Краковское воеводство (II Речь Посполитая)
| ||
Страна | ||
---|---|---|
Статус | ||
Входит в | ||
Включает | ||
Административный центр | ||
Дата образования |
23.12.1920 | |
Дата упразднения |
сентябрь 1939 | |
Воевода |
последний: Юзеф Тыминьски | |
Официальный язык |
Польский | |
Население (1931) |
2 300 100 | |
Плотность |
131 чел./км² | |
Национальный состав |
Поляки, евреи, украинцы | |
Конфессиональный состав |
Католики, грекокатолики, иудеи | |
Площадь |
17 560 км² | |
Краковское воеводство (польск. Województwo krakowskie) — административно-территориальная единица Второй Польской Республики, образованная 23 декабря 1920 года в результате восстановления Польского государства. Столица — Краков. Главные города — Тарнув, Новы-Сонч, Освенцим и Ясло.
В результате административной реформы 1932 года, было упразднено пять ранее существовавших повятов воеводства: Грыбовский, Маковский, Освенцимский, Пльзеньский и Велички. На территории воеводства было 54 города. 1 ноября 1938 года в воеводство были включены (повят новотарский) части Спиша и Оравы с площадью 180 км².
Население
В 1921 году в воеводстве проживало 1 992 810 человек.
Религиозный состав населения:
- Католики латинского обряда — 1 779 889 (89,3 %)
- Иудаизм — 152 926 (7,7 %)
- Грекокатолики — 52 864 (2,7 %)
- Евангелисты — 5 708 (0,3 %)
Этнический состав населения:
Повяты
Площадь повятов указана на 1939 год, исключение составляют упраздненные повяты. Население указано по данным переписи 1931 г., в упразднённых повятах на 1921 г..
Повят | Площадь км² | Жителей | Центр повята | Жителей | |
---|---|---|---|---|---|
Краковское воеводство | |||||
1 Бяльский | 635 | 139.100 | Бяла | 22.891 | |
2 Бохеньский | 877 | 113.800 | Бохня | 12.274 | |
3 Бжеский | 849 | 102.200 | Бжеско | 3.672 | |
4 Хшанувский | 722 | 138.100 | Хшанув | 17.833 | |
5 Домбровский | 650 | 66.700 | Домброва | 6.017 | |
Дембицкий (до 1937) | 1141 | 110.900 | Дембица | 9.276 | |
6 Горлицкий | 1082 | 104.800 | Горлице | 6.730 | |
Грыбувский (до 1932) | 585 | 51.932 | Грыбув | 3.311 | |
7 Ясельский | 1055 | 116.100 | Ясло | 10.112 | |
8 Краковский | 884 | 187.500 | Краков | 219.300 | |
9 Място Краков | 48 | 219.300 | Краков | 219.300 | |
10 Лимановский | 944 | 87.300 | Лиманова | 2.542 | |
Макувский (с 1924 до 1932) | 823 | 67.378 | Макув | 4.111 | |
11 Мелецкий | 901 | 77.500 | Мелец | 7.057 | |
12 Мысленицкий | 988 | 102.700 | Мысленице | 6.277 | |
13 Новосондецкий | 1572 | 183.900 | Новы-Сонч | 30.278 | |
14 Новотарский | 2069 | 131.800 | Новы-Тарг | 10.700 | |
Освенцимский (до 1932) | 314 | ? | Освенцим (город) | 11.949 | |
Пильзненьский (до 1932) | 573 | 47.355 | Пильзно | 3.671 | |
Подгужский (до 1923) | 221 | 39.937 | Подгуже | 24.676 | |
Ропчицкий (до 1937) | 1141 | 110.700 | Ропчице | 3.382 | |
Списко-Оравский (до 1925) | 583 | 22.684 | Новы-Тарг | 8.071 | |
15 Тарнувский | 881 | 142.400 | Тарнув | 45.235 | |
16 Вадовицкий | 1109 | 145.100 | Вадовице | 8.400 | |
Величский (до 1932) | 458 | 68.084 | Величка | 9.872 | |
17 Живецкий | 1153 | 130.900 | Живец (город) | 6.571 |
- 1 апреля 1932 года был упразднён Грыбувский повят и его территория была поделена Новосондецким, Горлицким и Тарнувским повятами.
- 1 апреля 1932 года был упразднён Пильзненьский повят и его территория была поделена Ропшицким и Ясельским повятами.
|
Напишите отзыв о статье "Краковское воеводство (II Речь Посполитая)"
Отрывок, характеризующий Краковское воеводство (II Речь Посполитая)
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.