Кравчук, Пётр Ильич

Пётр Ильи́ч Кравчу́к (укр. Петро Ількович Кравчук, англ. Peter Krawchuk; псевдонимы Арсен, Марко Терлиця) (6 июля 1911, село Стоянов, (ныне Радеховского района Львовской области Украины) — 3 февраля 1997, Торонто, Канада) — украинский писатель, литературовед, публицист и общественный деятель украинского социалистического движения в Канаде.

Биография

Родился 6 июля 1911 года в селе Стоянов, ныне Радеховский район Львовской области. Его образование было прервано в 1926 году, когда польские власти закрыли гимназию в Радехове. Был членом Украинского селянско-рабочего социалистического объединения («Сельроб») и нелегальной Коммунистической партии Западной Украины, часто преследовался польской полицией. В 1930 году эмигрировал в Канаду и прибыл в Виннипег. где установил связи с марксистским Украинским орденом объединённых фермеров (Обществом «Украинский рабоче-фермерский дом», ULFTA).

С 1932 года — член Коммунистической партии Канады. В 1932—1936 годах — секретарь ЦК секции молодёжи Товарищества «Український робітничо-фермерський дім». В 1931—1939 годах — член главной управы Товарищества помощи освободительному движению на Западной Украине. В 1940—1942 годах, когда канадские власти запретили ряд левых и рабочих организаций, находился в заключении за революционную пропаганду.

С 1936 года — главный редактор газеты «Український робітничий вісник», органа ULFTA. Работал корреспондентом эмигрантских газет «Українське життя» и «Життя і слово», в 1947—1949 годах — их спецкореспондент в Киеве. Прибыв в УССР, Кравчук также доставил значительную гуманитарную помощь для восстановления республики после Второй мировой войны.

После возвращения в Канаду часто выступал на митингах, призывая к солидарности с Советской Украиной, что вызывало противодействие и даже насилие со стороны антисоветских украинских националистов. Сам Кравчук, в свою очередь, написал под псевдонимом «Марко Терлиця» ряд острых публицистических статей, разоблачающих послевоенную украинскую эмиграцию в Канаду как коллаборационистов и фашистов.

Впоследствии Пётр Кравчук, став фактически посредником между канадскими и советскими украинцами, совершил ещё ряд поездок в УССР. Одна из них, организованная в 1967 году Центральным комитетом Коммунистической партии Канады с целью расследовать состояние советской национальной политики, привела к неоднозначным последствиям: доклад делегации во главе с Кравчуком констатировал нарастание процессов русификации в СССР. Несмотря на это, а также на критику советского вторжения 1968 году в Чехословакию с его стороны, Кравчук остался в Компартии и сохранял партбилет до самой смерти.

С 1978 по 1991 год был председателем «Товариства Об’єднаних Українських Канадців», единственной эмигрантской украинской организации, поддерживавшей отношения с СССР.

Лауреат Международной премии имени Ярослава Галана (1967) и премии имени Владимира Винниченка (1993).

Умер в Торонто 3 февраля 1997 года в возрасте 85 лет.

Произведения

Пётр Кравчук — автор 40 книг по истории и повседневной жизни украинских трудящихся в Канаде, украинских канадцах на фронтах Второй мировой, социалистическому и националистическому движению в украинской диаспоре и т.д.

• П’ятдесят років на службі народу. До історії української народної преси в Канаді. 1957;
• На новій землі. Сторінки з життя, боротьби і творчої праці канадських українців. 1957;
• Марко Терлиця (псевдо). Правнуки погані. Українські націоналісти в Канаді. Киев, 1960;
• Shevchenko in Canada. 1961;
• Марко Терлиця (псевдо). Націоналістичні скорпіони. Киев, 1963;
• Іван Франко і українська трудова еміграція. 1966;
• Важкі роки. 1968;
• Українці в історії Вінніпега. 1974;
• Листи з Канади. Статті, нариси, памфлети. 1974;
• З рідним народом. 1979;
• Українці в Канаді. 1981;
• Мои друзья и знакомые. Воспоминания, эссе. Киев, 1986;
• Украинцы в канадской литературе. Киев, 1990;
• Частка наших звитяг та болю. 1990;
• Інформативна довідка. Особисті спостереження. 1990;
• Від Петра І до Суслова. 1993;
• Літературна Україна. 1997;

Ссылки

• [www.ukrweekly.com/old/archive/1997/159710.shtml Некролог в газете The Ukrainian Weekly]

Отрывок, характеризующий Кравчук, Пётр Ильич

Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.