Крапивник

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Крапивник
Научная классификация
Международное научное название

Troglodytes troglodytes
(Linnaeus, 1758)

Синонимы
  • Olbiorchilus hiemalis
Ареал

Охранный статус

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Вызывающие наименьшие опасения
IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/147806 147806 ]

Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Крапи́вник[1], или подкоре́нник[2], оре́шек[3] (лат. Troglodytes troglodytes) — мелкая птица, единственный представитель семейства крапивниковые (Troglodytidae), обитающий в Америке, Евразии и Северной Африке. Внешне похож на мягкий пушистый шарик с поднятым торчком коротким хвостиком. Птица очень подвижная, с необычно громким голосом — самцы помечают свою немалую территорию, сидя на каком-нибудь возвышении и выводя разнообразные трели, по благозвучию сравнимые с пением соловья или канарейки.





История научного названия

Научное название вида, Troglodytes troglodytes, происходит от древнегреческого слова τρωγλοδύτης, что буквально означает «обитающий в пещере». Так в наше время называют троглодитов — доисторических людей, живших в пещерах. По-видимому, это имя было дано птице благодаря особому способу гнездования — в толстостенной шарообразной постройке, со стороны напоминающей пещеру. Саму птицу древние греки называли τροχίλος (иногда τροχῖλος или τροχεῖλος).[4]

Филогенетическое положение

Согласно классическим представлениям, крапивника относят к роду настоящие крапивники (Troglodytes), наравне с ещё несколькими видами семейства крапивниковых, такими как T. musculus, T. aedon и T. rufociliatus. Вплоть до конца 1990-х годов среди орнитологов имелся определённый консенсус относительно систематического положения данного таксона. Однако в 1999 году появились результаты исследования группы Натана Райса из Университета Канзаса (США), основанные на сравнении последовательностей митохондриальной ДНК разных видов.[5] Для большинства видов этого рода результаты подтвердили классическую схему эволюционного происхождения, однако сам крапивник показал более отдалённое родство с остальной группой, нежели это считалось ранее. В результате было решено выделить крапивника в отдельный монотипический род Nannus и трактовать его как Nannus troglodytes. Стоит, однако, отметить, что использованный метод в настоящее время пока не получил всеобщего одобрения, а полученный генетический материал недостаточен для подтверждения этой гипотезы. Исследования в этом направлении продолжаются.

Описание

Внешний вид

Крапивник — одна из самых маленьких европейских птиц, его длина составляет всего 9—10,5 см, что почти вдвое меньше домового воробья, размах крыльев 15—17 см, а вес около 8—12 г.[6][7] Телосложение плотное, с короткой шеей и большой головой. Оперение мягкое, пушистое, в верхней части тела рыжевато-бурое, в нижней буровато-серое. По всему телу имеются поперечные тёмные волнообразные бороздки, которые наиболее ярко выражены на маховых перьях первого и второго порядка крыльев и на кроющих хвоста, из-за чего тело кажется полосатым. Крылья короткие, закруглённые. Хвост также непропорционально короткий (ок. 3,5 см[8]) и зачастую вздёрнут вертикально вверх. Клюв шиловидный, тонкий, слегка загнут вниз. На бровях видны белые полоски перьев, иногда нечётко выраженные. Ноги очень сильные, розоватого цвета. Самцы и самки внешне друг от друга не отличаются. Молодые птицы также существенных отличий не имеют, хотя у них на спине преобладают ржаво-красные тона, а на голове перья светло-коричневые, с тёмными каёмками на вершинах, которые у взрослых птиц не выражены.

Пение

Песня у крапивника громкая, красивая, напоминает голос канарейки и включает в себя сочетание различных трелей с характерным сухим треском, звенящих на высокой ноте. Как выразился немецкий натуралист XIX века Альфред Брем, песня крапивника состоит из «длинной сюиты разнообразно сменяющихся высоких флейтовых тонов, которые на середине довольно продолжительной песни переходят в звучную постепенно замирающую трель, последняя повторяется часто и к концу песни, составляя как бы её заключение».[9] На необычно громкое звучание крапивника ссылаются многие авторы — например, выдающийся российский орнитолог Сергей Бутурлин замечает, что «пение крапивника вблизи, например, в комнате, прямо оглушает, и невольно удивляешься, как может такая маленькая птичка петь громче жаворонка или зяблика».[10] Поют крапивники почти круглый год, ненадолго прерываясь на время линьки, которая у них приходится на июль — сентябрь.[11] Во время пения усаживаются на какое-либо возвышение — пенёк, кучу валежника или ветку сосны или ели. Неожиданно оборвав трель, тут же опускаются на землю и прячутся среди густых зарослей подлеска или корней поваленных деревьев.

