Красная Могила
Станция Красная Могила | |
Донецкая железная дорога | |
Отделение ж. д.: |
Дебальцевское отделение |
---|---|
Дата открытия: | |
Код станции: |
50080 |
Код в «Экспресс-3»: |
2214208 |
Кра́сная Моги́ла (укр. Червона Могила) — грузовая и пассажирская станция Донецкой железной дороги, расположенная в городе Червонопартизанск Луганской области Украины.
В Красной Могиле находится пограничный пункт контроля для железнодорожного транспорта на линии Лихая — Гуково[2].
История
Возле станции Провалье в декабре 1919 года произошло ожесточенное сражение 8-го Богучарского полка 33-й кавалерийской дивизии, прибывшего из Советской России на помощь донецкому пролетариату, с многократно превосходящими силами белогвардейского генерала Мамонтова. В этом бою, где богучарцы проявили беспримерное мужество и героизм, полегло 475 красноармейцев. 7 ноября 1922 года, в пятую годовщину Великого Октября, здесь был открыт памятник погибшим воинам. Тогда же Провалье переименовали в станцию Красная Могила.
Деятельность
На станции осуществляются:
- продажа пассажирских билетов;
- приём и выдача багажа;
- приём и выдача грузов повагонными и мелкими отправками (имеются подъездные пути).
Дальнее следование по станции
№ поезда | Маршрут движения | № поезда | Маршрут движения |
---|
Напишите отзыв о статье "Красная Могила"
Примечания
Ссылки
- [www.translogist.ru/railway_stations.asp?st_id=10368 КРАСНАЯ МОГИЛА | Железнодорожная станция]
- [www.gdevagon.ru/scripts/info/station_detail.php?stname=%d0%9a%d0%a0%d0%90%d0%a1%d0%9d%d0%90%d0%af%20%d0%9c%d0%9e%d0%93%d0%98%d0%9b%d0%90&stid=50080 Железнодорожная станция КРАСНАЯ МОГИЛА]
Это заготовка статьи о станции железной дороги. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Красная Могила
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.