Кранмер, Томас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Томас Кранмер
англ. Thomas Cranmer
Архиепископ Кентерберийский
Епископское посвящение 30 марта 1533
Интронизация 4 декабря 1533
Конец правления 4 декабря 1555
Предшественник Уильям Уорхэм
Преемник Реджинальд Поул
Родился 2 июля 1489(1489-07-02)
Аслоктон, Англия
Умер 21 марта 1556(1556-03-21) (66 лет)
Оксфорд, Англия

Томас Кранмер (англ. Thomas Cranmer) (2 июля 148921 марта 1556)[1] — один из отцов английской Реформации, архиепископ Кентерберийский.

Доктор богословия в Кембриджском университете, затем архиепископ Кентерберийский (с 1533). Содействовал установлению королевского верховенства в церковных делах (Генрих VIII был в 1534 провозглашён парламентом главой Церкви Англии), проведению реформации и секуляризации церковного имущества. При Генрихе VIII и Эдуарде VI Кранмер провёл ряд церковных реформ в духе протестантизма, не завершившихся, однако, полной реорганизацией английской церкви. Издал две Книги общих молитв (1549 и 1552 годы), ставших обязательными для богослужения в соответствии с Актами о единообразии. После введения в 1549 году новых богослужебных книг в Корнуолле и Девоне вспыхнуло восстание.





Детство и ранние годы

Томас Кранмер родился 2-го июля 1489 года в небольшой деревне Аслактон в графстве Ноттингемшир. Родители Кранмера — Томас Кранмер и Анна Хэтфилд не принадлежали к аристократическому сословию. Кранмер не был единственным ребёнком в семье, у него было ещё два брата: старший — Джон и младший — Эдмунд.

В возрасте четырнадцати лет мать решает отправить юного Томаса на обучение в Кембридж, в колледж Иисуса и Святой Девы Марии. Немногое известно о событиях, которые происходили на протяжении обучения Кранмера в колледже, однако известно, что в 1511-м году он получил степень бакалавра искусств, а уже в 1515-м году Томас Кранмер стал магистром искусств и получил место в совете Колледжа Иисуса. Женитьба Кранмера на «Темной Джоан» (как её называли), родственнице одной землевладелицы, была несовместима с его прежней должностью, поэтому он был вынужден остаться на должности лектора все в том же колледже. Судя по всему, Кранмер не собирался связывать свою жизнь с церковной карьерой. Однако всего через год после женитьбы Джоан умирает при родах. Личная трагедия семьи Кранмера преображает его, и он уходит в теологию. Уже в 1520-м году Томас возвращается на прежнее место в совете, где получает церковный сан и становится университетским проповедником. В 1525-году он получает докторскую степень по теологии.

Известно, что до начала Реформации Кранмер симпатизировал идеям Эразма Роттердамского, а также с критикой относился к взглядам Мартина Лютера.

Кранмер на службе у Генриха VIII. Бракоразводный процесс

В 1529 году Томас Кранмер продвинулся по карьерной лестнице благодаря помощи в бракоразводном процессе Генриха VIII и Екатерины Арагонской. Он предложил проконсультироваться у европейских университетов по вопросу о законности брака короля с женой его умершего брата Артура. Кранмер полагал, что необходимо убедить богословов, что брак был недействителен с его самого начала, и поэтому расторжение его является абсолютно формальным. Слухи о размышлениях Томаса Кранмера дошли до короля, вследствие чего Кранмера возвысили до ранга дворцового священника. На протяжении всего правления Генриха VIII Кранмер способствовал расторжению браков со всеми последующими женами короля.

Назначение на должность архиепископа

В 1532 году Кранмер был отправлен в посольство в Германию, где встречает свою вторую жену Маргарет — племяницу главы евангелической церкви Нюрнберга Андреаса Озиандера. Кранмер женится на Маргарет тайно, держа в секрете от англичан.