Замечено, что характер пения европейских птиц заметно отличается от их американских собратьев, но ещё большее различие наблюдается в самой Северной Америке, где две популяции (западная и восточная) территориально отделены друг от друга. Проведя исследования на голосовые различия, орнитологи выдвинули гипотезу, что первоначально американские западные крапивники отклонились от восточной популяции, а в дальнейшем положили начало популяциям Старого Света.[12][13]

Отличия от близких видов

  • Оперение верхней части тела домового крапивника (Troglodytes aedon) бурое, тогда как у обыкновенного рыжевато-бурое. Нижняя часть тела домового крапивника выглядит значительно светлее.
  • У травяного короткоклювого крапивника (Cistothorus platensis) на спине и верхней части головы имеются полоски белых перьев, которые у обыкновенного крапивника отсутствуют.
  • Скальный длинноклювый крапивник (Salpinctes obsoletus) заметно крупнее, и к тому же его серое брюшко и бурая спина резко контрастируют между собой, тогда как у обыкновенного крапивника эта разница менее ярко выражена.[14]

Распространение

Ареал

Крапивники распространены как в Евразии и Северной Африке, так и Северной Америке. Полагают, что изначально крапивник был исключительно американским видом, поскольку все остальные виды семейства крапивниковых (а их более 60-ти) обитают исключительно в Новом Свете. Вероятнее всего, на территорию Азии, а затем Европы и Африки, он попал через «Берингийский мост» — существовавший когда-то широкий перешеек между Америкой и Азией на месте нынешнего Берингова пролива.[15] В континентальной части Северной Америки имеются две территориально разделённые между собой гнездовые популяции. «Восточная» включает в себя юго-восток Канады (южные районы провинций Онтарио, Квебек, Нью-Брансуик, Манитоба, а также о. Ньюфаундленд) и северо-восток США (Новая Англия и районы Великих озёр). Большинство птиц этой популяции в зимнее время мигрируют в южные и юго-восточные регионы США и северо-восточные регионы Мексики. В «западную» популяцию входят птицы юга Аляски, Британской Колумбии, Айдахо, Вашингтона, Орегона и Северной Калифорнии. Птицы этой популяции либо ведут оседлый образ жизни, либо кочуют на небольшие расстояния. Несколько различающихся между собой подвидов живут оседло на Алеутских и других прилегающих к Аляске островах.[16]

В Европе обитают почти повсеместно, отсутствуя лишь в северной части Скандинавии и в Российской Федерации севернее Архангельской, Вологодской, Пермской областей и Карелии, а также в низовьях Волги. Полагают, что северная граница их ареала проходит вдоль январской изотермы в −7 °C.[13] На большей части территории Европы птицы живут оседло либо кочуют на небольшие расстояния и лишь на северо-западе России и Скандинавии в зимнее время мигрируют. На юге Европейской части России, за исключением Кавказа, птицы встречаются только в зимнее время. В Азии встречаются на обширной территории от Малой Азии до Дальнего Востока, Курильских, Командорских островов и Японии.[17] Обитают в Турции, на Кипре, в Ливане, Средней и Центральной Азии, Казахстане, севере Китая, на Корейском полуострове и Гималаях. В Индии обитают на севере страны. В Сибири и на Дальнем Востоке встречаются восточнее Баргузинского хребта, верховьев рек Олёкма и Витим и Южного Забай­калья.[18] В Азии мигрируют птицы, гнездящиеся в Восточной Сибири, Дальнем Востоке и на о. Сахалин. Подвиды, обитающие на островах Японии, ведут оседлый образ жизни. В Северной Африке встречаются вдоль побережья Средиземного моря и в Атласских горах в Марокко.

