Краснер, Милтон Р.

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Милтон Р. Краснер
Milton R. Krasner
Дата рождения:

17 февраля 1904(1904-02-17)

Место рождения:

Нью-Йорк
США

Дата смерти:

17 июля 1988(1988-07-17) (84 года)

Место смерти:

Вудленд-Хиллз
Калифорния
США

Гражданство:

США США

Профессия:

кинооператор

Карьера:

1933—1977

Милтон Р. Краснер (англ. Milton R. Krasner) (17 февраля 1904 года — 17 июля 1988 года) — американский кинооператор, более всего известный работами 1940-50-х годов.

«Краснер пришёл в киноиндустрию в подростковом возрасте, в 1933 году стал работать как оператор и в 1940-е годы стал главным оператором. В этом качестве на протяжении трёх десятилетий он снял более 170 художественных фильмов практически всех жанрах»[1].

В послевоенный период Краснер «добился признания как в высшей степени универсальный оператор»[2]. «Он работал с чёрно-белыми и с цветными фильмами, в стандартном и широкоэкранном формате, в широком диапазоне жанров, со множеством режиссёров на всех главных студиях»[3].

В 1940-50-е годы Краснер был первопроходцем в применении многих технических новшеств при павильонной съёмке, а также в использовании таких операторских приёмов, как рирпроекция, зум, разделённый экран и другие[2][3].

«Более всего его помнят по чёрно-белым фильмам конца 1940-х годов, особенно, по нуаровым триллерам Фритца ЛангаЖенщина в окне“ (1944) и „Улица греха“ (1945), суровой бойцовской драме „Подстава“ (1949), классической драме о театральной жизни „Всё о Еве“ (1950) и глянцевым цветным широкоформатным композициям в CinemaScope, таким как „Деметрий и гладиаторы“ (1954), „Любовь императора Франции“ (1954) и „Дожди Ранчипура“ (1954), а также по сотрудничеству с режиссёрами Винсентом Миннелли», Жаном Негулеско и Генри Хэтэуэеем в 1950-60-х годах"[2]. К числу лучших фильмов, снятых Краснером, относятся комедии «Дочь фермера» (1947) и «Люди будут судачить» (1951), социальные фильмы нуар Джозефа Манкевича «Дом незнакомцев» (1949) и «Выхода нет» (1950), а также мелодрамы «Домой с холма» (1960) и «Сладкоголосая птица юности» (1962)[4]

В 1949 году Краснер был удостоен премии Каннского кинофестиваля за лучшую операторскую работу фильма «Подстава» (1949), а в 1955 году завоевал Оскар за фильм «Три монеты в фонтане» (1954). Кроме того, Краснер ещё шесть раз номинировался на Оскар за лучшую операторскую работу фильмов «Арабские ночи» (1942), «Всё о Еве» (1950), «Незабываемый роман» (1957), «Как был завоёван Запад» (1962), «Любовь с подходящим незнакомцем» (1963) и «Судьба — это охотник» (1964)[5].





Ранние годы

Милтон Р. Краснер родился 17 февраля 1904 года в Нью-Йорке, США. В 1918 году в 15-летнем возрасте он пошёл работать рабочим лаборатории на бруклинскую киностудию «Вайтограф»[2][1]. Вскоре он перешёл в отделе монтажа и в конце концов дорос до ассистента оператора[2][6].

В 1920 году Краснер переехал в Сан-Франциско, где стал работать ассистентом оператора на различных студиях, в частности, над вестернами Брончо Билли Андерсона[2]. Перебравшись в 1925 году в Голливуд, Краснер работал над комедиями Джонни Хайнса для студии First National Pictures, и, что самое существенное, ассистировал признанному оператору Солу Полито на вестернах студии Pathé с участием Гарри Кэри[2][3]. С начала 1927 года в течение нескольких лет Краснер работал на студии «Юнивёрсал» в первоклассной операторской команде Полито и Теда МакКорда над вестернами Кена Мейнарда[3].

