Краивичьен, Танин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Танин Краивичьен
тайск. ธานินทร์ ก รัย วิเชียร
премьер-министр Таиланда
8 октября 1976 года — 20 октября 1977 года
Монарх: Рама IX
Предшественник: Сени Прамот
Преемник: Криангсак Чамаманан
 
Вероисповедание: Буддизм
Рождение: 5 апреля 1927(1927-04-05) (97 лет)
Бангкок
Супруга: Карен Андерсон
Партия: Девятая сила
Образование: Таммасатский университет, Лондонская школа экономики
Профессия: юрист
 
Награды:

Танин Краивичьен (тайск. เปรม ติณสูลานนท์; 5 апреля 1927, Бангкок) — таиландский юрист и государственный деятель. 14-й премьер-министр Таиланда (1976—1977). Член королевского Тайного совета. Крайне правый политик, монархист, антикоммунист.





Учёба и юридическая карьера

Происходит из семьи китайского иммигранта, владельца крупного бангкокского ломбарда. Окончил юридический факультет Таммасатского университета. В 1948—1953 году продолжал учёбу в Великобритании, окончил Лондонскую школу экономики. Работал в Лондоне адвокатом, женился на датчанке[1].

Вернувшись в Таиланд, поступил на службу в министерство юстиции. Сделал быструю судейскую карьеру, некоторое время являлся председателем Верховного суда. Затем занимался адвокатурой, преподавал юриспруденцию в Таммасатском и Чулалонгкорнском университетах. Возглавлял Ассоциацию адвокатов Таиланда. Был представлен королю, стал одним из королевских фаворитов.

Консервативно-монархическая политика

Танин Краивичьен выступал как один из ведущих монархо-консервативных идеологов, лидер таиландского ультрароялизма. В своих речах, книгах, телевизионных выступлениях он яростно критиковал левых и коммунистов. После падения правого военного правительства в октябре 1973 года Краивичьен стал депутатом Законодательного собрания по назначению короля.

Краивичьен был сторонником радикального искоренения компартии, запрета леволиберальных организаций, подавления профсоюзов, контроля над студенчеством. После победы коммунистов в Индокитайской войне, объединения Вьетнама под властью компартии, установления коммунистических режимов в Камбодже и Лаосе, он постоянно указывал на серьёзность коммунистической угрозы и требовал решительного противостояния ей. По его мнению, Таиланд мог стать очередной «костяшкой домино», падающей под напором коммунистической экспансии.

Высказывался за восстановление военного режима под патронажем короля. В 1974 году Краивичьен вступил в ультраконсервативное движение «Навапон» и выдвинулся в его лидеры. Объективно Краивичьен выражал позицию не только таиландской элиты, но и широких масс мелкой и средней буржуазии, ремесленников, торговцев, подсобных работников, чрезвычайно обеспокоенных коммунистической опасностью.

Переворот 6 октября 1976 года

В 1976 году политическое противоборство и экономический кризис достигли апогея. Профсоюзные забастовки парализовали экономику. Демонстрации перерастали в массовые беспорядки и ожесточённое столкновение коммунистов и левых с ультраправыми. Прокатилась череда террористических актов. Либеральное правительство Сени Прамота утратило контроль над ситуацией. Движение «Навапон» требовало немедленного возврата к военному правлению.

На этом фоне в Таиланд решил вернуться экс-премьер Таном Киттикачон — свергнутый в 1973 военный диктатор. Левые силы организовали кампанию студенческих протестов, эпицентром которых с 30 сентября 1976 стал Таммасатский университет. 6 октября 1976 года ультраправые Красные гауры и полиция прорвались на территорию университета и учинили жестокую резню левых студентов[2]. В тот же день министр обороны адмирал Сангад Чалорью отстранил от власти премьера Сени Прамота. Военный переворот был одобрен королём.

