Краковское воеводство (II Речь Посполитая)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Краковское воеводство
польск. Województwo krakowskie
Герб
Страна

Польша

Статус

Воеводство

Входит в

Вторая Речь Посполитая

Включает

18 повятов (1938): 47 городских гмин и 195 сельских гмин

Административный центр

Краков

Дата образования

23.12.1920

Дата упразднения

сентябрь 1939

Воевода

последний: Юзеф Тыминьски

Официальный язык

Польский

Население (1931)

2 300 100

Плотность

131 чел./км²

Национальный состав

Поляки, евреи, украинцы

Конфессиональный состав

Католики, грекокатолики, иудеи

Площадь

17 560 км²

Краковское воеводство (польск. Województwo krakowskie) — административно-территориальная единица Второй Польской Республики, образованная 23 декабря 1920 года в результате восстановления Польского государства. Столица — Краков. Главные города — Тарнув, Новы-Сонч, Освенцим и Ясло.

В результате административной реформы 1932 года, было упразднено пять ранее существовавших повятов воеводства: Грыбовский, Маковский, Освенцимский, Пльзеньский и Велички. На территории воеводства было 54 города. 1 ноября 1938 года в воеводство были включены (повят новотарский) части Спиша и Оравы с площадью 180 км².



Население

В 1921 году в воеводстве проживало 1 992 810 человек.

Религиозный состав населения:

Этнический состав населения:

Повяты

Площадь повятов указана на 1939 год, исключение составляют упраздненные повяты. Население указано по данным переписи 1931 г., в упразднённых повятах на 1921 г..

Повят Площадь км² Жителей Центр повята Жителей
Краковское воеводство
1 Бяльский 635 139.100 Бяла 22.891
2 Бохеньский 877 113.800 Бохня 12.274
3 Бжеский 849 102.200 Бжеско 3.672
4 Хшанувский 722 138.100 Хшанув 17.833
5 Домбровский 650 66.700 Домброва 6.017
Дембицкий (до 1937) 1141 110.900 Дембица 9.276
6 Горлицкий 1082 104.800 Горлице 6.730
Грыбувский (до 1932) 585 51.932 Грыбув 3.311
7 Ясельский 1055 116.100 Ясло 10.112
8 Краковский 884 187.500 Краков 219.300
9 Място Краков 48 219.300 Краков 219.300
10 Лимановский 944 87.300 Лиманова 2.542
Макувский 1924 до 1932) 823 67.378 Макув 4.111
11 Мелецкий 901 77.500 Мелец 7.057
12 Мысленицкий 988 102.700 Мысленице 6.277
13 Новосондецкий 1572 183.900 Новы-Сонч 30.278
14 Новотарский 2069 131.800 Новы-Тарг 10.700
Освенцимский (до 1932) 314  ? Освенцим (город) 11.949
Пильзненьский (до 1932) 573 47.355 Пильзно 3.671
Подгужский (до 1923) 221 39.937 Подгуже 24.676
Ропчицкий (до 1937) 1141 110.700 Ропчице 3.382
Списко-Оравский (до 1925) 583 22.684 Новы-Тарг 8.071
15 Тарнувский 881 142.400 Тарнув 45.235
16 Вадовицкий 1109 145.100 Вадовице 8.400
Величский (до 1932) 458 68.084 Величка 9.872
17 Живецкий 1153 130.900 Живец (город) 6.571
  • 1 апреля 1932 года был упразднён Грыбувский повят и его территория была поделена Новосондецким, Горлицким и Тарнувским повятами.
  • 1 апреля 1932 года был упразднён Пильзненьский повят и его территория была поделена Ропшицким и Ясельским повятами.

Напишите отзыв о статье "Краковское воеводство (II Речь Посполитая)"

Отрывок, характеризующий Краковское воеводство (II Речь Посполитая)

«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.