Красная звезда (роман)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Красная звезда
Жанр:

роман

Автор:

Александр Богданов

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

1908

Дата первой публикации:

1908

«Красная звезда» — роман-утопия о Марсе Александра Богданова. Впервые был опубликован в петербургском издательстве «Товарищество художников печати» в 1908 году, переиздавался в 1918 и 1929 гг. Представляет собой одну из последних классических утопий.

Богданов являлся активнейшим участником социал-демократической партии в России (с 1896 г.), был одним из лидеров первой русской революции, и писал свои романы как популярное изложение своих философских и политических взглядов.





Сюжет

В разгар революции к революционеру Леониду приходит неблизко знакомый ему и странно выглядящий товарищ по партии и делает предложение о путешествии на Марс. Оказывается, этот товарищ — марсианин, один из группы, некоторое время находящейся на Земле с целью изучения возможности получения необходимых для их цивилизации энергетических ресурсов.

Марсианин убеждает Леонида в истинности своих слов показом своего настоящего облика: до того он скрывал его с помощью тщательно сделанной маски (главное отличие марсиан — огромные глаза, необходимые в условиях марсианской малой освещённости, на широкой верхней части лица и узкая нижняя) и демонстрацией некоторых достижений инопланетной науки.

В аппарате, использующем принцип антигравитации для отрыва от Земли, и энергию, получаемую из радиоактивных элементов, для движения, герой вместе с марсианским экипажем отправляется на Марс. Уже на космическом аппарате Леонид начинает знакомиться с достижениями науки, языком и социальным устройством Марса. Хозяева любезно всё ему показывают и разъясняют. Землянин посещает различные города, учреждения и предприятия Марса.

Социальное устройство на Марсе — коммунизм. Все работают сознательно, переходя с одного предприятия на другое по мере необходимости в том или другом продукте. Полное равноправие полов, отсутствие классов, свободные сексуальные отношения, нет частной собственности и т. д.

Леонида в основном сопровождает один из членов экипажа космического корабля — Нэтти, который оказывается женщиной (что было незаметно, так как нет различия между полами ни в одежде, ни в обращении, ни в именах). У героя возникает с нею роман.

В конце концов герой узнаёт, что марсианское общество обсуждает проблему нехватки энергетических ресурсов — радиоактивных материалов, которые в изобилии есть на Земле. Одна из сторон обсуждения предлагает для этого колонизировать Землю, но так как земное человечество в силу его эгоистичности не отдаст ресурсы добровольно, предполагается полностью его уничтожить. Другая сторона предлагает освоить Венеру, где радиоактивных материалов ещё больше, но из-за очень сложных природных условий разработка их очень рискованна. Выясняется, что самым авторитетным сторонником уничтожения земного человечества является ещё один член экспедиции на Землю — Стэрни. Мэнни и Нэтти — против этого плана.

Леонид наблюдает обсуждение проблемы Земли. После споров Нэтти предлагает как альтернативу экспедицию на Венеру.

Психическое состояние Леонида, удручённого тоской по Земле, ухудшается, он встречается со Стэрни, и споря с ним, выходит из себя и убивает оппонента.

Дальнейшее герой помнит смутно, его не арестовывают, но лечат от его состояния, затем его отправляют на Землю. Вскоре он приходит в себя в психиатрической лечебнице, принадлежащей товарищу по партии — Вернеру. Революция в России к тому времени потерпела поражение.

Леонид собирается бежать из лечебницы. Готовясь к побегу, он записывает свои воспоминания о Марсе, чтобы оставить их Вернеру.

Заканчивается роман письмом доктора Вернера «литератору Мирскому», в котором он рассказывает о том, как, после успешного для революционеров боя, в его лечебницу, превращённую в госпиталь, приносят раненного Леонида, вскоре его навещает Нэтти и забирает себе на квартиру. Посетив эту квартиру через некоторое время, Вернер не находит там ни Нэтти, ни Леонида, а только прощальную записку от них. Далее доктор пишет об успешном ходе революции и надежде на её скорую победу.