Местообитания

Места обитания крапивника — сырые хвойные и тёмные смешанные, реже лиственные леса с густым подлеском и захламлённым валежником, заросшие овраги, пустыри, прибрежные заросли рек и ручьёв, вересковые пустоши, иногда культивируемые человеком ландшафты: сады и парки с живыми изгородями и поросшие травой. В некоторых случаях, как, например, на Командорских островах, он селится среди скал с редким кустарником. Как правило, гнездится недалеко от воды. Держится около земли, проворно пробираясь среди зарослей и бурелома. Летает неохотно, на небольшие расстояния и по прямой линии. Избегает открытых пространств, в случае опасности укрытие ищет на земле. По некоторым сведениям, подобно мышам способен передвигаться под снегом.[11] Крапивники уживаются как в низинной, так и гористой местности: например, в горах Тянь-Шаня он населяет хвойные леса на высоте от 1400 до 3000 м[19], а в Непале встречается на высоте от 2500 до 4800 м над уровнем моря.[13]

Социальное поведение

В отличие от многих других видов семейства, обитающих в тропическом и субтропическом климате, крапивники обычно живут одиночно либо парами и строго придерживаются своей территории, охраняя её от других птиц. Однако в ночное время птицы собираются группами, выбирая для ночлега какое-нибудь наземное укрытие — корневище дерева, углубление в земле либо другой укромный уголок. В одном месте таких птиц обычно собирается до 10 особей, хотя известны случаи, когда в Северной Америке в одном укрытии была обнаружена 31 птица, а в Европе даже 96.[13] В укрытиях птицы держатся прижавшись друг к другу в несколько слоёв по кругу, при этом повернувшись головой к центру. Считается, что таким образом птицы сохраняют своё тепло в северные холодные ночи.

Размножение

Половая зрелость наступает уже на следующий год после вылупления.[20] В случае миграции крапивник появляется в местах гнездовий относительно рано, ещё когда лежит снег. В северной части Российской Федерации он, как правило, появляется в первой половине апреля, а, например, в Южном Забайкалье только в конце мая. О прилёте птиц можно узнать очень быстро, так как самец занимает территорию и сразу начинает издавать трескучие позывные крики. Район выбирается тщательно — это должна быть территория с многочисленными местами для укрытий — например, густой кустарник или группа поваленных деревьев. Самец самостоятельно приступает к строительству большого количества гнёзд, что для других птиц не характерно (однако подобную стратегию практикуют и другие виды семейства крапивниковых). У крапивника таких гнёзд бывает 6—12, хотя на западе Северной Америки их обычно меньше.[13] Причина, по которой птицы тратят массу своей энергии на возведение такого количества неиспользуемых впоследствии гнёзд, неизвестна, однако в ходе экспериментов установлено, что самки отдают предпочтение самцам с бо́льшим количеством построек.[21] Каждое гнездо устанавливается невысоко над землёй либо прямо на земле — между корней и веток лежащего дерева, в низком щелевидном дупле, на берегу ручья, и представляет из собой шарообразное образование с толстыми стенками общим диаметром 90—120 мм с маленьким (около 50 мм в диаметре) боковым входным отверстием.[22] В качестве строительного материала могут использоваться еловые прутики, листья папоротника, сухие травинки, лишайник или любой подобный находящийся поблизости материал. Непременным атрибутом готового гнезда служат комки зелёного мха и сухие прошлогодние листья. Как правило, первоначально все гнёзда в разной степени недостроены, и только когда самка выберет подходящее для кладки гнездо, оно достраивается и выстилается изнутри. В качестве подстилки используются мох, кусочки шерсти и перья, но иногда подстилки может и не быть вовсе. Оставшиеся гнёзда попеременно используются самцом для ночлега. У крапивников хорошо развита полигиния — то есть, на одного самца может приходиться две и более самки.[23] Исследования, проводимые в Западной Европе, показали, что около половины всех самцов полигамны, тогда как в Северной Америке этот показатель несколько ниже.[13] За сезон бывает одна или две кладки яиц, первая из которых в Центральной Европе приходится на апрель — май, а вторая — на июнь — июль.[20] Как правило, кладка состоит из 5—7 белых с красноватыми пятнышками яиц размером (16—18) х (12—13) мм.[22] Интенсивность крапления варьирует у различных подвидов, а у командорского крапивника (подвид T. t. pallescens) пятна отсутствуют вовсе.[13] Насиживает одна самка, инкубационный период составляет 13—16 дней.[7][24][25] Птенцы вылупляются голые и беспомощные. Ухаживают за ними оба родителя, однако в случае полигинии роль самца в этом процессе может заметно снизиться. Гнездо птенцы покидают довольно быстро, уже через 11—12 дней.[26] В Евразии крапивники часто становятся жертвой обыкновенной кукушки (Cuculus canorus), которая подбрасывает им в гнездо свои яйца. По результатам наблюдений, проведённых в Северной Америке в условиях дикой природы, средняя продолжительность жизни крапивника составляет 4,1 года.[27]

