся в архиве Санкт-Петербургского отделения РАН переписки изобретателей фотографии Дагерра и Ньепса (1949)[19], членом комиссии по изданию трудов Д. И. Менделеева (1949—1942), преемником С. И. Вавилова в качестве главного редактора полного собрания трудов М. В. Ломоносова (1950—1955). Предисловия Т. П. Кравца можно найти практически в половине послевоенных изданий сочинений российских физиков. Отдельными статьями и брошюрами опубликовано более 40 работ Т. П. Кравца, посвященных 14 различным ученым. Большинство статей и выступлений Т. П. Кравца на исторические темы вошло в сборник его очерков и воспоминаний «От Ньютона до Вавилова»[20].

Подводя итоги научной деятельности Т. П. Кравца, академик А. Н. Теренин писал[21].

Т. П. Кравец — научный исследователь с широким кругом интересов, с одинаковым успехом работающий в таких разнообразных областях, как теоретическая и экспериментальная оптика, научная фотография, геофизические проблемы и, наконец, история науки.

Т. П. Кравец — организатор крупнейшей лаборатории, широко обслуживающей оборонные задачи и нужды промышленности, создатель школы советских работников по научной фотографии, отличительной чертой которой является строгость научного подхода наряду с настойчивым стремлением держаться возможно ближе к решению самых основных задач техники на основе современных оптических и физико-химических представлений.

Т. П. Кравец — серьёзный и в то же время блестящий лектор и преподаватель, через аудиторию которого прошли сотни и тысячи представителей советской молодёжи, в лаборатории которого воспитались для научной работы десятки ближайших учеников.

Т. П. Кравец — научно-общественный деятель широкого размаха.

Т. П. Кравец — редактор большого количества книг весьма серьёзного значения для научного обучения советской молодёжи.

Кравец до последних дней сохранял хорошую память и трудоспособность. За три месяца до кончины он прочёл на заседании Ленинградского отделения Комиссии по научной фотографии и кинематографии АН СССР доклад по только что опубликованным работам об одном из явлений фотоэффекта. В середине апреля 1955 года резко проявилась тяжёлая болезнь, следствие пережитой блокадной зимы в Ленинграде. Через месяц Т. П. Кравца не стало. Он похоронен на Шуваловском кладбище в Ленинграде.

Награды и премии

Основные работы

  • Абсорбция света на растворах окрашенных веществ: Эксперим. и теорет. исслед. Т. П. Кравец. — М.: Типо-лит. т-ва Владимир Чичерин, 1912. — 115 с.
  • Жорж Клод. Электричество и его применения в общедоступном изложении / Ж. Клод, Ва. Оствальд; Пер. Т. П. Кравец; Ред., [предисл.] и обраб. А. А. Эйхенвальд. — М.: Космос, 1909—1910. — 625 с.
  • Густав Ми. Молекулы, атомы, мировой эфир / Проф. Г. Ми (Грейсвальд); Пер. с нем. Э. В. Шпольский; Под ред. преп. Моск. инж. уч-ща Т. П. Кравеца. — М.: Природа, 1913. — 220 с.
  • П. Н. Лебедев и созданная им физическая школа: (Из публ. речи памяти покойного) / Т. П. Кравец. — М.: типо-лит. т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1913. — 15 с.
  • Рихард Бернштейн Видимые и невидимые лучи / Пер. Э. В. Шпольского; Под ред. [и с предисл.] Т. П. Кравеца; проф. Р. Бернштейн и проф. В. Марквальд. — М.: Природа, 1914. — 186 с.
  • Т. П. Кравец О геологических последствиях перемещения полярной оси. — Иркутск: 1-я Гостип., 1926, с. 87—89.
  • Михаил Фарадей. Экспериментальные исследования по электричеству, т. I. Перевод с английского Е. А. Чернышевой и Я. Р. Шмидт-Чернышевой. Комментарии и редакция члена-корр. АН СССР проф. Т. П. Кравца. Изд. Академии Наук СССР. — М.— Л., 1947. — 848 с.
  • Гаспар Монж. Начертательная геометрия. Перевод В. Ф. Газе. Комментарии и редакция проф. Д. И. Каргина. Под общей редакцией члена-корр. АН СССР Т. П. Кравца. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1947. — 291 с.
  • Т. П. Кравец. Труды по физике. — М.—Л.: Издательство АН СССР, 1959. — 340 с.
  • От Ньютона до Вавилова (очерки и воспоминания). — Л.: Наука, 1967. — 447 с.

Напишите отзыв о статье "Кравец, Торичан Павлович"

