Красная площадь (телесериал)
Поделись знанием:
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
| Красная площадь | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| В ролях | |
| Страна | |
| Количество серий |
8 |
| Производство | |
| Продюсер |
Владилен Арсеньев, Павел Корчагин, Антон Малышев, Сергей Шумаков |
| Режиссёр | |
| Хронометраж |
0:45 |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах |
с 2004 |
| Ссылки | |
| IMDb | |
«Красная площадь» — российский телесериал, снятый по одноимённому роману Эдуарда Тополя и Фридриха Незнанского. В основе сюжета лежит реальная история таинственной гибели Первого заместителя председателя КГБ СССР Генерала армии Семёна Цвигуна.
Содержание
Сюжет
Действие фильма разворачивается в январе 1982. Первый заместитель Андропова Семён Вигун (фамилия намеренно искажена) погибает в своей квартире при невыясненных обстоятельствах. Газеты выходят с некрологом, где указывается официальная причина смерти: Вигун скончался в результате тяжелой болезни лёгких. Однако в милиции и прокуратуре этой версии мало кто верит.
Выдвигается версия, что Вигун застрелился от безысходности, поскольку секретарь ЦК КПСС Суслов предъявил ему обвинения в потворстве теневой экономике и коррупции. Тем временем Леонид Брежнев, чьим близким другом был Вигун, поручает Генеральному прокурору тщательно расследовать это дело в течение двух недель и доложить ему о результатах лично. Генпрокурор поручает дело следователю Игорю Шамраеву. Шамраев скоро приходит к выводу, что Вигуна убили и что он, скорее всего, пал жертвой закулисной войны между силовыми структурами…
В ролях
- Андрей Соколов — Игорь Иосифович Шамраев, старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР
- Василий Мищенко — полковник милиции Марат Светлов
- Елена Полякова — Нина
- Валерий Хлевинский — первый заместитель председателя КГБ СССР генерал Семен Кузьмич Вигун
- Людмила Зайцева — Вера Петровна Вигун, вдова генерала Вигуна
- Леонид Кулагин — генерал КГБ Курбанов
- Оксана Сташенко — полковник милиции Надежда Павловна Малинина
- Ирина Томская — Тамара, валютная проститутка
- Вячеслав Гришечкин — Герман Каракоз, начальник следственной части прокуратуры СССР
- Александр Наумов — Николай Тихонович Бакланов, старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР
- Юрий Цурило — генерал-майор Жаров, начальник личной охраны Брежнева
- Виктор Вержбицкий — Вадим Белкин, журналист
- Регина Мянник — Анна Финштейн
- Вячеслав Шалевич — генеральный прокурор СССР Александр Михайлович Рекунков
- Василий Горчаков — главврач Кремлёвской больницы Евгений Чазов
- Владимир Долинский — генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев
- Вячеслав Жолобов — Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов
- Алексей Михайлов — Министр обороны СССР Дмитрий Фёдорович Устинов
- Юрий Саранцев — член Политбюро ЦК КПСС Константин Устинович Черненко
- Людмила Нильская — Галина Брежнева
- Сергей Астахов — Борис Бурятский, солист Большого театра, любовник Г. Брежневой
- Сергей Петров — эпизод
- Алексей Шмаринов — эпизод
Интересные факты
- Момент, где Шамраев обучает Ниночку водить машину, особенно, когда машина «замирает» на краю пропасти и Шамраев с Ниночкой целуются, очень сильно напоминает момент из книги Ф. Незнанского «Ярмарка в Сокольниках», где Рита Счастливая учит Александра Турецкого водить машину. Равно как и эпизод из фильма "Дочь шахтёра" с Сисси Спейсек и Томми Ли Джонсом в главных ролях.
- Момент, где показана очередь в ОВИР и выскакивающий оттуда еврей, которому разрешили эмигрировать в Израиль, поющий песню «Хава Нагила», заимствован из книг Э. Тополя «Любожид» и «Русская Дива».
- Роль Галины Брежневой в фильме сыграла актриса Людмила Нильская. Далее, в 2008 году она сыграет роль Галины Брежневой в фильме «Галина», посвященному жизни Галины Брежневой.