Питание

Основу рациона крапивников составляют различные насекомые и другие беспозвоночные животные: кузнечики, жуки и их личинки, уховёртки, пауки, равноногие ракообразные, многоножки, мокрицы, улитки и т. п. Осенью, когда животного корма становится недостаточно, употребляют в пищу ягоды (чернику, бузину), семена некоторых растений и даже морские водоросли. В отличие от других видов семейства, крапивники иногда могут охотиться на головастиков и мелкую рыбу, бродя по мелководью наподобие болотных птиц.[13] Корм добывают на земле, обшаривая сырые места, кучи хвороста, корни деревьев и заросли кустарников. Иногда сопровождают барсуков, собирая растревоженных ими насекомых.

Крапивник и человек

Экология и охрана

В целом популяция крапивников считается постоянной — этому способствуют как стабильность используемых ими ландшафтов, так и уживаемость с человеком. Некоторые подвиды, в особенности обитающие на островах, в отдельные годы испытывают значительные колебания численности — к ним, в частности, можно отнести подвиды T. t. mosukei с островов Ицу в Японии, T. t. hirtensis с архипелага Сент-Килда в Шотландии или T. t. fridariensis с острова Фэр (англ. Fair Isle). В Российской Федерации подвид T. t. dauricus включён в Красную книгу Бурятии (II категория), а подвид T. t. pallescens — в Красную книгу Севера Дальнего Востока России и Красную книгу России (III категория).

Обычаи, легенды и фольклор

Крапивник оставил большой след в культурном наследии самых разных народов Европы. У древних кельтов он считался священной птицей: ирландцы называли его «Drui-en», что буквально означало «птица друидов», то есть птица замкнутой касты жрецов и поэтов, а у древних валлийцев слово «Dryw» обозначало как друидов, так и самого крапивника. Кельты верили, что крапивник, которого ассоциировали с богом грома Таранисом, принёс людям с небес на Землю огонь, хотя и сжёг себе при этом крылья. Единственной птицей, не поделившейся с ним своими перьями, оказалась сова, и в наказание за это она стала вынуждена жить одна, поскольку другие птицы начали её сторониться. Жители острова Мэн верили, что крапивник когда-то был злым эльфом, превращённым в птицу, и совершали над ним ритуальное убийство.[28] Вплоть до недавнего времени на День Святого Стефана (26 декабря) у ирландцев существовал обычай поймать и убить крапивника и подвесить его тушку на шесте, что символизировало уход Старого года.

В фольклоре многих народов Западной Европы широко известна притча о том, как крапивник стал «Царём птиц». Первоначальный источник этой притчи точно не определён, однако полагают, что первым её рассказчиком мог быть древнегреческий баснописец Эзоп.[13] Суть притчи заключается в том, что разные птицы устроили между собой соревнование, кто из них взлетит выше других. Самой сильной птицей оказался орёл, и он поднялся в воздух выше всех. Однако у него в перьях спрятался маленький крапивник, и когда орёл в зените уже был готов объявить себя царём, крапивник оторвался от него и взлетел на несколько дюймов выше.[29] След «королевского» происхождения крапивника дошёл до нас в названии этой птицы на нескольких европейских языках. Уже древнегреческие философы Аристотель и Плутарх называли эту птицу Basileus («король») или Basiliskos («королёк»).[30] В современном немецком языке имеется более 400 диалектных синонимов крапивника, причём основные так или иначе имеют царский корень: например, слово «Zaunkönig» буквально означает «Царь оград».[31][32]

Крапивник оставил свой след и в русской классической литературе. В рукописном варианте «Сказки о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина имеются такие строки:

Перед ним вавилонская башня.
На самой на верхней на макушке
Сидит его старая старуха.
На старухе сорочинская шапка,
На шапке венец латынский,
На венце тонкая спица,
На спице Строфилус-птица.

