Краковский, Николай Иванович

Николай Иванович Краковский
Дата рождения:	5 октября 1903(1903-10-05)
Место рождения:	Рыбинск, Ярославская губерния
Дата смерти:	11 июля 1976(1976-07-11) (72 года)
Место смерти:	Москва
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	хирургия, ангиология
Место работы:	Институт хирургии имени А.В.Вишневского
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	член-корреспондент АМН СССР
Альма-матер:	Нижегородский университет
Награды и премии:

Николай Иванович Краковский (1903—1976) — советский хирург, ангиолог.

Биография

Николай Иванович Краковский родился в 1903 году в городе Рыбинске в семье штурмана дальнего плавания. В 5 лет пошёл в школу, в 15 — поступил на медицинский факультет Нижегородского университета.

В 20 лет начал врачебную деятельность в участковой амбулатории затона имени К. Маркса, где проработал два года врачом и заведующим, затем переведён в посёлок Василёво Горьковской области, где возглавил больницу затона имени Ульянова-Ленина и стал ведущим хирургом. Одновременно являлся экстерном в хирургической клинике Горьковского медицинского института.

Научной работал занялся только в 30 лет. Его учителями были известные хирурги П. Н. Михалкин, В. М. Дурмашкин, Д. П. Кузнецкий, а позднее сам А. В. Вишневский. Первая научная работа посвящена брюшнотифозному перитониту. Зачислен ассистентом на кафедру факультетской хирургии Горьковского мединститута. В 1937 году под руководством патоморфолога В. Г. Штефке защитил кандидатскую диссертацию по теме «Клиника и патологическая анатомия скелетных мышц. Патологические изменения скелетных мышц при туберкулёзе». Вероятно, первый добился создания экспериментальной модели мышечного туберкулёза у животных на основе феномена Шварцмана-Цекарелли.

В 1939 году призван на службу в действующую на Карельском перешейке армию в качестве ведущего хирурга. Позднее возглавлял экспериментальную хирургическую лабораторию Научно-исследовательского санитарного института Красной Армии. С первых дней Великой Отечественной войны в рядах действующих войск Волжского, Ленинградского, Карельского и 1-го Украинского фронтов, оперирует под руководством А. В. Вишневского, П. А. Куприянова, М. Н. Ахутина. В 1947 году защитил докторскую диссертацию, подготовленную большей частью ещё до войны, по теме «Кожные и кожно-мышечные раны, поражённые боевыми отравляющими веществами». Предложил оригинальный биологический способ определения токсичности поражённых раневых поверхностей с конкретными рекомендациями по их обработке. После войны разрабатывал методы хирургического лечения суставного туберкулёза.

После войны около тридцати лет работал в Институте хирургии имени А. В. Вишневского АМН СССР, недолго, в качестве научного сотрудника, затем возглавил хирургическое отделение. Одновременно с 1951 по 1966 год был главным хирургом Министерства здравоохранения РСФСР. Итогом деятельности в должности главного хирурга явились монографии, написанные в соавторстве с Ю. Я. Грицманом «Ошибки в хирургической практике и пути их предупреждения» и «Хирургические ошибки».

С 1954 года занимался сосудистой хирургией, в том числе разрабатывал методы ангиографии, разработал и создал оригинальный набор инструментов для выполнения исследований на сосудах. В 1966 году вместе с В. П. Шишкиным и П. Н. Мазаевым впервые в СССР осуществил аортографию при коарктации аорты через сонную артерию и тогда же сообщил о произведённой им спленопортографии. Итогом работы стала монография, написанная в соавторстве с П. Н. Мазаевым, «Ангиография в хирургии сосудов конечностей и шеи». Краковский первым в СССР разработал и внедрил в широкую практику методику изготовления артериальных гомотрансплантантов, изготовленных в вакууме при низких температурах. Дальнейшая его научная деятельность изложена в монографиях «Облитерирующие заболевания артерий конечностей», «Гемангиомы», «Врождённые артериовенозные свищи» и ряде статей в специализированных журналах.

Краковский является автором более 342 клинических, экспериментальных и научно-организационных работ и 6 монографий. Многие годы он являлся заместителем главного редактора журнала «Советская медицина».

Под его руководством подготовлено 25 докторов и 48 кандидатов наук.

За оригинальные разработки в ангиологии Краковский был удостоен Государственной премии СССР (1975), избран членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР. Имел боевые ордена Отечественной войны второй степени и Красной Звезды, трудовые — два ордена «Знак Почёта», знак — «Отличнику здравоохранения».

Умер 11 июля 1976 года.

Литература

• Колодин Н. Н. Главный хирург Минздрава [Краковский Н. И.] // [miac.zdrav.yar.ru/liter.htm Ярославские эскулапы]. — Ярославль: Канцлер, 2009. — Т. 3. Корифеи и академики. — С. 209-222. — 396 с. — (Этюды о былом). — 150 экз. — ISBN 978-5-91730-002-3.
• Золоторевский В. Я., Мороз В. Ю., Дан В. Н., Савченко Т. В. [www.mediasphera.ru/journals/pirogov/detail/302/4568/ Николай Иванович Краковский. К 100-летию со дня рождения] // Хирургия. Журнал им. Н. И. Пирогова. — № 11. — 2003.

Отрывок, характеризующий Краковский, Николай Иванович

Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!