«К моменту, когда имя Краснера впервые было указано в титрах в качестве оператора, он уже успел поработать практически на всех голливудских студиях, как больших, так и малых, где был ассистентом таких операторов, как МакКорд, Полито, Билли Блитцер, Ли Гармз, Люсьен Андриот, Хэл Мор и Джозеф Уокер»[3]. Как отмечает Кевин Джек Хагопян, «возможные трудности с определением „стиля Краснера“ во многом связаны с множественностью тех влияний, которые он испытал за долгие годы работы под руководством самых разных режиссёров»[3].

В 1933 году Краснер стал главным оператором, работая главным образом над второразрядными фильмами[6].

Работа на студии «Юнивёрсал» (1935—1947)

В конце 1935 года Краснер перешёл на студию «Юнивёрсал», где в промежутке между 1937 и 1944 годами снял 54 фильма. Бюджеты были малыми, однако приобретённые им знания и мастерство сделали ему имя в киноиндустрии[3]. Его наиболее значимыми фильмами в начале карьеры на «Юнивёрсал» были комедии «Нельзя обмануть честного человека» (1939) и «Банковский сыщик» (1940) с участием Уильяма Клода Филдса, «Рядовые» (1941) и «Извините за саронг» (1942) с Эбботтом и Костелло, а также триллер «Дом о семи фронтонах» (1940) с участием Джорджа Сэндерса и фильм ужасов «Возвращение человека-невидимки» (1940) с Седриком Хардвиком и Винсентом Прайсом[7].

1940-е годы стали для Краснера периодом прорыва. После продолжительного периода обучения он смог наконец работать в более медленном темпе над чёрно-белыми фильмами в широком спектре жанров, особенно, над фильмами ужасов и криминальными картинами, на которых он всё более специализировался[3].

В 1942—1945 годах Краснер поднялся на новый уровень, сняв такие заметные картины, как вестерн «Негодяи» (1942) с Марлен Дитрих, Джоном Уэйном и Рэндолфом Скоттом и комедийный вестерн «И пришёл Джонс» (1945) с Гэри Купером и Лореттой Янг, а также фильмы ужасов «Призрак Франкенштейна» (1942) с Хардвиком и Лоном Чейни-младшим и «Месть человека-невидимки» (1944)[8].

«Одной из самых важных работ Краснера в этот период стал ранний цветной фильм „Арабские ночи“ (1942) в формате Technicolor, эпическая картина об Али-бабе, за которую он вместе с двумя другими операторами получил номинацию на Оскар»[3].

«Однако самыми лучшими работами Краснера в эти годы, которые принесли ему наибольшую известность, стали два фильма режиссёра Фритца Ланга — „Женщина в окне“ (1944) и „Улица греха“ (1945). Эти фильмы отличает классический изобразительный ряд канона фильм нуар, и они относятся к числу самых впечатляющих произведений Краснера»[3]. В этих фильмах, главные роли в которых исполнили Эдвард Робинсон, Джоан Беннетт и Дэн Дьюриа, Краснер продемонстрировал мастерство работы с оттенками серого, интерьерных съёмок и создания особой драматичности при павильонных съёмках[3]. Историк кино Лотта Айснер отметила замечательный эффект нуаровой стилистики в сочетании с тонким исследованием Краснером кинематографического пространства в фильме «Женщина в окне», где в сцене убийства «ужас и насилие готовы ворваться в холодный, изысканный интерьер шикарной квартиры»[3].

К заметным картинам, снятым Краснером во второй половине 1940-х годов, относятся также фильмы нуар «Тёмное зеркало» (1946) Роберта Сиодмака, где Краснер снял Оливию де Хэвилленд в двойной роли сестёр-близнецов, «Двойная жизнь» (1947) Джорджа Кьюкора с Рональдом Колманом и Эдмондом О’Брайеном, а также популярные комедии «Дочь фермера» (1947) с Лореттой Янг и Джозефом Коттеном и «Неудачник и я» (1947) с Клодетт Колбер и Фредом МакМюрреем[9].