Поскольку ранее в русской литературе птица с таким именем не встречалась, известный русский литературовед М. Ф. Мурьянов провёл исследование на тему источника данного выражения.[33] В результате учёный пришёл к выводу, что имя птицы Пушкин скорее всего позаимствовал из материалов средневековой латинской лексикографии, где оно упоминается как strofilus со ссылкой на английскую рукопись 1200 года[34], или правильнее trochilus[35] — производное от ионийско-аттического слова τρόχίλός[4], которым древние именовали крапивника.

В наше время эта маленькая птичка также не оставляет равнодушными поэтов. Вот два четверостишья из стихотворения Ксении Авиловой [36]:

Прошла гроза с весёлым звонким ливнем,
Острей запахло воздухом лесным,
И распевает маленький крапивник,
Усевшись где-то на ветвях сосны.

И песня, словно звонкий колокольчик,
То громче все поётся, то быстрей,
Как будто птица успокоить хочет
Или спешит обрадовать скорей.

Интересные факты

  • Римский писатель и биограф Гай Светоний Транквилл в своём труде «Жизнь двенадцати цезарей» описывает, что крапивник стал одним из многих предзнаменований убийства Юлия Цезаря, когда «в день перед Идами марта 44 года до рождества Христова в курию Помпей, преследуемый птицами из соседней рощи, влетел с веткой лавра и там же был растерзан».[30][37]
  • Крапивник Лиммершин, «странная птичка», рассказывает сказку Белый котик в «Книге джунглей» Редьярда Киплинга.
  • Немецкий оборот «jemand freut sich wie ein Zaunkönig»[38] означает «петь от радости».[39]
  • Во время Первой мировой войны в 1917—1919 гг. в Великобритании была образована «Женская Королевская Военно-Морская Служба» (англ. Women's Royal Naval Service, сокращённо WRNS), объединявшая женщин — служащих, поваров, телеграфистов и электриков Британских ВМФ. Аббревиатура оказалась созвучной английскому слову wren (буквально крапивник), и вскоре приобрела нарицательный смысл. «Крапивниками» стали называть обслуживающий персонал. В 1939 году, с началом Второй мировой войны, служба была восстановлена и просуществовала до 1993 года, после чего была реорганизована. Одним из призывных лозунгов службы было «Присоединяйся к Крапивникам и освободи мужчину для службы на флоте» (англ. Join the Wrens and free a man for the fleet.).[40][41]
  • Изображение крапивника размещалось на английской монете в 1 фартинг с 1937 по 1956 гг. [42]