Во главе правительства

Танин Краивичьен сформировал крайне правое ультрароялистское правительство (в то же время, несмотря на подчёркнутый традиционализм, в состав кабинета впервые в истории Таиланда были включены две женщины — министры образования и транспорта). 22 октября 1976 года вступила в действие новая конституция, резко расширившая прерогативы премьер-министра. В то же время усилилась зависимость правительства от короля и военной хунты (Национальный военный совет) во главе с адмиралом Чалорью, который сохранил пост министра обороны. Период авторитарного правления («постепенный переход к демократии») был анонсирован на ближайшие 12 лет.

Правительство Краивичьена развернуло кампанию репрессий против левых и коммунистов. «Послетаммасатский» режим считается самым жёстким в послевоенной истории Таиланда[3]. Членство в коммунистических организациях каралось смертной казнью. Таиландская армия осуществила серию контрповстанческих спецопераций в труднодоступных районах. Была введена жёсткая цензура СМИ. Специальные подразделения полиции производили изъятия неблагонадёжной, с точки зрения правительства, литературы из книжных магазинов. Распоряжением Краивичьена были сожжены 45 тысяч книг, причём среди них были книги не только Максима Горького, но и Джорджа Оруэлла.

Правительство Краивичьена проводило активную социальную политику. В сельских районах открывались больницы, велось масштабное инфраструктурное и дорожное строительство. Эти меры способствовали росту популярности властей, однако привели к перенапряжению госбюджета и финансовому кризису.

Обострение ситуации и отстранение от власти

Первоначально правительство Краивичьена пользовалось относительно широкой поддержкой. Несмотря на жестокость резни в Таммасатском университете, большая часть таиландского общества позитивно расценила устранение коммунистической угрозы и стабилизацию положения в стране. Однако полицейские преследования, произвол госаппарата, экономические трудности, связанные с ростом бюджетных расходов и неблагоприятной экспортной конъюнктурой, быстро подорвали популярность Краивичьена.

Осложнились также отношения с США. Президент Джимми Картер требовал от таиландского правительства соблюдения прав человека. Конгресс США в специальной резолюции предупредил, что продолжение репрессий исключает получение американской экономической помощи.

Краивичьен оттолкнул от себя и армейские круги, поскольку претендовал на самостоятельность и отказывался предоставлять генералам посты в своём кабинете.

Уже в марте 1977 года была предпринята попытка очередного переворота. Свергнуть правительство Краивичьена попыталась группа военной молодёжи. Выступление было подавлено полицией, однако военная верхушка отнеслась к нему скорее сочувственно. 20 октября 1977 года Национальный военный совет отстранил Танина Краивичьена с поста премьер-министра[4]. Новое правительство возглавил генерал Криангсак Чаманан.

После премьерства. Оценки деятельности

Сразу после отставки Танина Краивичьена король назначил его членом Тайного совета. Краивичьен более 35 лет остаётся членом влиятельного консультативного органа при монархе. Придерживается традиционно-консервативных позиций.

Танин Краивичьен обладает репутацией квалифицированного юриста, убеждённого и честного человека. Однако его премьерство не было успешным. Но в то же время октябрьские события 1976 года в Таиланде обозначили один из переломных моментов в ходе холодной войны: коммунистическая экспансия в Индокитая оказалась жёстко остановлена. Кроме того, правительство Краивичьена приняло на себя основную тяжесть политического и социально-экономического кризиса. Его преемники правили в объективно более благополучной обстановке. В этом смысле деятельность Танина Краивичьена создала условия для успешного развития Таиланда в «эру Према Тинсуланона».

Напишите отзыв о статье "Краивичьен, Танин"

Примечания

  1. Judge picks up the reigns. in: Far Eastern Economic Review, 1976
  2. [links.org.au/node/1287 Thailand: Comparing the 1976 and 2006 coups]
  3. Handley, Paul M.: The King Never Smiles: A Biography of Thailand’s Bhumibol Adulyadej. Yale University Press
  4. [archiviostorico.unita.it/cgi-bin/highlightPdf.cgi?t=ebook&file=/archivio/uni_1977_10/19771021_0014.pdf I militari al potere a Bangkok con un colpo di Stato indolore]

Отрывок, характеризующий Краивичьен, Танин

– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.