В том же году умирает архиепископ Кентерберийский Уильям Уорхэм, и Генрих VIII незамедлительно выдвигает кандидатуру Томаса Кранмера на роль архиепископа, и её одобряет тогдашний папа Климент VII. Для Кранмера это становится неожиданностью, однако он принимает эту должность. Став архиепископом и заручившись поддержкой своего влиятельного друга Томаса Кромвеля, Кранмер определяет русло реформирования Английской церкви. Однако, при Генрихе VIII Кранмер не может слишком открыто высказывать свои протестантские идеи. В 1534 году парламент принял «Акт о супрематии», который гласил, что король является «верховным главой Английской Церкви»

Следующим шагом стала конфискация церковных земель и принудительное закрытие многих монастырей. Было закрыто в общей сложности 376 монастырей, а их земли Генрих VIII или оставил себе, или раздал или продал «новому дворянству», которое оказывало поддержку монарху; на секвестированных землях были проведены огораживания. Английская Церковь оставалась духовно близка с Католической. Зато Библия теперь стала доступна на английском языке.

Деятельность при Эдуарде VI

После смерти Генриха VIII престол наследует Эдуард VI, которому на тот момент было всего девять лет. Регентом при нём становится явный протестант — герцог Сомерсет. С этого момента можно говорить о втором этапе Реформации. В 1549 году при содействии парламента был издан «Акт о единообразии», который был направлен на установление книги единых молитв, подготовленную Кранмером. Сложно назвать её индивидуальным трудом Томаса Кранмера, так как она содержит заимствования идей Сарума Райта, даже некоторые труды лютеран: Озиандера и Юстуса Йонаса. Также в 1549 году были разрешены браки для священников. Книга Общих Молитв, которая представляла из себя сборник молитв и литургий, изначально предполагалась в качестве единого канона для богослужений и предназначалась для всех диоцезов Церкви Англии, использовавших прежде на местах несколько разновидностей литургических форм латинского обряда. «Книга общественного богослужения», наряду с 39 Статьями англиканского вероисповедания и Ординалом — доктринальный источник вероучения Церкви Англии.

Известность Кранмеру принес и трактат «О Защите истинного и правоверного учения о таинстве причастия», твердо обозначивший его не только как протестанта, но и как пламенного реформатора-богослова. Трактат изначально был издан на латыни и только через три года после казни Кранмера, в 1559 году, был переведен и издан на английском языке.

Восстание Книги Молитв 1549 года

После принятия «Книги общих молитв» в графствах Корнуолл и Девон вспыхнуло восстание. Причин недовольства было две. Во-первых, жители этих двух графств были строгими приверженцами католицизма, а во-вторых, жители Корнуолла говорили на корнском языке и богослужения на латыни были им привычны.

После насильственного изменения обряда, инициированного в день Святой Троицы, прихожане одного из храмов Девона заставили в Духов день священника вернуться к католической литургии. На следующее богослужение прибыли власти для обеспечения нововведений.

Восстание полностью охватило графства Корнуолл и Девон. Восстание было подавлено с особо жестокостью, Лидеров мятежников доставили в Лондон для казни. Всего в восстании погибли около 5500 человек. Предложения о переводе молитвенника на корнский язык было отвергнуто центральной властью.

Кранмер и Мария Тюдор

Плохие времена настали для Кранмера, когда в 1553 году на престол взошла Мария Тюдор. Являясь ревностной католичкой, королева сурово расправлялась со всеми деятелями Реформации. Досталось не только самому Томасу Кранмеру, но и таким деятелям, как Хью Латимер, Николас Ридли. Мария активно занялась реставрацией католицизма и начала с реконструкции монастырей, закрытых при Генрихе VIII.

Судебный процесс и казнь

При реставрации католицизма по повелению Марии Тюдор Кранмер был обвинён в государственной измене. 13 ноября 1553 он был задержан и заключён в тюрьму вместе с двумя другими епископами — Хью Латимером и Николасом Ридли, его сторонниками. Всех троих приговорили к сожжению.

Католики требовали раскаяния Кранмера и публичного отказа от своих убеждений — во-первых, физически, а во-вторых, гноя в заключении. На его глазах в 1555 году сожгли сначала одного епископа, а через несколько месяцев и другого. Марии Тюдор было необходимо его публичное отречение, дабы дискредитировать протестантизм и уменьшить число его приверженцев в народе.

