Крапивянский, Николай Григорьевич

Николай Григорьевич Крапивянский
укр. Мико́ла Григо́рович Кропив'я́нський
Дата рождения	16 (28) декабря 1889(1889-12-28)
Место рождения	село Володькова Девиця Нежинского уезда Черниговской губернии, Российская империя
Дата смерти	21 октября 1948(1948-10-21) (58 лет)
Место смерти	город Нежин Черниговской области, УССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР (УССР) СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1913 — 1917 1918 — 1919 1919 — 1922 1923
Звание
Командовал	(в конце 1917) — 12-м армейским корпусом, 19-й пехотной дивизией; штабом 2-й революционной армии, 1-й Украинской повстанческой дивизией, штабом формирования частей 1-й Украинской советской армии; 60-й стрелковой дивизией, 47-й стрелковой дивизией
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война: Гражданская война на Украине Советско-польская война
Награды и премии	Ордена Российской империи,
В отставке	на хозяйственной работе

Внешние изображения

[ria1914.info/index.php?title=%D0%9A%D1%80%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D0%B2%D1%8F%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9_%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87#mediaviewer/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:%D0%9A%D1%80%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D0%B2%D1%8F%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9_%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87.jpg Крапивянский Н. Г., 1918 год]

Никола́й Григо́рьевич Крапивя́нский (16 (28) декабря 1889 — 21 октября 1948) — советский военный и государственный деятель, офицер Русской императорской армии, участник Первой мировой и Гражданской войн.

Биография

Родился в селе Володькова Девица (ныне Носовского района Черниговской области, Украина) 16 (28) (по другим данным, 5 (17)) декабря 1889 года в зажиточной украинской семье казацкого происхождения. Его отец долгое время был волостным старшиной.

Учился в двухкомплектной земской школе, сдал экстерном экзамены за курс гимназии. В 1913 году окончил Чугуевское военное училище.

Первая мировая война

Участник Первой мировой войны. Воевал на Юго-Западном фронте (8-я армия, 12-й армейский корпус, Севастопольский 75-й пехотный полк). Дослужился до звания подполковника. За боевые отличия неоднократно награждался орденами, был удостоен Георгиевского оружия. С февраля 1917 года — большевик; вместе с Н. В. Крыленко вёл пропагандистскую работу. После фронтового съезда, состоявшегося в мае 1917 года, был отдан под суд.

17 декабря 1917 года был избран командиром 12-го армейского корпуса. Илья Дубинский так описывает эти события:

В это время вихрем на сцену ворвался Крапивянский. С красным флагом в руках он крикнул: «Октябрьская революция победила сегодня и в нашем корпусе. Штаб корпуса окружён большевистскими 74-м и 75-м полками … Генерал Аджиев и эмиссар Петлюры Степура, которые хотели убежать, арестованы. Да здравствует Ленин! Да здравствует партия большевиков! Долой войну, капиталистов и помещиков!» … Только на третий день закончился Чрезвычайный съезд … Командиром корпуса был избран большевик Н. Г. Крапивянский.

С декабря 1917 по февраль 1918 года Крапивянский по приказу Антонова-Овсеенко возглавлял остатки 19-й пехотной дивизии, которая помогала Румчероду сдерживать натиск румынских войск. 18 февраля 1918 года, когда в боевые действия против Румчерода вступили и австрийские войска, Крапивянский отошёл к Вознесенску на соединение с Тираспольским отрядом Якира и Гарькавого. Вместе они образовали 2-ю революционную армию, начальником штаба которой был назначен Крапивянский.

После отступления 2-й революционной армии под натиском австро-германских войск к Таганрогу и Миллерово, Крапивянский назначил вместо себя П. Е. Княгницкого, а сам отправился в Царицын. Не найдя общего языка с местным руководством, вскоре уехал в Москву в распоряжение Всеукраинского бюро для руководства повстанческой борьбой против немецких оккупантов (Повстанбюро).