После ухода с «Юнивёрсал» в 1949 году Краснер снял на студии «Парамаунт» фильм нуар «Обвиняемая» (1949) Уильяма Дитерле с Лореттой Янг и Робертом Каммингсом. В том же году на студии «РКО» он снял романтическую комедию «Праздничный роман» (1949) с Робертом Митчемом и Джанет Ли и фильм нуар «Подстава» (1949) Роберта Уайза с Робертом Райаном и Одри Тоттер[10]. «Работа над фильмом „Праздничный роман“ демонстрировала растущее техническое мастерство Краснера, который работал с отделом спецэффектов „РКО“, в то время считавшемся лучшим в киноиндустрии. Сотрудничество Краснера с художниками, техниками и строителями отдела спецэффектов можно назвать последней частью его продолжительного обучения в операторскому мастерству»[3].

В 1949 году Краснер снял «блестящий, низкобюджетный бойцовский фильм „Подстава“ (1949), который продемонстрировал высокий профессиональный уровень Краснера и стал одним из величайших его достижений». «Фильм играется в реальном времени на съёмочной площадке, где пространственные взаимоотношения выступают составной частью истории. Краснер использовал три камеры для съёмок боксёрских сцен, включая ручную камеру, которая использовалась прямо на ринге. Режиссёр Роберт Уайз, который был опытным монтажёром, сам выполнил монтаж этой сцены, и совместными усилиями Краснер и Уайз создали продолжительный эпизод (составляющий около шестой части всего фильма), один из лучших в своём роде, в жанре боксёрского кино, который отличается своей замечательной операторской работой. Остальная часть фильма содержит характерные экспрессионистские приёмы — съемки с низкой точки искажённых, кричащих лиц жадных до крови зрителей, сделанные экстремально крупным планом, длинные изогнутые траектории улиц, многочисленные мизансцены в тесных интерьерных пространствах»[3].

Работа на студии «Двадцатый век Фокс» в 1950-е годы

В 1949 году Краснер начал плодотворное сотрудничество со сценаристом-режиссёром-продюсером Джозефом Манкевичем, и ещё более продолжительную работу на студии «Двадцатый век Фокс»[3]. С Манкевичем в качестве режиссёра Краснер снял четыре фильма — «Дом незнакомцев» (1949), «Выхода нет» (1950), «Всё о Еве» (1950) и романтическую комедию «Что скажут люди» (1951) с Кэри Грантом и Джин Крейн[11].

Первые две картины Манкевича были социальными фильмами нуар. «Дом незнакомцев» (1949) с Эдвардом Робинсоном, Ричардом Конте и Сьюзен Хэйворд рассказывал о переходе мелкого полукриминального бизнеса на легальные рельсы и происходящей в этой связи смене поколений на примере семьи мелкого итальянского мафиози в Нью-Йорке. «Выхода нет» (1950) с участием Ричарда Уидмарка, Сидни Пуатье и Линды Дарнелл был посвящён теме расовой нетерпимости, с которой сталкивается чёрный врач со стороны белых пациентов в крупном американском городе. После успешной работы над этими двумя триллерами, Краснер был выбран для съёмок драмы «Всё о Еве» (1950) с участием Бетт Дэвис, Энн Бакстер и Джорджа Сэндерса, который «рассказывал об преданности, верности и предательстве в театральной среде. Краснер проявил исключительное мастерство в выстраивании кадра и работой средним планом, гармонично формируя визуальный ряд для малоподвижного и многословного сценария Манкевича»[3].

«В 1950-60-е годы Краснер уже находился в верхних рядах голливудских операторов, и был полноценным участником крупных проектов. По мере перемен в индустрии Краснер также изменился с очевидной простотой. Он хорошо привык к крупным бюджетам, европейским натурам, различным цветовым процессам и широкоэкранным форматам»[3].

