Краковский поход Льва Даниловича
| Краковский поход Льва Даниловича | |||
| Основной конфликт: Русско-польские войны | |||
| Дата |
1280 | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Польское королевство: Сандомирская земля | ||
| Причина |
Притязания Льва Даниловича на польский трон и польские земли; смерть бездетного короля Болеслава Стыдливого | ||
| Итог |
Поражение галицко-волынских войск | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Краковский поход — военная кампания войск галицко-волынского князя Льва Даниловича вместе с татарами Ногая против польского князя Лешка Черного. Основные события похода произошли в 1280 году после смерти бездетного князя Болеслава Стыдливого, на наследство которого претендовал Лев Данилович. Однако галицко-волынский правитель не получил поддержки краковского боярства и решил добиваться успеха с помощью военной силы. Поход закончился полным разгромом войск Льва Даниловича и его преследованием польскими войсками вплоть до Галицко-Волынской земли.
Предыстория
Во второй половине XIII века Галицко-Волынское княжество, ставшее в 1254 году королевством Руси, стало уделять большее внимание активной внешней политике на Западе. Так, еще при Данииле Романовиче, войска княжества участвовали в войнах с Литвой и Австрией (в последней сын Даниила, Роман Данилович, боролся за власть). В 1267 году Шварн Данилович стал Великим князем Литовским, что еще больше упрочило международный престиж галицко-волынских Романовичей.
С Польшей Галицко-Волынское княжество связывала долгая история противостояния, начиная с 1205 года, когда в битве при Завихосте был убит князь Роман Мстиславич, после чего польские князья на протяжении сорока с лишним лет участвовали в борьбе за галицкий престол и галицкие земли. В 1230-х — 1240-х годах Романовичи поддерживали Конрада Мазовецкого в борьбе против его дяди Болеслава V, что обусловило участие краковских войск на стороне Ростислава Михайловича Черниговского в Ярославском сражении в 1245 году, впрочем, там они были разбиты Даниилом Галицким. В 1259-1260 годах состоялся совместный поход галицко-волынских князей Даниила и Василько Романовичей и татар темника Бурундая в Краковскую землю. В ходе похода был взять город Сандомир, практически все население которого было истреблено, впоследствии был взят и сам Краков. Монголы полностью оставили Польшу только в 1260 году, нанеся огромный ущерб стране. Это привело к еще большей децентрализации и падению авторитета княжеской власти в Польше.
Тем временем, после смерти отца, князь Лев Данилович предпринял несколько попыток по обретению трона соседних государств. Он рассчитывал на литовский трон, когда в 1269 году умер бездетным его брат, князь литовский Шварн. Но, литовская знать предпочла Льву его бывшего союзника Тройдена. В 1269 и 1274 Лев участвовал в походах в литовские земли. Согласно летописи, они завершились «победой и честью великой», но литовский престол Льву не достался.
В 1279 году умер князь Польши Болеслав V Стыдливый. Он умер бездетным, поэтому, стало ясно, что не избежать спора за краковский престол. Претендентами на него стали серадзский князь Лешек Черный, сын Казимира Куявского из династии Пястов, Конрад Черский, сын Земовита Мазовецкого и внук Даниила Галицкого (сын его дочери Переяславы) и другие. Одним из претендентов стал и Лев Данилович, чья жена Констанция была родной сестрой Кунегунды (Кинги), жены Болеслава Стыдливого (они обе были дочерьми короля Венгрии Белы IV Арпада).
Поход
Сандомир
После смерти Болеслава, как сказано в летописи, Лев Данилович «восхотел польской земли»[1], однако, краковские бояре избрали на старший в Польше стол князя Лешка Черного. После этого Лев решил пойти на Польшу с военной дружиной, чтобы добыть корону силой. Для этого Лев обратился за помощью к ордынскому беклярбеку Ногаю, который послал со Львом татарские войска во главе с воеводами Кончаком, Козеем и Кубатаном[1](«...да емоу помочь ѡканьнаго Кончака . и Козѣӕ . и Коубатана»). Лев отправился в поход со своим сыном Юрием, другие галицко-волынские князья — брат Льва Мстислав Данилович, его сын Даниил Мстиславич и двоюродный брат, князь Волынский Владимир-Иван Василькович — изначально не хотевшие идти со Львом, были принуждены к этому татарами («неволей татарскою»).
Подойдя к Сандомиру, войска встали на берегу Вислы, после чего стали переходить её по льду. Сперва переправился Лев со своим полком, затем — Юрий, Мстислав и Даниил Мстиславич. Лев с большей частью войска двинулся в сторону Копшивницы. Войска Владимира Васильковича направились к Осеку. Он узнал, что в лесу у Осека находится много добра, которое плохо охраняется («...ѡсѣкъ во лѣсѣ полнъ люди и товара . не взиманъ бо бѣ никоторою же ратью»[1]). Владимир выслал за этим «добром» войска во главе с Кафилатом и Слезенцем. В состоявшейся битве владимирцам удалось разбить поляков. Хотя битва при Осеке была очень упорная, войскам Владимира Васильковича удалось взять много пленных и большую добычу.
Гозлица
Основные силы галичан продолжали движение в направлении Кошпивницы, и 23 февраля 1280 года они встретились с польскими силами воевод Варша, Петра Богории и Януша Старжа у села Гозлица, которое располагается недалеко от Кошпивниц. По данным польских хронистов, русские войска заметно превосходили по численности польские, впрочем, Ян Длугош, который приводит такие данные[2], склонен преувеличивать численность русских войск. Так или иначе, русские войска оказались наголову разбиты, он потерял многих бояр и «добрых слуг» и ушел из Польши «с великим бесчестьем»[1].
Польские войска начали преследование галичан. Этот процесс описывает Ян Длугош, говоря, что преследование продолжалось до самого Львова. После чего 7 марта польские войска вернулись из Галицкой земли. В этом походе, по сведениям тех же польских хронистов Лев потерял 8 тысяч убитыми и 2 тысяч ранеными.
Последствия
В 1281 году состоялся ответный поход поляков во главе с Лешком Черным против Льва Даниловича. Поляки вторглись в город Перевореск, перебив тамошнее население, не пощадив ни стариков, ни детей. После этого поляки покинули Галицкую землю.
В этом же году началась очередная междоусобная война между Лешком Черным, Конрадом Черским и Болеславом Мазовецким (последние двое были внуками Даниила Галицкого). Лев поддержал Болеслава, однако до смерти Лешка Черного новых открытых конфликтов с Польшей не происходило. В 1292 году, воспользовавшись неразберихой правителей Польши и Чехии, разбил поляков и присоединил к Галиции Люблин. Незадолго до своей смерти (1301 год) Лев еще раз ходил на Польшу и вернулся «с большой добычею и полоном».
Напишите отзыв о статье "Краковский поход Льва Даниловича"
Примечания
Отрывок, характеризующий Краковский поход Льва Даниловича
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
