Красин (ледокол, 1976)
«Кра́син» — дизельный полярный ледокол мощностью в 36 000 л.с. Построен в 1976 году на Хельсинкской верфи «Wärtsilä» (Вяртсиля) по заказу В/О «Судоимпорт».
Это третий в серии из трёх ледоколов, построенных Финляндией по заказу Советского Союза — «Ермак» (1974), «Адмирал Макаров» (1975), «Красин» (1976).
Класс дизельных ледоколов примерно соответствует первому атомному ледоколу «Ленин».
До 1990 года этот ледокол работал в Мурманске, затем был переведён в порт Владивосток.
В 2005 году «Красин» был зафрахтован Антарктической Программой США для открытия прохода к станции Мак-Мёрдо и проводки судна снабжения и танкера[2].
В 2011 году ледокол сыграл ключевую роль в спасательной операции в Охотском море[3].
Содержание
Галерея
- Icebreaker Krasin (completed in 1976).jpg
Ледокол Красин в родном Владивостоке
- Красин 1976.png
Ледокол Красин в проливе Певек осенью 2012 г.
- Ледокол Красин идёт проливом Босфор Восточный ф2.JPG
Ледокол Красин идёт проливом Босфор Восточный
См. также
Напишите отзыв о статье "Красин (ледокол, 1976)"
Примечания
- ↑ [www.rs-head.spb.ru/app/fleet.php?index=740150&type=book1&language=rus RS - Российский морской регистр судоходства]
- ↑ [www.martechpolar.com/Polar%20News/Polar%20News%202004%20Archive.htm Martech Polar — Polar News]
- ↑ ИТАР-ТАСС. [www.rg.ru/2011/01/14/ledokoly-anons.html Ледоколы вместе с плавбазой "Содружество" достигли рефрижератора "Берег Надежды"], Новости дня, Российская газета (14 января 2011 года). Проверено 16 февраля 2011.
Ссылки
- [www.martechpolar.com/Polar%20News/Polar%20News%202004%20Archive.htm Russian Ice-breaker Krasin Heading For Antarctic To Rescue U.S. Polar Station McMurdo (англ.)]
|
Это заготовка статьи о морском транспорте. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Красин (ледокол, 1976)
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