В начале мая 1918 года Крапивянский в московской гостинице «Дрезден» встретился с А. С. Бубновым, одним из руководителей Повстанбюро. Бубнов назначил его уполномоченным по организации Центрального военно-повстанческого штаба Черниговской и части Полтавской губерний. Перед отправкой со специальной группой Крапивянский посетил С. И. Аралова, в то время начальника Оперативного отдела Народного комиссариата по военным делам Советской России, для уточнения задач повстанцам. После детального инструктажа в Повстанбюро, который провёл руководитель вооружения отрядов и частей И. А. Баварский, в середине мая 1918 года Крапивянский отбыл на Черниговщину, где летом возглавил партизанский отряд, действовавший против австро-германских оккупантов.

Гражданская война

В августе 1918 года, во исполнение приказа № 1 Всеукраинского центрального военно-революционного комитета о начале всеобщего восстания против гетмана Скоропадского и немецких войск, Крапивянский, командуя партизанскими отрядами, начал боевые действия в Черниговской губернии, которые, однако, вскоре были подавлены оккупационными властями, а сам он вынужден был уйти в нейтральную зону между Украинской Державой и Советской Россией.

С 22 сентября 1918 года — начальник 1-й Украинской повстанческой дивизии. В начале декабря 1918 года был отозван с должности из-за того, что дивизия не выполнила приказ Всеукраинского центрального военно-революционного комитета о передислокации с киевского направления на харьковское.

В дальнейшем возглавлял штаб формирования частей 1-й Украинской советской армии. С февраля по май 1919 года, находясь в составе Вооружëнных Сил Украинской ССР, был военным комиссаром и комендантом Нежина.

С 8 сентября 1919 по 18 января 1920 года Крапивянский возглавлял 60-ю стрелковую дивизию РККА. В феврале 1920 года был назначен начальником тыла 12-й армии РККА, одновременно в апреле-мае командовал 47-й стрелковой дивизией РККА, которая отличилась в боях с войсками Деникина за Черниговщину и Киев и против польских войск на мозырском, олевском и овручском направлениях.

Служба в мирное время

Осенью 1920 года ЦК КП(б)У отозвал Крапивянского из Красной Армии и направил в распоряжение Черниговской губернской партийной организации. В начале 1921 года он был назначен начальником войск Всеукраинской чрезвычайной комиссии и уполномоченным правительства УССР по борьбе с бандитизмом. Впоследствии возглавлял войска ВЧК Украины и Крыма, в дальнейшем — старший инспектор погранвойск СССР.

В 1923 году военная карьера Николая Крапивянского закончилась в должности инспектора боевой подготовки при Штабе РККА, и уже с 1924 года он был направлен на хозяйственную работу в Прикаспий. Там на реке Эмбе он занимался восстановлением нефтяных промыслов. Впоследствии в качестве члена коллегии Народного комиссариата совхозов Крапивянский занимался созданием совхозов в Поволжье.

В 1933 году в связи с приходом в Германии к власти фашистов Крапивянскому как опытному специалисту по организации подпольной работы была поручена разработка вопросов партизанского движения. Но уже в 1936 году это направление деятельности было свёрнуто, учитывая изменение взглядов руководства СССР на международное положение. Крапивянского перевели в НКВД, где он занимался инспектированием объектов, на которых был задействован труд заключённых. Впоследствии он перешёл на сугубо гражданскую работу начальника участка Угличского района строительства канала Москва-Волга.

Последние годы

В 1937 году Крапивянский был репрессирован — исключён из ВКП(б) как троцкист и активный участник контрреволюционной организации, 31 мая 1938 года был арестован в Рыбинске и 20 июля 1940 года приговорён к 5 годам лишения свободы. Наказание отбывал в Усть-Вымском лагере (Коми АССР).