После успеха фильмов Манкевича Краснер стал получать работу только в дорогостоящих престижных проектах с участием ведущих актёров, хотя многие отличались легковесным содержанием. В 1951 году он снимал комедию Джорджа Кьюкора «Модель и сваха» (1951) и вестерн Генри Хэтэуэя «Нападение на почтовую станцию» (1951) с Тайроном Пауэром и Сьюзен Хэйворд. Год спустя Краснер был оператором нуаровой мелодрамы Жана Негулеско «Телефонный звонок от незнакомца» (1952) с Бетт Дэвис, криминальной газетной драмы Ричарда Брукса «Криминальная полоса в прессе США» (1952) с Хамфри Богартом, а также эксцентрическую комедию Говарда Хоукса «Мартышкин труд» (1952) с участием Кэри Гранта, Джинджер Роджерс и Мерилин Монро. На следующий год Краснер снял две сравнительно скромные картины — фильм нуар «Викки» (1953) с Джин Крейн и Джин Питерс и романтическую комедию «Идеальная жена» (1953) с Кэри Грантом и Деборой Керр[12].

Начиная с 1954 года, Краснер получил принципиально новую задачу — овладеть новыми методами широкоформатной цветной съёмки, в частности, начать снимать «в громоздком и трудноуправляемом формате CinemaScope»[1]. "Освоив форматы CinemaScope и Technicolor, Краснер стал снимать эпические картины студии «Двадцатый век Фокс», наиболее показательными среди которых стали историческая экшн-драма Делмера Дейвса «Деметрий и гладиаторы» (1954) с Виктором Мэтьюром и Сьюзен Хейворд (второй фильм, снятый в системе CinemaScope), драма о взлёте и падении Наполеона «Любовь императора Франции» (1954) режиссёра Генри Костера с Марлоном Брандо и Джин Симмонс, а также приключенческая мелодрама Жана Негулеско «Дожди Ранчипура» (1955) с Ланой Тёрнер и Ричардом Бёртоном[6].

В этот же период Краснер снял целую серию популярных фильмов, среди них снятая на натуре романтическая мелодрама Негулеско «Три монеты в фонтане» (1954) с Клифтоном Уэббом, Дороти МакГуайр и Джин Питерс, которая принесла ему единственный Оскар, а также приключенческая драма Генри Хэтэуэя «Сад зла» (1954) с Гэри Купером и Сьюзен Хейворд. За ними последовали романтическая комедия «Зуд седьмого года» (1955) Билли Уайлдера с Мерилин Монро, «Автобусная остановка» (1956) также с Монро, и детектив Генри Хэтэуэя «23 шага к Бейкер-стрит» (1956) с Вэном Джонсоном и Верой Майлз[13].

В конце 1950-х годов Краснер отметился съёмкой романтических мелодрам «Незабываемый роман» (1957) с Грантом и Керр (номинация на Оскар за операторскую работу) и «Поцелуй их за меня» (1957) с Грантом и Джейн Мэнсфилд. Он также был оператором целой серии мелодрам режиссёра Жана Негулеско, среди них приключенческая картина «Мальчик на дельфине» (1957) с Клифтоном Уэббом, Аланом Лэддом и Софи Лорен, романтические истории «Дар любви» (1958) с Лорен Бэколл и Робертом Стэком и «Определённая улыбка» (1958) с Джоан Фонтейн, а также комедийная мелодрама «Посчитай свои благословения» (1959) с Деборой Керр[14]. В общей сложности в период с 1950 по 1959 год Краснер был оператором девяти фильмов Негулеско[15].

