Краишник, Момчило

Мо́мчило Кра́ишник (серб. Момчило Крајишник, Momčilo Kraišnik; 20 января 1945, Сараево, Независимое государство Хорватия) — спикер парламента Республики Сербской с октября 1991 по ноябрь 1995. Член Президиума Боснии и Герцеговины с 1996 по 1998 год.

Приговорён Гаагским трибуналом к 27 годам заключения. Он обвинялся в организации этнических чисток на территории Боснии в 1992—1995 годах. Суд оправдал его по обвинению в геноциде. Сам Краишник ни одного пункта обвинения не признал, защита требовала его освобождения.

Краишника захватили в собственном доме в Пале 3 апреля 2000 в ходе силовой операции миротворцев SFOR. Арест был проведен с нарочитой жестокостью. Взорвав входные двери, миротворцы ворвались в дом, скрутили престарелых родителей политика и двух сыновей-школьников. Самому Краишнику не дали одеться — его увели под конвоем в тапочках и халате. [vesti.lenta.ru/pressa/2000/04/04/krajisnik/] Процесс над ним начался 3 февраля 2004, а завершился 31 августа 2006.

Литература

• Milutinović M. Rat je poćeo rijećima. — Banja Luka: Grafid, 2010. — 495 p. — 1000 экз. — ISBN 978-99955-41-15-6.

Ссылки

• [rusk.ru/st.php?idar=171465l Бывшему председателю Сербской Скупщины в БиГ разрешено вести свою защиту самостоятельно]

Отрывок, характеризующий Краишник, Момчило

Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.