Подвиды

Подвид Распространение
T. t. troglodytes (Linnaeus, 1758) Континентальная Европа от Пиренейского п-ова на западе до Урала на востоке, Скандинавского п-ова на северо-востоке и Греции на юго-востоке
T. t. alascensis (Baird, 1869) Острова Прибылова (Алеутские острова, США)
T. t. borealis (Fischer, 1861) Фарерские острова
T. t. cypriotes (Bate, 1903) Кипр, Родос, Крит, Ливан
T. t. dauricus (Dubowski et Taczanowki, 1884) Южное Забайкалье, Маньчжурия, Уссурийский край, Корея, Южный Сахалин
T. t. fridariensis (Williamson, 1951) Фэр-Айл (Великобритания)
T. t. fumigatus (Temminck, 1835) Острова Хонсю, Кюсю, Хоккайдо, Цусима, Ики (Япония); остров Чеджудо (Южная Корея)
T. t. hebridensis (Meinertzhagen, 1924) Внешние Гебриды (Великобритания)
T. t. helleri (Osgood, 1901) Острова Кадьяк, Афогнак, Ресбери (США, у берегов Аляски)
T. t. hiemalis (Vieillot, 1819) Восточная часть Северной Америки (США, Канада)
T. t. hirtensis (Seebohm, 1884) Архипелаг Сент-Килда (Великобритания)
T. t. hyrcanus (Zarudny & Loudon, 1905) Малая Азия, Кавказ, Забайкалье, Северный и Восточный Иран
T. t. idius (Richmond, 1907) Северные провинции Китая: Цинхай, сев. и центр. Ганьсу, Шаньси, сев. Шэньси, Шаньдун, юж. Хэбэй
T. t. indigenus (Clancey, 1937) Великобритания, Ирландия
T. t. islandicus (Hartert, 1907) Исландия
T. t. juniperi (Hartert, 1922) Северо-Западная Киренаика
T. t. kabylorum (Hartert, 1910) Северо-Западная Африка, Южная Испания, Балеарские острова
T. t. kiskensis (Oberholser, 1919) Алеутские острова (США) — между Крысьими островами и островами Амак и Амагат
T. t. koenigi (Schiebel, 1910) Корсика (Франция), Сардиния (Италия)
T. t. kurilensis (Stejneger, 1889) Остров Шиашкотан, Северные Курильские острова
T. t. magrathi (Whitehead, CHT, 1907) Афганистан, Пакистан
T. t. meligerus (Oberholser, 1900) Остров Булдир и Крысьи острова (Алеутские острова, США)
T. t. mosukei (Momiyama, 1923) Острова Ицу (Япония)
T. t. muiri (Rea, 1986) Тихоокеанское побережье Орегона и Северной Калифорнии
T. t. neglectus (Brooks, WE, 1872) Кашмир (Индия) и Гималаи
T. t. nipalensis (Blyth, 1845) Непал, индийский штат Сикким
T. t. obscurior (Rea, 1986) Тихоокеанское побережье Центральной Калифорнии
T. t. ochroleucus (Rea, 1986) Британская Колумбия (Канада), Аляска (США)
T. t. ogawae (Hartert, 1910) Остров Яку (Япония)
T. t. orii (Yamashina, 1938) Острова Дайто (Япония)
T. t. pacificus (Baird, SF, 1864) Запад Северной Америки (США, Канада)
T. t. pallescens (Ridgway, 1883) Командорские острова
T. t. petrophilus (Oberholser, 1919) Аляска
T. t. pullus (Burleigh, 1935) Восточная часть Северной Америки (США, Канада)
T. t. salebrosus (Burleigh, 1959) Штат Вашингтон (США), Британская Колумбия (Канада)
T. t. seguamensis (Gabrielson & Lincoln, 1951) Алеутские острова Сегуам, Амутка и Юнаска
T. t. semidiensis (Brooks, WP, 1915) Острова Семиди (Алеутские острова, США)
T. t. stevensoni (Oberholser, 1930) Штат Вашингтон (США), Британская Колумбия (Канада)
T. t. subpallidus (Zarudny & Loudon, 1905) Северо-восточный Иран, горы Паропамиз (Афганистан), Туркменистан
T. t. szetschuanus (Hartert, E, 1910) Китай (провинции Ганьсу, Шэньси, Сычуань, Хубэй)
T. t. taivanus (Hartert, E, 1910) Тайвань
T. t. talifuensis (Sharpe, 1902) Китайская провинция Юньнань
T. t. tanagensis (Oberholser, 1919) Остров Амчитка (Алеутские острова, США)
T. t. tianschanicus (Sharpe, 1881) Тянь-Шань, Джунгарский Алатау, Тарбагатай, Саур
T. t. zagrossiensis (Zarudny & Loudon, 1908) Юго-Западный Иран
T. t. zetlandicus (Hartert, E, 1910) Шетлендские острова

Напишите отзыв о статье "Крапивник"

