Кравков, Сергей Николаевич

Сергей Николаевич Кравков
Место смерти:	Ленинград, СССР
Научная сфера:	гидрография
Место работы:	Морские силы Дальнего Востока, Убекосибирь
Альма-матер:	Морской корпус, Санкт-Петербург
Известен как:	полярник, исследователь Арктики
Награды и премии:

Сергей Николаевич Кравков (11 [23] мая 1894, Санкт-Петербург — февраль 1942, Ленинград) — российский и советский гидрограф, исследователь Арктики.

Биография

Сергей Николаевич Кравков родился в Санкт-Петербурге 11 (23) мая 1894 год. Он стал вторым ребенком в семье выдающегося отечественного фармаколога Н. П. Кравкова (1865—1924) и его супруги Ольги Евстафьевны (1868—1942), дочери хирурга Е. И. Богдановского. В детстве проживал с родителями в Германии и Австро-Венгрии, после распада их брака с 1898 г. жил с матерью в Одессе.

В 1909—1914 гг. С. Н. Кравков обучался в Морском корпусе в Санкт-Петербурге, по окончании которого был произведен в мичманы. В годы Первой мировой войны он служил на Черноморском флоте. Во время боя у мыса Сарыч 5 (18) ноября 1914 г. с немецкими крейсерами «Гебен» и «Бреслау» С. Н. Кравков корректировал огонь артиллерии линкора «Три святителя». Им были выполнены акварельные зарисовки сражения, опубликованные в журнале «Морской сборник» (1915, № 11).

В 1917 г. лейтенант Кравков окончил штурманские классы в Севастополе и получил звание штурмана 1-го разряда. В 1918 г. он был переведен в Одесский гидрографический отдел. В ноябре 1919 г. С. Н. Кравков отправился в плаванье из Одессы во Владивосток на транспортном судне «Иерусалим». Во Владивостоке он перешел на сторону красных, в период японской интервенции находился на нелегальном положении.

В октябре 1922 г. С. Н. Кравков был назначен флагманским штурманом штаба морских сил Дальнего Востока. После реорганизации штаба в 1923 г. он был направлен в Омск — в Управление по обеспечению безопасности кораблевождения в Карском море (Убекосибирь).

В 1923—1926 гг. С. Н. Кравков исследовал полярные моря в составе Убекосибири. В 1930 г. он получил диплом штурмана дальнего плавания. В 1930—1932 гг. С. Н. Кравков выполнял гидрографические работы в Тазовской и Обской губе, им были выполнены зарисовки к первой лоции Обской губы.

С 1932 г. С. Н. Кравков специализировался на астрономических работах на маршруте Северного морского пути. Созданные им астропункты в шхерах Минина, Гыданском заливе, на побережье Восточно-Сибирского моря долгое время служили основой карт тех мест.

В перерывах между навигациями С. Н. Кравков преподавал курс судоустройства в Омском водном техникуме, заведовал гидрометрической станцией Иртышского участка водного пути.

Во время наблюдений в дельте Лены зимой 1940 г. С. Н. Кравков сильно обморозил ноги и руки. Его доставили в больницу поселка Тикси. Врачи с трудом спасли ему жизнь, но кисти рук и стопы ног пришлось ампутировать.

Став инвалидом, С. Н. Кравков переехал в Ленинград, где проживали его мать и сестра. С апреля по октябрь 1941 г. он работал в архиве Гидрографического отдела Главсевморпути.

С. Н. Кравков отказался эвакуироваться из блокадного Ленинграда, веря в скорое его освобождение. Он умер от истощения вместе с матерью и сестрой в феврале 1942 г. Похоронен на Серафимовском кладбище, могила не сохранилась.

Награды

Российская Империя

• Орден Св. Анны 4-й степени (1914).

Семья

• Жена — Кравкова (Чараева) Антонина Александровна
• Сестра — Величковская (Кравкова) Ольга Николаевна (1892—1942)
• Племянник — Величковский Вадим Михайлович (1913-?)
• Дочь — Кравкова Марианна

Память

Имя С. Н. Кравкова носит самый северный из островов Мона (Карское море). Название «остров Кравкова» присвоено ему в 1933 г. В. И. Воробьевым, определившим его точные координаты.

В 1974 г. в Финляндии по заказу СССР было построено гидрографическое судно, получившее название «Сергей Кравков». В настоящее время его владельцем является ФГУП «Гидрографическое предприятие Министерства транспорта Российской Федерации». Порт приписки гидрографического судна «Сергей Кравков» — Архангельск.

Библиография

• Бой 5-го ноября 1914 года у мыса Сарыч (по рассказам участников и опубликованным данным) // Морской сборник. — 1915. — № 11. — С. 1-5.
• Кравков С. Н. Определение секстантом азимута земного предмета / С. Н. Кравков // Северный морской путь: сб. статей по гидрографии и мореплаванию. — Л.: Изд-во Главсевморпути, 1937. — Т.6. — С. 11-20.

Источники

• Гидрография Черноморского флота (1696—1982). Исторический очерк / под ред. Л. И. Митина. — Севастополь: Изд-во Гидрографической службы Черноморского флота, 1984. — С. 349.
• Копытов Ю. П. Разведчики ледовых морей. О гидрографах Арктики / Ю. П. Копытов. — Архангельск: ОАО «ИПП» «Правда Севера»,2009. — С. 324—326.
• Максимов Г. С. Гидрографические работы Сибирского гидрографического Управления в 1933 г. / Г. С. Максимов // Северный морской путь. — 1936. — № 4. — С. 75-78.
• Попов С. В. Точка на карте / С. В. Попов // Газета «Красноярский рабочий». — 1978. — 27 мая.
• Попов С. В. Автографы на картах / С. В. Попов. — Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1990. — С.100; 148; 149; 200.
• Попов С. В. Берега мужества / С. В. Попов. — Красноярск: Красноярское книжное издательство, 1982. — 176 с.
• Справочник по истории географических названий на побережье СССР / Изд-во министерства обороны СССР. Главное управление навигации и океанографии. — 2-е изд., испр. и доп. — 1985. — № 9012. — С. 160.
• Узбекова Д. Г. Кравковы: два поколения ученых из Рязани / Д. Г. Узбекова — М.:Вече, 2014—352 с. ISBN 978-5-4444-1806-2

Отрывок, характеризующий Кравков, Сергей Николаевич

В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.