Красная гвардия (Финляндия)
| Красная гвардия фин. Punakaarti | |
 Красные офицеры во время финской гражданской войны | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Подчинение | |
| Входит в |
|
| Тип |
партийная милиция |
| Функция |
сторона гражданской войны |
| Численность | |
| Цвета | |
| Участие в | |
| Командиры | |
| Известные командиры |
Али Аалтонен, Ээро Хаапалайнен, Эйно Рахья, Туомас Хюрскюмурто, Эверт Элоранта, Хуго Салмела |
Красная гвардия (фин. Punakaarti) — вооружённые формирования левых сил и коммунистов Финляндии в гражданской войне 1918. Прообразом послужили боевые рабочие дружины Революции 1905. Комплектовались преимущественно из рабочих и отчасти сельской бедноты под руководством идеологических функционеров. Подчинялись Совету народных уполномоченных. Потерпели поражение в военном противостоянии с белыми, организованными в Шюцкор.
Содержание
Предыстория
Финские вооружённые формирования проявились в апреле 1902 года, когда в Финляндии начались волнения из-за принудительного набора в войска Российской империи[1]. В Хельсинки были созданы отряды самообороны для поддержания порядка и защиты от репрессий. Эти отряды носили характер национального ополчения (в них участвовали как рабочие, так и представители буржуазии) без социально-классового акцента.
Во время Революции 1905, наряду с националистическим подпольем, в Финляндии активно действовали боевые рабочие дружины. Командовал финской Национальной гвардией социал-демократ Йохан Кок. В 1906 году эти формирования насчитывали до 25 тысяч человек. Они принимали активное участие в столкновениях с полицией и войсками, совершали диверсии, блокировали железнодорожные перевозки, участвовали в Свеаборгском восстании.
В этот период в финских вооружённых отрядах уже проявлялись социально-политические противоречия. 2 августа 1906 на хельсинкском рынке Хакканиементори произошли столкновения между красногвардейцами Йохана Кока и правобуржуазными добровольцами Дидрика фон Эссена, защищавшими порядок и собственность (прообраз будущего Шюцкора)[2].
Создание
Интенсивное формирование финской Красной гвардии началось после Февральской революции в 1917 году. В этот период социально-политические противоречия проявлялись с самого начала[3]. Правые круги, буржуазия, собственническое крестьянство организовывались в Охранный корпус Финляндии. Красная гвардия создавалась левыми социалистами, связанными с российскими большевиками. Первоначально Хельсинки и другие промышленные города юга страны (Турку, Выборг, Тампере), а также Оулу оказались под контролем красных.
Рядовой состав комплектовался в основном из рабочих (каменщики, слесари, портные и т. д.), реже из сельской бедноты. Значительную часть красногвардейцев составляли женщины и подростки. В то же время командные посты занимали обычно «профессиональные революционеры» (Рахья, Тайми), представители марксистской интеллигенции, чаще всего журналисты (Маннер, Хаапалайнен, Элоранта), иногда даже буржуазии (Хюрскюмурто). Некоторые (Аалтонен, Свечников) имели опыт офицерской службы в русской царской армии[4]
26 января 1918 года было учреждено командование Красной гвардии, подчинённой Совету народных уполномоченных во главе с Куллерво Маннером. Следующий день, 27 января, считается в Финляндии датой начала гражданской войны. Центральный штаб Красной гвардии расположился в Хельсинки, основные региональные штабы — в Тампере, Котке и Выборге. Были учреждены штабы фронтов — центрального, восточного и западного.
В войне
Первым главнокомандующим стал Али Аалтонен, затем его сменил Ээро Хаапалайнен. В боях отличились Хуго Салмела, Эйно Рахья, Микко Кокко, Оскар Рантала, в красном терроре — Туомас Хюрскюмурто.
Реальное централизованное управление Красной гвардией наладить не удалось. Местные отряды действовали в основном на собственное усмотрение. Дисциплина была весьма слабой. Практиковалась выборность командного состава, рядовой состав отличался текучестью. В январе-феврале набор осуществлялся на добровольной основе, но с марта командование перешло к принудительной мобилизации[5] (что напоминало эволюцию российской Красной гвардии и РККА). Однако радикально укрепить дисциплину и наладить военное управление не удалось. В этом состояло очень заметное отличие финских красных от финских белых и во многом определило исход войны[6].
Красная гвардия подразделялась на дивизии, полки, батальоны и роты. На вооружении имелись винтовки, пулемёты, артиллерия, броневики (доставшиеся от русских войск в Финляндии). Значительную часть составляла кавалерия. Общая численность достигала 80-90 тысяч и была примерно равна белофиннской.