После освобождения в 1943 году первое время проживал в Буинске, а после освобождения Украины от немецко-фашистских захватчиков вернулся в Нежин, где работал лесником. Через два года перебрался в Москву, но 27 апреля 1948 года был вынужден снова вернуться в Нежин, выполняя запрет на проживание в столице. Работал конюхом в нежинской больнице. Умер в Нежине. Реабилитирован в 1956 году.

Семья

Сын — Георгий Николаевич (1920—1993), участник Великой Отечественной войны. После увольнения из армии в звании капитана в 1946 году, работал главным инженером, начальником геологоразведочных партий, затем в Министерстве геологии СССР. В 1955 в числе «тридцатитысячников» был направлен в сельское хозяйство. Пять лет возглавлял колхоз «Рассвет» в Калужской области. Во времена хрущевской «оттепели» по собственным собранным материалам написал книгу о Н. Щорсе, раскритиковав его посмертный культ. Книга была поддержана старым большевиком, участником гражданской войны С. Араловым, но не была пропущена в печать. В марте 1960 года Аралов и Крапивянский были приглашены для объяснений в ЦК КПСС, где были вынуждены отказаться от своих «антищорсовских» выводов. Позже Г. Н. Крапивянский работал старшим инженером в одном из министерств, замдиректора Училища живописи и ваяния им. Революции 1905 года по хозяйственной части.

Награды и память

• Орден Красного Знамени как командиру 60-й стрелковой дивизии (1920 год).
• В 1971 году в селе Володькова Девица (до 2016 года село носило название Червоные Партизаны) установлен памятник Крапивянскому работы скульптора М. П. Короткевича и архитектора Л. Д. Куликова.
• Одна из улиц Нежина носит имя Крапивянского, а на доме № 69 по ул. К. Маркса установлена мемориальная доска.
• В Чернигове, на Аллее Героев, был установлен бюст-памятник Николаю Крапивянскому (17 апреля 2015 года бюст Н. Крапивянскому сброшен с пьедестала неизвестными активистами и сдан в музей).

Литература

• Іван Петрович Дудко. Микола Григорович Кропив’янський (Серія «Борці за велику справу») // К.: Політвидав України, — 1965
• Павло Ілляшенко. На крилах революції // Сімферополь: Крим, — 1967
• Михайло Борисович Погребінський. Станіслав Вікентійович Косіор // Київ: Держполітвидав, — 1963
• Йосип Олександрович Баварський. Мої зустрічі з М. Г. Кропив’янським в 1918 році. Збірник «Боротьба за перемогу Радянської влади на Чернігівщині» // Чернігів, 1958
• Ярослав Тинченко. Тайна гибели и захоронения легендарного комдива // Киевский Телеграфъ, № 8, 17-23 квітня 2000 г.  (рус.)
• Юлий Ким. [magazines.russ.ru/continent/2003/117/kim8.html Три рассказа из цикла «Однажды Михайлов…»] // «Континент» 2003, № 117
• Ю. Сафонов. [www.radimich.narod.ru/history2_6.1.htm Документальная повесть о «загадочной» гибели Николая Щорса]// «Ленинское знамя» (сейчас «Унечская газета») № 95-111 за 1991 год.
• Маймескулов Л. М., Рогожин А. И., Сташис В. В. Всеукраинская чрезвычайная комиссия (1918—1922) // Харків: Видавництво Харківського університету, — 1971
• Василий Козлов. Дозорные западных рубежей. Документальные очерки по истории Краснознаменного Западного пограничного округа // Київ: Політвидав, — 1972
• Віктор Ємельянов. До 80-ї річниці Ніжинського повстання червоних партизан. Збірник «Ніжинська старовина» // Випуск 6(9), Київ, 2008
• Дубинский Илья Владимирович. Киевская тетрадь: очерки, этюды // Київ: Радянський письменник, — 1978

Отрывок, характеризующий Крапивянский, Николай Григорьевич

Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.