Крамер, Генрих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генрих Крамер
нем. Heinrich Kramer
Дата рождения:

ок. 1430

Место рождения:

Вольный город Шлеттштадт, Декаполис

Дата смерти:

ок. 1505

Место смерти:

Брюнн или Ольмюц, Священная Римская империя

Страна:

Шлеттштадт
Священная Римская империя Священная Римская империя

Научная сфера:

теология

Учёная степень:

доктор наук

Известен как:

инквизитор

Генрих Крамер (нем. Heinrich Kramer, также известный как Генрикус Инститор (лат. Henricus Institor); ок. 1430, Вольный город Шлеттштадт — 1505, Брно или Оломоуц, Моравия, Священная Римская империя) — немецкий монах доминиканского ордена, автор известного трактата по демонологии «Молот ведьм».

Помещенная на титульном листе книги форма имени «Инститорис» представляет собой латинский генитив — родительный падеж — и читается как «„Молот ведьм“ от Инститора»; часто этот генитив ошибочно принимается за номинативную форму имени. Латинское слово Institor представляет собой точный перевод на латинский язык немецкого слова Kramer — торговец мелочью.

Во времена Крамера погибло около трех тысяч так называемых «ведьм».





Происхождение. Ранние годы

Генрих Крамер родился в бедной семье. В 1445 году он вступил в родном городе в орден доминиканцев. До 1474 года обучался в латинской школе, изучая философию и теологию.

В 1474 году за неприязненную по отношению к императору Фридриху проповедь был подвергнут аресту. Вторично был арестован в 1482 году за растрату денег от продажи индульгенций[1].

В 1479 году, после короткого пребывания в Риме, был назначен инквизитором орденской провинции Аллемания. В том же году он получил докторскую степень по теологии. Это известно из «Книги немецких героев» Панталеона (1618), однако Тритемий, современник Крамера, в своем «Иллюстрированном каталоге мужей Германии» (1495) называет его просто теологом ордена.

Деятельность в качестве инквизитора

Своё первое расследование, уже в должности инквизитора, он провёл в итальянском городке Триенте (в то время в составе Трентского епископства). Тогда речь шла об убийстве двухлетнего мальчика Симонио, предположительно это сделала группа иудеев в ходе ритуального убийства. В ходе этого расследования Генрих Крамер вынес смертный приговор девяти евреям из Триента, убитый ребёнок был причислен к лику святых.

После суда над евреями в Триенте Крамер продолжил вести процессы против ведьм и сект. В 1482 году он стал настоятелем доминиканского монастыря в родном городе, в том же году выпустил брошюру против словенского архиепископа из Краины Андрея Замометича (покончил с собой в Базеле в 1484 году).

По результатам ведовского процесса, проходившего в Равенсбурге (вольный город в составе Швабского союза городов), он приказал сжечь двух женщин на кострах. Именно Генрихом Крамером был в 1484 году составлен текст буллы Summis desiderantes affectibus, которую подписал папа Иннокентий VIII. Согласно тексту «ведовской буллы», власти германских государств должны были всеми силами помогать инквизиторам в борьбе с ведьмами.

После одобрения буллы он приступил к активной борьбе с ведьмами в Бриксенском епископстве, в том числе провёл судебный процесс в Иннсбруке (территория Священной Римской империи, с которой теперь будет связана его карьера). Однако против него выступили представители всех социальных слоёв города. Когда дело приняло угрожающий оборот, местный епископ, чтобы остановить волну недовольства, освободил обвиняемых женщин и отменил приговоры инквизиции. Крамеру было предложено уехать.

Молот ведьм

В ответ, чтобы оправдать свои действия, в декабре 1486 года он написал знаменитую книгу «Молот ведьм». Книга была выпущена в вольном городе Шпайере уже в следующем году, а затем несколько раз переиздана. В 1496 году «Молот» напечатал в Нюрнберге Антон Кобергер.

Впоследствии Крамер хвастался, что отправил на костёр 200 ведьм, а также обвинял в ереси тех, кто сомневался в их существовании. Даже его внешний вид вызывал недоверие и страх среди людей. На своих проповедях он предупреждал об опасности искушения дьяволом, запугивал народ и призвал делать доносы при малейшем подозрении, например, при подозрении в сглазе, порче, появлении необычных болезней и т. д. Генрих предостерегал от сокрытия ведьм и помощи им, убеждал всех в теории заговора. Согласно его мнению, действия дьявола и ведьм вот-вот должны были привести к концу света. Удобство созданной им теории состояло в том, что по указанным признакам можно было обвинить почти любого человека. Руководствуясь папской буллой и пытая людей, он искал только виновных, не пытаясь никого оправдать.

В самом названии труда чувствуется весьма нескромная для церковника аллюзия на Евангелие (ср. Евангелие от Иоанна, Евангелие от Матфея). Действительно — Крамер считал, что он послан самим Господом, чтобы очистить этот мир от ереси. В результате автор в 1490 году был сам осужден инквизицией за неадекватные способы допроса.

Поздние годы

Впоследствии Крамер переехал во владения Габсбургов: с 1488 года он служил в вольном городе Аугсбурге, в 1493—1495 гг. преподавал в качестве профессора Священное писание в Зальцбурге. После недолгого пребывания в Венеции, где он читал лекции по ведовству и в 1499 году выпустил трактат, критикующий позицию итальянского ученого-юриста Антонио Розелли по лишению Папы светской власти, Крамер вернулся обратно. Последняя работа 1501 года, вышедшая в Ольмюце, направлена против вальденцев.

С 1500 года служил в качестве «цензора веры» в Моравии.

Место и дата смерти Крамера точно неизвестны.

В кинематографе «Генрих Крамер» является персонажем фильма «Уитчвилль: Город ведьм» (Witchville), 2010.

Сочинения

  • Epistola contra quendam conciliistam archiepiscopum videlicet Crainensem. [Strassburg]: [Heinrich Eggestein], [1482].
  • Malleus Maleficarum, Maleficas, & earum hæresim, ut phramea potentissima conterens. [Speyer]: [Peter Drach], [1487].
  • Tractatus varii cum sermonibus plurimis contra quattuor errores novissime exortos adversus divinissimum eucharistie sacramentum. Nürnberg: Anton Koberger, 1496.
  • Opusculum in errores Monarchie. Venetijs: Expensis tamen… Petri Liechtensteyn, 1499.
  • Sancte Romane ecclesie fidei defensionis clippeu[s] adversus Walde[n]sium seu Pickardoru[m] heresim … [Iuliomontium]: Conradus Baumgarthen, 1501.

Напишите отзыв о статье "Крамер, Генрих"

Примечания

  1. Teufelsglaube und Hexenprozesse. München, 1991. S. 90.

Литература

  • Reinhard Tenberg. «Institoris, Heinrich». In Bautz, Friedrich Wilhelm (in German). Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexikon (BBKL). 2. Hamm: Bautz. 1990 cols. 1307—1310. ISBN 3-88309-032-8.
  • Andreas Schmauder (Hrsg.): Frühe Hexenverfolgung in Ravensburg und am Bodensee. UVK, Konstanz 2001, ISBN 3-89669-812-5 (Historische Stadt Ravensburg 2).
  • Peter Segl: Heinrich Institoris. Persönlichkeit und literarisches Werk. In: Peter Segl: (Hrsg.): Der Hexenhammer. Entstehung und Umfeld des «Malleus maleficarum» von 1487. Böhlau, Köln u. a. 1988, ISBN 3-412-03587-4, S. 103—126, (Bayreuther Historisches Kolloquium 2).


Отрывок, характеризующий Крамер, Генрих

– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.