Красная Кадка
| Село
Красная Кадка
Кызыл Чапчак
Показать/скрыть карты
|
Красная Кадка (тат. Qızıl Çapçaq, Кызыл Чапчак) — село в Нижнекамском районе Татарстана.
Содержание
Физико-географическая характеристика
Месторасположение
Село Красная Кадка расположено в живописных лугах на левом берегу реки Зай, через село с запада на восток протекает речка Сартамак, впадающая в реку Зай.
Заповедная зона
На правом высоком коренном берегу реки Зай в 1,5 км от села Красная Кадка находится один из замечательных памятников ранневековой археологии Волго-Камского региона городище «Кала-Тау», относящееся к X веку. По народным сказаниям, после взятия и уничтожения городища «Кала-Тау» монгольскими завоевателями, его жители расселились в густых лесах в низине реки Зай, то есть на нынешней территории села Красная Кадка.
Историческая справка
Село Красная Кадка упоминается в исторических хрониках уже в конце XVII века. К примеру, на карте Российской империи 1742 года на территории Казанской губернии обозначено селение Красная Кадка. Один из величайших просветителей и мыслителей татарского народа Таджутдин Ялчыгол, жил и обучал детей более четверти века в Красной Кадке с 1799 по 1824 годы. Кроме просветительской работы он занимался лечебной практикой, будучи по профессии врачом.[1]
С момента основания и по сегодняшний день жители села занимаются традиционным скотоводством и земледелием, часть населения занимались скорняжеством и обработкой кожи, пчеловодством, рыбной ловлей и бондарьством, в честь чего, вероятно и возникло название села — Красная Кадка. В селе имелась 2-х жерновая водяная мельница, в конце 50-х годов на её месте была построена 2-х турбинная гидроэлектростанция, снабжающая электроэнергией не только Красную Кадку, но и ближайшие села.
В 1900 году при финансовом содействии Казанской центральной мечети в селе открывается первое учебное заведение — медресе из белого камня. После Октябрьской революции медресе было превращено в начальную школу. В 1932 году школа преобразовывается в школу колхозной молодежи (ШКМ). В 1937 году в этом здании открывается 7-летняя школа, которая через 2 года становится средней. В школе обучались дети из 14 сел нашего и из 5 сел соседнего Заинского района. В 1937 году строится новая 2-х этажная сосновая школа с целым комплексом учебных зданий, интерната, столовой. В 1970 году была построена первая в районе типовая средняя школа из силикатного кирпича соответствующая всем требованиям тогдашнего времени, где обучались 700 учащихся.
На сегодняшний день село Красная Кадка насчитывает около 267 дворов с 470 жителями. Село исключительно татарское, в центре села возвышается мечеть. В селе действует 3-х этажная участковая больница, в которой также находится дом престарелых, детский сад «Каенкай», почта. При типовом сельском доме культуры работает единственный в районе народный театр. Имеется библиотека. В январе 2005 года была завершена телефонизация села. В селе имеется центральное артезианское водоснабжение.
Улицы
|
Напишите отзыв о статье "Красная Кадка"
Примечания
- ↑ [www.millattashlar.ru/index.php/%D0%AF%D0%BB%D1%87%D1%8B%D0%B3%D1%83%D0%BB_(%D0%AF%D0%BB%D1%87%D1%8B%D0%B3%D0%BE%D0%BB),_%D0%A2%D0%B0%D0%B4%D0%B6%D0%B5%D0%B4%D0%B4%D0%B8%D0%BD Татарский энциклопедический словарь]. Казань: Институт Татарской энциклопедии АН РТ. [www.webcitation.org/6ACBh6EKT Архивировано из первоисточника 26 августа 2012].
Ссылки
- [e-nkama.ru/ Официальный сайт Нижнекамского муниципального района Татарстана]
|
Это заготовка статьи по географии Татарстана. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Красная Кадка
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