Персонажи

  • Леонид (Лэнни, как называют его марсиане) — главный герой, социал-демократ;
  • Анна Николаевна — подруга Леонида в начале книги, революционерка;
  • Мэнни — марсианский космонавт, авторитетный учёный;
  • Нэтти — марсианская-женщина космонавт, врач и учёный, становится подругой Леонида на Марсе;
  • Стэрни — марсианский космонавт, математик, бывший муж Нэтти;
  • Летта — пожилой марсианский космонавт, погибает на космическом корабле по пути к Марсу, во время неудачного химического опыта;
  • Энно — марсианский космонавт, астроном, подруга Нэтти, бывшая жена Мэнни;
  • Нэлла — воспитатель, мать Нэтти;
  • Вернер — врач, глава психиатрической лечебницы, где находится Леонид после возвращения на Землю, революционер;
  • Владимир — пациент клиники Вернера, рабочий, помогает Леониду готовить побег из неё.

Научно-технические достижения марсиан/предсказания Богданова

Так как по мнению Богданова существуют объективные законы развития жизни и общества, то общество развивается по одному пути, где бы оно ни находилось. Жизнь и человечество на Марсе возникли раньше, чем на Земле, поэтому марсиане находятся на более высокой стадии развития, чем земное человечество. Таким образом, их научные и технические достижения — это будущие достижения цивилизации Земли.

В описании космического путешествия Богданов предусматривает постепенные разгон и торможение, невесомость при отсутствии ускорения/малом ускорении, также автор описывает устройство «этеронефа». (См. разбор в книге проф. Н. А. Рынина «Межпланетные сообщения. Вып. 2. Космические корабли в фантазиях романистов», 1928)

Описание коммунистического общества

Продолжение романа «Красная звезда»

Роман А. Богданова «[books.rusf.ru/unzip/add-on/xussr_av/bogd_a02.htm?1/14 Инженер Мэнни]» (1913) является продолжением его утопии «Красная звезда». Герой романа Леонид излагает предысторию зарождения коммунистического движения на Марсе во время строительства Великих каналов.

Роман «Инженер Мэнни» является популяризацией научных идей А. Богданова об «организационной» науке, изложенных им позднее в труде «Тектология» (19131922). Роман и изложенные в нем философские взгляды Богданова на процесс развития общества подверглись жесткой критике со стороны Ленина, и после начала процессов по фракциям в 1929 г. роман не переиздавался. Лишь спустя 60 лет роман был издан в сокращенном варианте.

Послесловие 1923 г. к роману

Написано для издания грузинского перевода «Красной звезды». Богданов излагает, «какие новые указания наметились за это время относительно вероятных форм жизни будущего общества»[1]. Он выделяет 3 «предвидения»: об использовании внутриатомной энергии, саморегулирующихся механизмов (пример — торпеда) в производстве, универсально-организационной науки.

Напишите отзыв о статье "Красная звезда (роман)"

Примечания

  1. [www.bogdinst.ru/vestnik/v19_02.htm Послесловие к «Красной звезде» А. А. Богданов.]

Литература

«Красная звезда» вошла в антологии:

  • Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика (вторая половина XIX — начало ХХ века). М. : Молодая гвардия, 1979.
  • Русская литературная утопия. М.: Издательство Московского университета, 1986.
  • Вечер в 2217 году. Русская литературная утопия. М.: Прогресс, 1990. ISBN 5-01-002691-0

Последние переиздания:

  • Богданов А. Красная звезда. Лавренев Б. Крушение республики Итль. М.: Правда, 1990 (Мир приключений).
  • Богданов А. Красная звезда. М.: Терра-Клуб — СПб.: Северо-запад, 2009 (Малая библиотека приключений).

Критика

  • Гловели Г. Д. «Социализм науки»: Мебиусова лента А. А. Богданова. М.: Знание, 1991.
  • Гловели Г. Д., Синельникова Г. С. [www.bogdinst.ru/vestnik/v09_04.htm Отблески «Красной звезды» в советологии] // Вестник Международного института А. Богданова. 2002, № 1 (9)
  • Новоселов В. И. Марсиане из-под Вологды. Вологда, 1994.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Красная звезда (роман)

– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил: