Крамер, Деттмар

Деттмар Крамер
Рюити Сугияма и Деттмар Крамер
Общая информация
Полное имя	Деттмар Крамер
Прозвище	Футбольный профессор, Наполеон
Родился	Дортмунд, Веймарская республика
Гражданство	Веймарская республика Третий рейх Германия Германия
Рост	161 см
Вес	53 кг
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
	Виктория Дортмунд	? (?)
	Германия Вайсбаден	? (?)
Тренерская карьера
	Боруссия Липпштадт
	Гезеке
	Падерборн 07
	Ивинг-Линденхорст
1960—1963	Япония (олимп.)
1964—1966	ФРГ	асс. тр.
1971—1974	Египет
1974	США
1974	Герта
1975—1977	Бавария (Мюнхен)
1977—1978	Айнтрахт (Франкфурт)
1978—1981	Аль-Иттихад
1981—1982	Арис
1982—1985	Байер 04
1985	Малайзия
1991—1992	Южная Корея (мол.)
1997	Таиланд
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Деттмар Крамер (нем. Dettmar Cramer; 4 апреля 1925, Дортмунд — 17 сентября 2015, Райт-им-Винкль) — немецкий футболист и тренер, который привёл «Баварию» в 1975 и 1976 годах к победе в Кубке европейских чемпионов. Крамер считается отцом современного футбола в Японии и является членом ордена Священного сокровища, 3-й класс. Он также тренировал сборную США по футболу.

Карьера

Был известен как «Футбольный профессор» за своё внимание к деталям, а также как «Наполеон» из-за низкого роста (161 см), Крамер начинал свою карьеру в «Виктории Дортмунд» и «Германия Вайсбаден». В начале своей тренерской карьеры он управлял такими клубами, как «Боруссия Липпштадт», «Гезеке», «Падерборн 07», и «Ивинг-Линденхорст». На рубеже 1948—1949 годов Крамер в первый раз оказался на службе Немецкого футбольного союза. До 1963 года он работал в качестве главного тренера в Западной Германии, в Дуйсбурге.

Тогда ещё малоизвестный Крамер пробовал себя в карьере журналиста. Он стал ведущим редактором спортивного немецкого телеканала ZDF. Чувствуя, что он в значительной степени изолирован от мирового футбола, Крамер решил уволиться после шести месяцев работы. После этого он был отправлен в Японию, чтобы работать в качестве футбольного тренера.

Для того чтобы укрепить свою сборную перед Олимпийскими играми в Токио, которые предстояли через четыре года, Японской футбольной ассоциации в 1960 году пришла в голову идея привлечения иностранных профессиональных тренеров. Крамер и был в конечном итоге выбран на эту должность. Благодаря стараниям Крамера и усилиям игроков японская сборная преподнесла неприятный сюрприз Аргентине на Токийской Олимпиаде. Свершение этого исторического результата было заслугой Крамера, который воспринимал это в качестве подтверждения того, что японский футбол значительно улучшается. Усилия Крамера не были ограничены сборной, так как он разрабатывал и осуществлял политику для общего развития. Основание первой национальной лиги, подготовка других тренеров, а также укрепление национальной сборной — всё это способствовало успеху Японии на Олимпиаде в Мехико четыре года спустя, когда Япония привезла домой бронзовую медаль.

1 января 1964 года вернулся в Германию, чтобы занять должность помощника тренера национальной сборной, Хельмута Шёна. Он входил в состав тренерского штаба на Чемпионате мира в 1966 году, когда Западная Германия проиграла в финале из-за спорного решения советского лайнсмена. Его талант был высоко оценён ФИФА, которая подписала с ним контракт в 1967 году до 1974 года и отправила его в путешествие по миру, но в это время Крамер также обучал на первом курсе тренеров ФИФА в Японии в 1969 году и заложил основу для структуры тренерского обучения в Японии. Кроме того, с 1 августа 1974 года Крамер был выбран Федерацией футбола США на должность главного тренера национальной сборной Соединённых Штатов.

Во время своего пребывания на службе в сборной получил множество предложений от немецких клубов Бундеслиги, однако он постоянно им отказывал. Затем, 16 января 1975 года, он стал у руля немецкого гранда, «Баварии». Вначале Крамер подвергся резкой критике в Мюнхене в основном из-за своего пассивного стиля. Ходили слухи об увольнении Крамера, но его решительно поддержал капитан команды, Франц Беккенбауэр, который был в долгу перед ним за утверждение Крамера, что Беккенбауэру будет разрешено вернуться в сборную Германии после первоначального запрета из-за пьянки с одной девушкой.

Крамер привёл «Баварию» к победе в Кубке европейских чемпионов 1975 и 1976 годов, а в дополнение выиграл Клубный чемпионат мира по футболу 1976 года. Однако, в сезоне 1976 в Бундеслиге «Бавария» не стала чемпионом, и в дальнейшем дела на внутренней арене шли значительно хуже, чем на международной, такой расклад руководство не устраивал, и Крамер был вынужден уйти в отставку. Крамера продали в «Айнтрахт», руководство которого верило, что он добьётся успеха во Франкфурте, интересно то, что тренер «Айнтрахта», Дьюла Лорант перебрался в «Баварию». Ни один клуб не был счастлив обменом: «Бавария» финишировала с худшим результатом в истории клуба (12-е место), в то время как результаты «Айнтрахта» были в лучшем случае посредственными. В результате клуб расстался с ним 30 июня 1978 года.

Крамер покинул Бундеслигу до сезона 1982/83, на этот раз он стал тренером «Байера». В Леверкузене он сумел вывести клуб на девятое место в лиге за второй год работы. Этот результат оказался потолком для клуба, что и привело к увольнению Крамера после его третьего сезона в команде.

Крамер никогда больше не тренировал в Бундеслиге, вместо этого он снова уехал на Восток. В 2002 году Крамер официально объявил о своём уходе из футбола. В 2005 году он был введён в Японский Футбольный Зал славы.

Личная жизнь

Крамер служил во время Второй мировой войны, как старший лейтенант немецкого подразделения десантников. Женат вторым браком, жил со своей семьёй в Райт-им-Винкле, Бавария.

За свои международные достижения Крамер был награждён двумя почетными докторскими степенями и представлен к ордену «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия». В 1971 году император Хирохито лично вручил ему членство в Ордене Священного сокровища за службу в Японии. Кроме того, Крамер является почётным вождём американских индейцев сиу и могикан.

Ссылки

•  (нем.) [www.eintracht-archiv.de/cramer.html Dettmar Cramer at eintracht-archiv.de]
•  (нем.) [t-online.sport-dienst.de/bundesliga/1978/ Der 34. Speiltag der Bundesliga 77/78]
•  (нем.) [www.transfermarkt.de/de/trainer/876/dettmar-cramer/aufeinenblick.html Dettmar Cramer Statistics]
•  (яп.) [archive.footballjapan.co.uk/user/scripts/user/person_en.php?person_id=1|Japan Soccer Archive]

Отрывок, характеризующий Крамер, Деттмар

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.