Работа в 1960-е годы

В 1960 году Краснер снял два фильма Винсента Миннелли — мелодраму «Домой с холма» (1960) с Митчемом и Элинор Паркер, и также мюзикл «Колокола звонят» (1960) с Дином Мартиным и Джуди Холлидэй, за которыми в 1962 году последовали ещё два их совместных фильма — военная драма «Четыре всадника Апокалипсиса» (1962) с Гленном Фордом, Ингрид Тулин и Шарлем Буайе, психологическая драма «Две недели в другом городе» (1962) по роману Ирвина Шоу с Кирком Дугласом и Эдвардом Робинсоном. В 1961 году Краснер работал над эпической библейской историей «Царь царей» (1961) Николаса Рэя, а год спустя снял психологическую драму Ричарда Брукса по пьесе Теннеси Уильямса «Сладкоголосая птица юности» (1962) с Полом Ньюменом в главной роли[16].

«Краснер в очередной раз продемонстрировал свою способность работать с дорогостоящими и громоздкими широкоэкранными технологиями, став совместно с Чарльзом Лэнгом, Уильямом Дэниелсом и Джозефом ЛаШеллем оператором одного из двух фильмов, полностью произведённых в формате Cinerama — эпического вестерна „Как был завоёван Запад“ (1962). Краснер полностью снял последнюю часть фильма „Преступники“ (которую в качестве режиссёра ставил в основном Хэтэуэй), а также снимал многие сцены четырёх других частях фильма»[3]. Это была пятая и последняя совместная работа Краснера и Хэтэуэя[17].

После 1962 года, когда начался отход от стандартов голливудского кино Золотой эпохи, уровень картин, которые снимал Краснер, начал снижаться. В 1963 году его самой заметной работой стала романтическая комедия «Любовь с подходящим незнакомцем» (1963) режиссёра Роберта Маллигана с участием Натали Вуд и Стива МакКуина. В 1964 году наиболее интересной работой, которую снимал Краснер, стал детективный триллер о расследовании авиакатастрофы режиссёра Ральфа Нельсона «Судьба — это охотник» (1964) с Гленном Фордом в главной роли (эта картина принесла Краснеру номинацию на Оскар). В этот период Краснер продолжал сотрудничество с режиссёром Винсентом Миннелли, сняв для него ещё три картины (в общей сложности они сняли вместе семь фильмов) — семейную комедию «Ухаживание отца Эдди» (1963) с Гленном Фордом и Ширли Джонс, романтическую комедию «Прощай, Чарли» (1964) с Тони Кёртисом и Дебби Рейнольдс, а также мелодраму «Кулик» (1965) с участием Элизабет Тейлор и Ричарда Бёртона[18].

В 1967 году Краснер снял гангстерский триллер режиссёра Роджера Кормана «Резня в день Святого Валентина» (1967). «Снимая главным образом в павильоне, оформленном под Чикаго 1920-х годов, Краснер создал ощущение классической чёрно-белой съёмки в цветном фильме. Корман обратил внимание на способность Краснера сочетать интерьерные и экстерьерные съёмки в одном эпизоде, что было особенно важно для драматизма истории. Отдельные части фильма были сняты в „документальном стиле“, а весь фильм был сделан с помощью модифицированного широкоэкранного процесса (Panavision). Хотя весь фильм был тщательно раскадрован, один эпизод спора между двумя персонажами был сымпровизирован и снят оператором ручной камерой»[3].

В 1969 году Краснер снял комедию Алана Дж. Пакулы «Бесплодная кукушка» (1969) с участием Лизы Миннелли, за которой последовала его последняя картина — научно-фантастический триллер «Под планетой обезьян» (1970)[1].

В 1972—1977 годах Краснер работал на телевидении, где снимал детективный сериал «МакМиллан и жена» (1972—1977, 28 эпизодов), а в 1976 году снял один фильм детективного телесериала «Коломбо» (1976).

Смерть

Милтон Краснер умер 16 июля 1988 года в Вудленд-хиллз, Лос-Анджелес, Калифорния, США.