С конца января до середины марта Красная гвардия вела атаки, стремясь расширить контролируемую территорию. Следующие два месяца войны инициатива принадлежала белым, развернувшим массированное контрнаступление. Красногвардейцы сражались упорно, но сказывалась разница в военном опыте и дисциплинированности.
Военно-политическую поддержку финским красным оказывало правительство Советской России, на их стороне воевали в общей сложности до 10 тысяч русских военных. Однако оперативное взаимодействие отладить не удавалось. Внешнеполитическое положение России было сложным, вмешательство — ограниченным, и с апреля 1918 большевистское правительство заявило о своём нейтралитете в финляндской войне.
Одним из направлений деятельности Красной гвардии был красный террор[7]. Наиболее известные акции осуществлялись по приказу Хюрскюмурто в Суйнуле (январь 1918, убийство пленных) и Мустиле (апрель 1918, убийство студентов сельскохозяйственного колледжа), в Выборге (апрель 1918, убийство заключённых тюрьмы).
Решающей битвой финляндской гражданской войны стало сражение за Тампере, в котором шюцкоровцы, егеря и шведские добровольцы нанесли красногвардейцам решительное поражение. 6 апреля 1918 белые взяли Тампере. 12-14 апреля немецкие экспедиционные войска и Шюцкор заняли Хельсинки. 29 апреля пал Выборг, последний крупный оплот красных на территории Финляндии; в нём победителями была устроена так называемая Выборгская резня. 16 мая 1918 считается в Финляндии днём окончания войны.
Красная гвардия потерпела поражение. Боевые потери красных составили около 5,2 тысячи человек (белые потеряли в боях 3,4 тысячи). 76 тысяч бойцов и командиров оказались в плену. Более 7,3 тысячи были казнены победителями (подавляющее большинство из них — без суда). 11,6 тысяч умерли в лагерях для военнопленных[8]. Около 60 тысяч красногвардейцев были приговорены к различным срокам заключения, но 90 % из них получили символические наказания и были освобождены уже к концу 1918.
После войны
Около 10 тысяч красногвардейцев бежали в Советскую Россию. Лидеры основали там Коммунистическую партию Финляндии. Многие вступили в РКП(б) и РККА.
Их судьбы сложились по-разному. Несколько тысяч финских коммунистов стали жертвами «Большого террора» 1930-х годов[9], в том числе Маннер и Хаапалайнен. Хюрскюмурто и Юкка Рахья (брат Эйно Рахьи) погибли во внутрипартийной «разборке» 31 августа 1920 года.
Красногвардеец Аарне Арвонен до 2009 года являлся старейшим мужчиной Финляндии. Скончался в возрасте 111 лет.
См. также
Напишите отзыв о статье "Красная гвардия (Финляндия)"
Литература
- Carsten Palmær och Raimo Mankinen. [www.marxistarkiv.se/europa/finland/finlands_roda_garden.pdf Finlands röda garden. En bok om klasskriget 1918]. Oktober, 1973.
Примечания
- ↑ [www15.uta.fi/yky/arkisto/suomi80/teema11.htm Asevelvollisuus- ja sotalaitoskysymys]
- ↑ [www.helsinki200.fi/helsinki-1812-2012/1906-viaporin-kapina-ja-hakaniemen-mellakka/ 1906 Viaporin kapina ja Hakaniemen mellakka]
- ↑ [www.kirjastovirma.fi/oilinginvarrelta/itsenaisyysajan_alku Itsenäisyysajan alku Utajärvellä. Levoton kesä ja syksy 1917]
- ↑ [rufabula.com/articles/2016/03/08/haarla Коломойский Белой Финляндии]
- ↑ Suomi kautta aikojen — 1992. ISBN 951-8933-60-X
- ↑ [www.palasuomenhistoriaa.net/?Suomen_historian_k%E4%E4nnekohtia:Sis%E4llissota_1918_ja_Suomen_armeijan_synty:Punakaartit_ja_suojeluskunnat_-_kaksi_armeijaa Punakaartit ja suojeluskunnat — kaksi armeijaa]
- ↑ [www.jormanmaailma.fi/index.php?juttuId=jutut/vapaussota%201918/mustialan.htm Punaisten kosto oli ankara]
- ↑ [vesta.narc.fi/cgi-bin/db2www/sotasurmaetusivu/stat2 Vuosina 1914-22 sotaoloissa surmansa saaneiden nimitiedosto. Vuoden 1918 sodan sotasurmat kuolintavan ja osapuolen mukaan]
- ↑ [aamulehdenblogit.ning.com/profiles/blogs/suomen-sis-llissodan-punaiset-uhrit Suomen sisällissodan punaiset uhrit]
Ссылки
- [sodatkuvina.cjb.net/images/Sisallissota/Rintama/Sisallissota_Rintama_cat001.html Фотографии гражданской войны в Финляндии]
Отрывок, характеризующий Красная гвардия (Финляндия)
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