Примечания

  1. [all-photo.ru/portret/kravetc/index.ru.html Кравец Торичан Павлович]
  2. Комиссия по истории знаний. 1921—1932 гг. Из истории организации историко-научных исследований в Академии наук. Сборник документов. / Составители В. М. Орел, Г. И. Смагина. — СПб.: Наука, 2003. — 765 с. — С. 591—592, 701.
  3. Высылка вместо расстрела. Депортация интеллигенции в документах ВЧК-ГПУ. 1921—1923 / Вступ. Ст., сост. В. Макарова, В. Христофорова; коммент. В. Макарова. — М.: Русский путь, 2005. — С. 454.
  4. XV лет Государственного оптического института / Сб. статей под общей редакцией акад. С. И. Вавилова. — Л.—М.: ГТТИ, 1934. — С. 225—250.
  5. Кравец Торичан Павлович. Автобиография. Физики о себе. — Л.: Наука, 1990. — С. 302—303. — 14 000 экз. — ISBN 5-02-024507-X.
  6. Фаерман Г. П. Торичан Павлович Кравец = 50 лет Государственного оптического института им. С. И. Вавилова (1918—1968). Сборник статей / Отв. ред. М. М. Мирошников. — Л.: Машиностроение, 1968. — С. 668-683. — 708 с. — 2100 экз.
  7. Савостьянова М. В., Рогинский В. Ю. Торичан Павлович Кравец (1876—1955). — Л.: Наука, 1979. — 112 с. — 15 000 экз.
  8. Фаерман Г. П. Торичан Павлович Кравец = 50 лет Государственного оптического института им. С. И. Вавилова (1918—1968). Сборник статей / Отв. ред. М.М.Мирошников. — Л.: Машиностроение, 1968. — С. 672—674. — 708 с. — 2100 экз.
  9. Кравец Т. П. Абсорбция света в растворах окрашенных веществ. Экспериментальное и теоретическое исследование. — Труды по физике. — Л.: АН СССР, 1959. — С. 33—145. — 340 с. — 2000 экз.
  10. Кравец Т. П. Новая теория происхождения ленинградских наводнений // Труды по физике. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1959. — С. 296—297. — 340 с. — 2000 экз.
  11. Дубов В. П. Сейши Балтийского моря и связь их с наводнениями в Ленинграде // Труды Гос. Гидролог. Инст.. — 1937. — Вып. 5. — С. 71—89.
  12. Чибисов К. В. Очерки по истории фотографии / Вступ. ст. В. И. Шеберстова. — М.: Искусство, 1987. — С. 177
  13. Кравец Т. П. Фотографический сектор ГОИ // XV лет Государственного оптического института. Сб. статей / акад. С. И. Вавилов. — Л.-М.: Гостехиздат, 1934. — С. 225—250. — 279 с. — 1000 экз.
  14. Гороховский Ю. Н. Научная фотография и фотокинотехника // 50 лет Государственного оптического института им. С. И. Вавилова (1918—1968) / отв. ред. М. М. Мирошников. — Л.: «Машиностроение», 1968. — С. 411—412. — 708 с. — 2100 экз.
  15. Физики о себе. — Л.: Наука, 1990. — С. 305.
  16. library.istu.edu/hoe/personalia/kravets.pdf
  17. [about-msu.ru/next.asp?m1=person1&type=kor&fio=%CA%F0%E0%E2%E5%F6%20%D2%EE%F0%E8%F7%E0%ED%20%CF%E0%E2%EB%EE%E2%E8%F7 Биографическая справка о Т. П. Кравце на сайте МГУ им. Ломоносова]
  18. Кравец Т. П. К истории изобретения фотографии / В кн.: От Ньютона до Вавилова. — Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1967. — С. 62—110.
  19. Документы по истории изобретения фотографии (Переписка Ж. Н. Ньепса, Ж. М. Дагерра и других лиц) / Т. П. Кравец. — М.—Л.: АН СССР, 1949.
  20. Кравец Т. П. От Ньютона до Вавилова. — Л.: Наука, 1967. — 447 с. — 5 400 экз.
  21. Физики о себе. — Л.: Наука, 1990. — С. 308.

Литература

  • Савостьянова М. В., Рогинский В. Ю. Торичан Павлович Кравец: 1876—1955. — Л.: Наука, 1979. — 112 с.
  • Радовский М. И. [ufn.ru/ru/articles/1946/5/l/ К семидесятилетию Т. П. Кравца.] Успехи физических наук. Т. 39, № 1, 1946. С. 212—213.
  • Радовский М. И. [www.ras.ru/FStorage/download.aspx?Id=ab59da84-115f-4f57-a034-d36bdd3275f9 Чествование Т. П. Кравца] // Вестник АН СССР, 1946, № 7, с. 58—61.
  • Гороховский Ю. Н., Мейкляр П. В., Савостьянова М. В., Топорец А. С. [ufn.ru/ufn51/ufn51_6/Russian/r516_f.pdf К семидесятипятилетию Т. П. Кравца] Успехи физических наук. Т. 44, № 2, 1951 г. С. 301—310.
  • Фаерман Г. П. [ufn.ru/ru/articles/1956/2/b/ Торичан Павлович Кравец] Некролог. Успехи физических наук, т. 58, № 2 1956 г. С. 186—192.
  • Фаерман Г. П. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/SOI50/KRAVETS.HTM Фаерман Г. П. Торичан Павлович Кравец // 50 лет Государственного оптического института им. С. И. Вавилова (1918—1968). Сборник статей / Отв. ред. М. М. Мирошников. — Л.: Машиностроение, 1968. — 708 с. — С. 668—683.]

Ссылки

  • Храмов Ю. А. Кравец Торичан Павлович // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 143. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50861.ln-ru Профиль Торичана Павловича Кравца] на официальном сайте РАН
  • [about-msu.ru/next.asp?m1=person1&type=kor&fio=%CA%F0%E0%E2%E5%F6%20%D2%EE%F0%E8%F7%E0%ED%20%CF%E0%E2%EB%EE%E2%E8%F7 Торичан Павлович Кравец на сайте МГУ имени М. В. Ломоносова]
  • Торичан Павлович Кравец на сайте [museum.ifmo.ru/?out=person&per_id=47&letter= Виртуального музея] СПбГУ ИТМО
  • Кравец Торичан Павлович / Ю. Н. Гороховский // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=68206 Торичан Павлович Кравец на сайте «Биография.ru»]
  • [library.istu.edu/hoe/personalia/kravets.pdf Материалы о выборах Т. П. Кравца в АН СССР]

Отрывок, характеризующий Кравец, Торичан Павлович

– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.