Примечания

  1. Коблик Е. А., Редькин Я. А., Архипов В. Ю. Список птиц Российской Федерации. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2006. — 256 с. ISBN 5-87317-263-3
  2. [ptici.narod.ru/ptici/krapivnik.html Крапивник, или подкоренник (Troglodytes troglodytes)]
  3. Крапивник — статья из Большой советской энциклопедии.
  4. 1 2 H. Frisk. Griechisches etymologisches Wörterbuch, 20. Lfg. Heidelberg, 1969, S. 928.
  5. 1 2 Nathan H. Rice, A. Townsend Peterson, Griselda Escalona-Segura. «Phylogenetic Patterns in Montane Troglodytes Wrens» The Condor, Vol. 101, No. 2 (May, 1999), pp. 446—451. PDF [web.archive.org/web/20070928082807/www.specifysoftware.org/Informatics/bios/biostownpeterson/RPE_C_1999.pdf]
  6. Killian Mullarney, Lars Svensson, Dan Zetterström, & Peter J. Grant. «Birds of Europe» 1999 ISBN 978-0-691-05054-6 pp.254
  7. 1 2 А. Ф. Ковшарь «Певчие птицы». Алма-Ата, «Кайнар», 1983
  8. Крапивник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  9. Альфред Брем «Жизнь животных. Птицы» 1863—69 гг. В русском переводе «Жизнь животных, 4 изд., т. 4—10, СПБ, 1911—15»
  10. [www.ecosystema.ru/08nature/birds/136.php Бутурлин С. А. и другие «Птицы. Животный мир СССР» 1940 онлайн]
  11. 1 2 Владимир Остапенко. «Птицы в вашем доме». Москва, «Ариадия», 1996. онлайн [www.zooclub.ru/birds/vidy/94.shtml]
  12. Drovetski SV, Zink RM, Rohwer S et al. (2004) Complex biogeo-graphic history of a Holarctic passerine. Proceedings of the RoyalSociety of London. Series B, Biological Sciences, 271, 1471—2954
  13. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Josep del Hoyo , Andrew Elliott , David A. Christie «Handbook of the Birds of the World, Vol. 10: Cuckoo-Shrikes to Thrushes» Lynx Edicions. 2005. ISBN 84-87334-72-5
  14. [www.mbr-pwrc.usgs.gov/id/framlst/i7210id.html House wren Troglodytes aedon]. Identification Tips. USGS
  15. Donald E. Kroodsma, Hiroshi Momose «Songs of the Japanese Population of the Winter Wren (Troglodytes troglodytes)» The Condor, Vol. 93, No. 2 (May, 1991), pp. 424—432 онлайн [links.jstor.org/sici?sici=0010-5422%28199105%2993%3A2%3C424%3ASOTJPO%3E2.0.CO%3B2]
  16. Gough, G. A., Sauer, J. R., Iliff, M. Patuxent Bird Identification Infocenter. 1998. Version 97.1. Patuxent Wildlife Research Center, Laurel, MD. [www.mbr-pwrc.usgs.gov/id/framlst/infocenter.html]
  17. Л. С. Степанян. Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий. — Москва: Академкнига, 2003. — 808 с. — ISBN 5-94628-093-7.
  18. Иванов А. И., Штегман Б. К. Краткий определитель птиц СССР. Л.: Наука, 1978. 560 с.
  19. [www.birds.kz/Troglodytes%20troglodytes/index.html Мир птиц Казахстана. онлайн]
  20. 1 2 Einhard Bezzel: BLV Handbuch Vögel. BLV Buchverlag GmbH & Co. KG, München, Seite 382—383, 2006, ISBN 3-8354-0022-3
  21. Matthew R. Evansa and Joe L. Burn «An experimental analysis of mate choice in the wren: a monomorphic, polygynous passerine» Behavioral Ecology. University of Oxford Vol. 7 Pp. 101—108 онлайн [beheco.oxfordjournals.org/cgi/content/abstract/7/1/101]
  22. 1 2 А. В. Михеев. Биология птиц. Полевой определитель птичьих гнёзд. — М.: Топикал, 1996. — 460 с. — ISBN 978-5-7657-0022-8.
  23. E. A. Armstrong. «The wren» London, 1955
  24. Измайлов И. В., Боровицкая Г. К. 1973. Птицы Юго-Западного Забайкалья. Владимир.
  25. Ehrlich, P., Dobkin, D., and Wheye, D. (1988). The Birders Handbook: A Field Guide to the Natural History of North American Birds. New York: Simon and Schuster Inc.
  26. Боголюбов А. С., Жданова О. В., Кравченко М. В. Москва, «Экосистема», 2006 онлайн [www.ecosystema.ru/08nature/birds/136.php]
  27. Klimkiewicz, M. K., R. B. Clapp, and A. G. Futcher, 1983. Longevity records of North American birds: Remizidae through Parulinae. Journal of Field Ornithology 54: 287—294. онлайн [www.demogr.mpg.de/longevityrecords/0303.htm]
  28. W. G. Wood-Martin, ed.cit., Vol. II, p. 149; и S. Morrison, MANX FAIRY TALES (Peel, 1939, 2nd edition), pp. 134-7 онлайн [pechkin.rinet.ru/x/smp/xlat/Briggs_KM/FITAL/Kb_1_8.txt]
  29. Handwörterbuch des deutschen Aberglaubens, hg. von H. Bächtold-Stäubli. 9. Bd. Berlin, 1938—1941, SS. 881—884.
  30. 1 2 von Karl Wilhelm Beichert. [www.nabu.de/m01/m01_05/01865.html Vorbote von Caesers Ermordung] Прочитано 2007-08-24
  31. Trübners Deutsches Wörterbuch, hg. von W. Mitzka. 8. Bd. Berlin, 1956, SS. 339—340.
  32. Deutscher Wortatlas, hg. von W. Mitzka. 1. Bd. Gießen, 1951, Karte 43.
  33. [feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v71/v71-103-.htm М. Ф. Мурьянов. К тексту «Сказки о рыбаке и рыбке» онлайн]
  34. R. E. Latham. Revised medieval Latin word-list from British and Irish sources. London, 1965, p. 455, 495.
  35. The Oxford English dictionary, vol. 11. Oxford, 1933, p. 390.
  36. [rbcu.ru/aboutbirds/4589/ Ксения Авилова. Поэтическая орнитология. онлайн]
  37. [ancienthistory.about.com/library/bl/bl_text_suetcaesar.htm Гай Светоний Транквилл «Жизнь двенадцати цезарей» онлайн]
  38. дословный перевод: «радуется как крапивник»
  39. [subscribe.ru/archive/job.lang.deutschland/200212/08222938.html Немецкий язык, быт и образ жизни глазами русского. онлайн]
  40. [www.royalnavalmuseum.org/info_sheets_WRNS.htm «The Women’s Royal Naval Service»] The WRNS: Formation and history to the present day
  41. [caber.open.ac.uk/schools/stanway/Wrens.html «Women at war»] The Wrens — Women’s Royal Naval Service. Прочитано 2007-08-27
  42. George S. Cuhaj - 2012 Standard catalog of world coins (1901 - 2000)

