Кравотынь
| Деревня
Кравотынь
|
Кравоты́нь — деревня (раньше — село) в Осташковском районе Тверской области. Входит в Сорожское сельское поселение.
Содержание
География
Находится на восточном берегу озера Селигер, к северу от города Осташков: 13 км по прямой, 17 км по озеру, более 27 км по дорогам.
История
Кравотынь — одно из древних сел Осташковского района. Первое упоминание в летописи о селении Кравотынь относится к 1478 году. До конца XV века эти земли принадлежали новгородскому архиепископу, а с 1588 года — боярину Вельскому. В 1608 году Кравотынская вотчина перешла из казны во владение к князю Борису Лыкову, которому её пожаловал царь Василий Шуйский. Князь Лыков владел Кравотынской вотчиной, то есть селом и окружающими его деревнями, до самой смерти и завещал её на поминовение души Пафнутьево-Боровскому монастырю, которому она принадлежала вплоть до указа Екатерины II 1764 года об отчуждении монастырских земель.
По данным[2] 1859 года казённое село Кравотынь Тверской губернии имело 70 дворов и 479 жителей, православную церковь и сельское училище. Во второй половине XIX — начале XX века село — центр одноимённых волости и прихода Осташковского уезда . В 1889 году 113 дворов, 613 жителей[3]. Кроме земледелия жители занимались рыболовством, в пользовании крестьян находились часть озера Селигер, часть озера Серемо, озёра Глубокое, Хреское, Лодыжня и река Княжа. В селе работала школа, построенная на средства местного крестьянина М. П. Ёжикова.
После Октябрьской революции населённые пункты Кравотынской волости в 1923 году перешли в состав Чернодорской волости, а весной 1924 года — в состав Осташковской волости Осташковского уезда. Село Кравотынь вошло в состав Котчищенского сельсовета С 1929 года сельсовет в составе Осташковского района Западной области, с 1935 года в Калининской области.
В период коллективизации крестьяне села Кравотынь создали колхоз «Красная Кравотынь». Перед войной в селе было 47 хозяйств, в нём работала постоянная бригада рыбаков, имелись лодки грузоподъемностью 5-10 т.
Во время Великой Отечественной войны (октябрь 1941—январь 1942) Кравотынь оказалась на переднем крае обороны, проходившему по озеру Селигер.
После войны в 50-е годы колхоз «Красная Кравотынь», объединявший 39 хозяйств, попал под укрупнение. Позже колхоз вошел в состав совхоза «Селигер». В 1950 году в селе Кравотынь проживало 156 человек, с 1954 года — в Зальцовском сельсовете Осташковского района и числится деревней. В 1968 году количество жителей — 55 человек, в 1989 — 17 человек (13 хозяйств), в 1997 — 7 хозяйств, 11 жителей.
Всего в деревне около сотни домов, большинство — дачи. Кравотынь превратилась в дачный посёлок со смешанной застройкой, летом население увеличивается в несколько раз за счёт отдыхающих.
Население
| Численность населения | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1859[4] | 1889[5] | 1950 | 1968 | 1989 | 1997 | 2002 |
| 479 | ↗613 | ↘156 | ↘55 | ↘17 | ↘11 | ↗21 |
| 2008 | 2010[1] | |||||
| ↘14 | ↗21 |
Инфраструктура
Планировка и застройка Кравотыни отражают принципы формирования древних городов. Ядром населенного пункта обычно являлись крепость или кремль, а в данном случае, погост, обнесён кирпичной стеной с башенками, и омывается водами с одной стороны — плёса озера, с другой — ручья. В стенах здешней «крепости» или «кремля», как и везде, возведён храм, за стенами которого слободы и улицы. В устье реки устраивали причалы. Здесь тоже основные причалы сельчан находятся не по всему озерному побережью, а в одном месте — в гавани устья ручья. Основных сельских улиц четыре. Одна идет от гавани, вдоль ручья к площади перед въездными воротами «кремля». Три других также сходятся к «кремлю»: две по разным сторонам ручья с восточной окраины села, третья подходит к нему по северному берегу, поворачивает и идет вдоль стены, затем снова поворачивает за «крепостную башню» и по взгорку подходит к крепостным воротам. Центральные общественные объекты городов, как правило, располагались у основных крепостных ворот. В Кравотыне недалеко от центральной площади находятся 2 объекта: «торжище» — то есть магазин, и «гульбище» — общедоступная детская площадка, обустроенная одним из щедрых местных дачников. Можно считать, что исконная Кравотынь — это средневековый город в миниатюре.
Русская православная церковь
Церковь Введения Пресвятой Богородицы (1792—1802 годы). Церковь стоит на берегу Селигера и обнесена каменной оградой. 9 июня 2014 года во Введенском храме была открыта мемориальная доска, посвященная выдающемуся русскому церковному историку Василию Васильевичу Болотову[6].
Известные люди
В селе родились:
- Мина Лукич Колокольников — русский художник-портретист XVIII века, основоположник династии осташковских художников.
- Василий Васильевич Болотов — русский православный историк церкви.
- Василий Иванович Быков — командир торпедного катера, Герой Советского Союза (1944), позже контр-адмирал.
Напишите отзыв о статье "Кравотынь"
Примечания
- ↑ 1 2 tverstat.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/tverstat/resources/55cfbb8041a805a3ae0aee2d59c15b71/pub08-02.doc Всероссийская перепись населения 2010 года. населённые пункты Тверской области
- ↑ Тверская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 года. СПб. 1862 г.
- ↑ [docs.tverlib.ru/kraevedenie/stat_sborniki/ostashkovsky_uezd2/ Сборник статистических сведений о Тверской губернии. Т. 12: Осташковский уезд — 1895.]
- ↑ Тверская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 года. СПб. 1862 г.
- ↑ docs.tverlib.ru/kraevedenie/stat_sborniki/ostashkovsky_uezd2/ Сборник статистических сведений о Тверской губернии. Т. 12: Осташковский уезд — 1895
- ↑ [tvereparhia.ru/novosti/novosti-eparxii/eparkhialnye-sobytiya/6677-dostojnoe-uvekovechenie-pamyati Достойное увековечение памяти]
Ссылки
- [www.seliger-lake.ru/wiki/%D0%9A%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D1%82%D1%8B%D0%BD%D1%8C Туристический справочник Селигера]
- [web.archive.org/web/20120531090834/hram-tver.narod.ru/ostashkovrn/kravotostashkov.html Православные Храмы Тверской Земли]
- [gorodomly.ru/kravotyn/ всё про Селигер]
Отрывок, характеризующий Кравотынь
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