- Роль Юрия Андропова в фильме сыграл актёр Вячеслав Жолобов. Далее он сыграет роль Юрия Андропова в других фильмах: «Туман рассеивается», «Дело гастронома № 1».
Отличия от книги
 |
Список примеров в этой статье или её разделе не основывается на авторитетных источниках непосредственно о предмете статьи или её раздела. Добавьте ссылки на источники, предметом рассмотрения которых является тема настоящей статьи (или раздела) в целом, и содержащие данные элементы списка как примеры. В противном случае раздел может быть удалён.
Эта отметка стоит с 6 февраля 2015 года. |
- В книге, когда Шамраев прибыл на панихиду Вигуна для осмотра его тела, его пытался остановить заместитель председателя КГБ генерал Пирожков. В фильме это делает генерал Курбанов
- В книге следователя Прокуратуры Бакланова зовут Николай Афанасьевич, в фильме — Николай Тихонович.
- В книге у друга Бориса Бурятского Гиви фамилия Мингадзе, в фильме — Минадзе.
- В книге Нина Макарычева погибает под колесами поезда метро, в фильме она погибает в автокатастрофе.
- В книге у полковника милиции Надежды Павловны фамилия Маленина, в фильме — Малинина.
- В книге генерал Краснов и Малинина прослушивали, используя скрытый микрофон, эротическую сцену с участием Галины Брежневой и Бориса Бурятского, в фильме этой сцены нет. Лишь наблюдали по скрытой камере (не в записи, а в реальном времени в 1982 году!) разговор Галины с Борисом о судьбе Минадзе.
- В книге Надежда Маленина предлагает Шамраеву вместо Светлова взять к себе в следственную группу милиционера по фамилии Ропейко, в фильме фамилия у этого милиционера — Вознесенский.
- В книге при взрыве яуфа из под пленок погибают Краснов, Бакланов, Олейник и Запорожко, в фильме — Краснов, Курбанов, Бакланов и Малинина.
- В книге Шамраев назначен Брежневым вести дело Вигуна не потому, что он разоблачил «рыбную мафию», а потому, что Брежнев вспомнил про Шамраева после дела о пропаже журналиста Белкина, описанного в книге «Журналист для Брежнева». «Рыбную мафию» по книге разоблачил Бакланов. В фильме же упоминается о том, что Шамраев разоблачил «рыбную мафию» и потому его заметил Брежнев.
- В книге представлена сцена дружественной беседы Андропова с Щелоковым на Лубянке. В сериале её нет по весьма серьёзным причинам — ибо к 1982 году Щелоков и Андропов уже были врагами и их отношения после убийства на Ждановской были очень плохими, так что союзниками они быть не могли. Информация об этом стала доступной лишь в годы перестройки, поэтому автор к моменту написания книги (1982-83 год) мог об этом не знать.
- Генеральный Прокурор СССР Рекунков в реальности не был Героем Социалистического Труда, в то время как в фильме он представляется с этой наградой.
- В книге на совещании у Андропова на Лубянке присутствовали Генеральный Прокурор СССР Рекунков и министр внутренних дел Щелоков, в фильме — только заместитель генпрокурора по фамилии Сорока, Каракоз, генерал КГБ Курбанов и генерал МВД Краснов. Щелокова нет по понятной причине.
- В книге после гибели Шамраева упоминается о том, что Светлов и Пшеничный понесли наказание, в фильме этого нет.
- В фильме упоминается высказывание: «10 ноября 1982 года Брежнев Леонид Ильич скончался. Это стало началом конца Советской эпохи». В книге этого нет.
- В книге Шамраев и Маленина (Малинина) познакомились только в 1979 году во время расследования уголовного дела, связанного с похищением журналиста Белкина, согласно сюжету предыдущей книги «Журналист для Брежнева». По фильму они являются однокурсниками по МГУ.
- В книге журналист Белкин, уехав в Париж после звонка Анне Финштейн решает не возвращаться в Советский Союз и просит на Западе политического убежища. В фильма об этом не упоминается.
Напишите отзыв о статье "Красная площадь (телесериал)"
Ссылки
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=7873 «Красная площадь»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
| ||||||
Отрывок, характеризующий Красная площадь (телесериал)
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