Кранмера пять раз заставляли писать официальные отречения от протестантизма. По инициативе королевы был учрежден диспут в Оксфорде между заключенным Кранмером и торжествующими католическими богословами.

Исход этого диспута был предрешен заранее. Ему предоставили возможность апелляции к папе Римскому в течение 80 дней. Но так как Кранмер находился в заключении, это было невозможно. Кранмер был лишен своего сана. За день до казни Кранмер написал два варианта своей предсмертной речи — католической и протестантской. Он предпочел произнести протестанскую речь. Протестанты видели воочию Кранмера, нашедшего в себе отвагу самому направить в огонь свою правую руку, которой он был принужден написать огромное количество мнимых отречений.

21 марта 1556 года Томас Кранмер был сожжён на костре.

В Лондоне близ Трафальгарской площади стоит памятник трём первым англиканским епископам, сожжённым при Марии Тюдор.

Историография

Несмотря на свою значимость, личность Томаса Кранмера очень слабо представлена в отечественной историографии. Однако же стоит обратить внимание на работу Н. А. Смирновой о деятельности архиепископа Кентерберийского. Британские же историки уделили пристальное внимание Кранмеру, что, в общем-то, неудивительно. Только в XIX веке было опубликовано около 30 биографий и биографических эссе о Кранмере. Оценки деятельности Томаса Кранмера напрямую зависели от религиозной принадлежности авторов. Понятно, что католические историки нелестно отзывались о протестанте Кранмере в своих сочинениях.

  В XX веке появилось несколько важных работ. Автором довольно объемной биографии Томаса Кранмера является Д.Мак-Каллок, в своей довольно пристрастной  работе он широко анализирует деятельность архиепископа, акцентируя особое  внимание на ошибках и неудачах Кранмера. Автором другой биографии известного деятеля Реформации является Ридли Джаспер, однако несмотря на сравнительную полноту работы, Джаспера справедливо критикуют богословы за большое количество неточностей.

Образ в кинематографе и на телеэкране

  • Лоуренс Ханрей в роли Кранмера в фильме «Частная жизнь Генриха VIII», 1933 год.
  • Ламсден Хейр в роли Кранмера в фильме «Малышка Бесс», 1953 год.
  • Сирил Лакхем в роли Кранмера в фильме «Человек на все времена», 1966 год.
  • Бернард Хептон в роли Кранмера в фильме «Генрих VIII и его шесть жен», 1972 год и в телевизионном сериале «Королева Елизавета Английская», 1971 год.
  • Дэвид Уоллер в роли Кранмера в фильме «Леди Джейн», 1986 год.
  • Майкл Малони в роли Кранмера в фильме «Генрих VIII», 2003 год.
  • Ханс Мэтисон в роли Кранмера в телевизионном сериале «Тюдоры», 2007—2010 гг.

Интересные факты

  1. В более ранней русскоязычной литературе можно встретить написание имени Томаса Кранмера в качестве Фомы Кранмера.
  2. Несмотря на свой церковный сан и должность архиепископа, Кранмер был тайно женат.
  3. По биографии Томаса Кранмера английским драматургом ХХ века Чарльзом Уильямсом была написана пьеса.
  4. Был крестным отцом двоих детей Генриха VIII будущих королей Англии Елизаветы I и Эдуарда VI.

Напишите отзыв о статье "Кранмер, Томас"

Примечания

  1. В более ранней русскоязычной литературе — Фома Кранмер

Литература

  1. Ерохин В. Н. Томас Кранмер — деятель эпохи Реформации в Англии. — Нижневартовск: Вестник Нижневартовского университета. — Вып. 2. — 2014.
  2. Смирнова Н. А. Реформация в Англии и деятельность Томаса Кранмера в первой половине XVI века. — М., 1990.
  3. Encyclopedia Britannica, 11th ed. — Vol VII. — Сambridge university Press, 1910. — P 377.
  4. MacCulloch, D. Thomas Cranmer: A Life. — L.: Yale University Press, 1996.
  5. Ridley, Jasper. Thomas Cranmer. Oxf.: Clarendon Press, 1992.

Отрывок, характеризующий Кранмер, Томас

Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.