Ссылки

В Викисловаре есть статья «крапивник»
  • [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/504.html Позвоночные животные России: Крапивник]
  • [www.mbr-pwrc.usgs.gov/bbs/htm03/ra2003_red/ra07220.htm Ареал гнездования крапивника в Северной Америке. Карта BBS ( (англ.)Breeding Bird Survey)]
  • [www.mbr-pwrc.usgs.gov/bbs/htm96/cbc622/ra7220.html Места зимовок крапивника в Северной Америке. Карта CBC ( (англ.)Christmas Bird Count)]
  • [ngo.burnet.ru/redbook/fauna/birds/krk/krk.htm Крапивник в Красной книге Бурятии]
  • [www.mbr-pwrc.usgs.gov/id/framlst/i7220id.html Winter wren Troglodytes troglodytes. Identification Tips]
  • [www.birds.kz/Troglodytes%20troglodytes/index.html Крапивник на сайте Мир птиц Казахстана]
  • [web.archive.org/web/20071107023442/kakadu.509.com1.ru/zooclub/66.wav Пение крапивника (аудиофайл)]
  • [web.archive.org/web/20070930081824/www.fmf.ca/HS/HS_report14.pdf Территориальные условия воспроизводства крапивника] (англ.)
  • [www.kamchatsky-krai.ru/red_book_kamchatka/birds/59_komand_krapivnik_1.htm Командорский крапивник Troglodytes troglodytes pallescens (Ridgway, 1883)]
  • [my.ort.org.il/holon/birds/bb1.html Распространение подвидов в Европе, Азии и Северной Африке]
  • [www.bsc-eoc.org/avibase/avibase.jsp?pg=summary&lang=EN&id=7810FF31494E97DC&ts=1126210297296 Классификация крапивника]
  • [web.archive.org/web/20010807025018/www.geocities.com/Paris/LeftBank/9314/stevewren.html Крапивник и День Святого Стефана]


Отрывок, характеризующий Крапивник

Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо: