Лоретта, или Красная печать

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Красная печать»)
Перейти к: навигация, поиск
Красная печать
Le Cachet rouge
Жанр:

повесть

Автор:

Альфред де Виньи

Язык оригинала:

французский

Дата написания:

1833

Текст произведения в Викитеке

«Лоретта, или Красная печать» (Laurette ou le cachet rouge) — новелла или повесть Альфреда де Виньи, открывающая книгу военной прозы «Неволя и величие солдата» (1835).



Содержание

Март 1815 года. Военные прикрывают бегство Людовика XVIII из Парижа в Гент под натиском вернувшегося из ссылки Бонапарта. Ненастная дождливая погода. Путь рассказчика пересекается с повозкой, которой правит старый майор. В повозке у него женщина. Далее следует рассказ майора о том, что это за женщина.

Много лет назад майор служил на флоте капитаном. В 1797 году на его корабль посадили ссыльного, которого он должен был доставить в Гвиану. Ему вручили письмо с указаниями от Директории, которое было предписано раскрыть не ранее перехода через экватор. Конверт был запечатан тремя красными печатями, из них средняя выделялась величиной. Капитан хранил конверт за стеклом стенных часов в своей каюте:

Его красные глаза приковывали к себе мои, впиваясь в них, как впиваются глаза змей. И на этом лице с горящими глазами, как разинутая, зияющая волчья пасть, — третья большая печать.

Ссыльный оказался красивым и обходительным 19-летним юношей с чистым и добрым сердцем. Его сопровождала 17-летняя жена, обаятельная и непосредственная Лоретта. Каждый день капитан обедал с влюбленными молодоженами и основательно к ним привязался.

Постепенно ему удалось выяснить, в чём состояло «преступление» молодого человека — он написал три шуточных куплета о правительстве. Из письма с красной печатью он узнал и про «наказание» — юношу было приказано расстрелять.

После внутренней борьбы между чувством и долгом капитан сделал нелёгкий выбор в пользу последнего. Юноша был расстрелян, но капитан поклялся заботиться о его вдове. Девушка не пережила удара и сошла с ума. С тех пор он возил её с собою в повозке.

За разговорами попутчики достигли Бетюна, где повозка майора затерялась в толпе. Только через 10 лет рассказчику удалось выяснить дальнейшую судьбу этой странной пары. Майора, как рассказал ему сослуживец, вскоре после их встречи «уложило под Ватерлоо, а его бабенку увезли в госпиталь, где она через три дня умерла».

Рассказчик заявляет, что встреча с бывшим капитаном впервые позволила ему «заглянуть в самую глубь солдатской души». Самопожертвование майора привело его к заключению, что «грубость военного человека — это своего рода железная маска на благородном лице, это нечто вроде каменной темницы, скрывающей в своих стенах благородного узника».

См. также

  • повесть «Бэла» — по мнению Б. Томашевского и [feb-web.ru/feb/lermont/critics/vl-/vl-2290-.htm ряда других исследователей], написана под влиянием «Красной печати» Виньи

На русском языке

  • А. Виньи. [publ.lib.ru/ARCHIVES/V/VIN'I_Al'fred_Viktor/_Vin'i_A.V..html Неволя и величие солдата]. // Литературные памятники. Перевод, биографический очерк и примечания А.А.Энгельке. Статья Б.Г.Реизова. Ответственный редактор А.М.Шадрин. Л.: Наука, 1968.

Напишите отзыв о статье "Лоретта, или Красная печать"

Отрывок, характеризующий Лоретта, или Красная печать

Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.