Фильмография

  • 1933 — Сугубо лично / Strictly Personal
  • 1933 — Я люблю этого человека / I Love That Man
  • 1933 — Золотой урожай / Golden Harvest
  • 1933 — Ловко устроился / Sitting Pretty
  • 1934 — Она убрала кровать / She Made Her Bed
  • 1934 — Личный скандал / Private Scandal
  • 1934 — Великое увлечение / The Great Flirtation
  • 1934 — Вот идёт жених / Here Comes the Groom
  • 1934 — Парижская интерлюдия / Paris Interlude
  • 1934 — Смерть на спортивной площадке / Death on the Diamond
  • 1935 — Женщины должны одеваться достойно / Women Must Dress
  • 1935 — Великий Бог золото / Great God Gold
  • 1935 — Держи их, Йель / Hold 'Em Yale
  • 1935 — Убийство на флоте / Murder in the Fleet
  • 1935 — Путешествие из Нью-Йорка в Сан-Франциско / Honeymoon Limited
  • 1935 — Сделать миллион / Make a Million
  • 1935 — Восторги толпы / Cheers of the Crowd
  • 1935 — Виргинский судья / The Virginia Judge
  • 1935 — Запретные небеса / Forbidden Heaven
  • 1935 — Великое перевоплощение / The Great Impersonation
  • 1936 — Смеющиеся ирландские глаза / Laughing Irish Eyes
  • 1936 — Крэш Донован / Crash Donovan
  • 1936 — Йеллоустоун / Yellowstone
  • 1936 — Девушка с обложки / The Girl on the Front Page
  • 1936 — Мистер Золушка / Mister Cinderella
  • 1936 — Любовные письма звезды / Love Letters of a Star
  • 1936 — Таинственное путешествие / Mysterious Crossing
  • 1937 — Она опасна / She’s Dangerous
  • 1937 — У нас были свои моменты / We Have Our Moments
  • 1937 — О, доктор / Oh, Doctor
  • 1937 — Любовь в бунгало / Love in a Bungalow
  • 1937 — Леди наносит ответный удар / The Lady Fights Back
  • 1937 — Вот идёт жених / There Goes the Groom
  • 1937 — Девушка с идеями / A Girl with Ideas
  • 1937 — Рецепт для романа / Prescription for Romance
  • 1938 — Тайна присяжных / The Jury’s Secret
  • 1938 — Ночное проникновение / Midnight Intruder
  • 1938 — Преступление доктора Галлета / The Crime of Doctor Hallet
  • 1938 — Дьявольская вечеринка / The Devil’s Party
  • 1938 — Медсестра из Бруклина / The Nurse from Brooklyn
  • 1938 — Отсутствующий гость / The Missing Guest
  • 1938 — Шторм / The Storm
  • 1938 — Дом для разносчиков газет / Newsboys' Home
  • 1939 — Ты не можешь обмануть честного человека / You Can’t Cheat an Honest Man
  • 1939 — Соседская семья / The Family Next Door
  • 1939 — Дом страха / The House of Fear
  • 1939 — Я украл миллион / I Stole a Million
  • 1939 — Маленькая авария / Little Accident
  • 1939 — Отсутствующая улика / Missing Evidence
  • 1939 — Человек из Монреаля / The Man from Montreal
  • 1940 — Возвращение человека-невидимки / The Invisible Man Returns
  • 1940 — О, Джонни, как ты можешь любить / Oh Johnny, How You Can Love
  • 1940 — Дом о семи фронтонах / The House of the Seven Gables
  • 1940 — Занзибар / Zanzibar
  • 1940 — Воздушный патруль / Ski Patrol
  • 1940 — Сэнди — это леди / Sandy Is a Lady
  • 1940 — Личные дела / Private Affairs

Напишите отзыв о статье "Краснер, Милтон Р."

Примечания

  1. 1 2 3 4 Hal Erickson. www.allmovie.com/artist/p98082
  2. 1 2 3 4 5 6 7 TCM. www.tcm.com/tcmdb/person/105367%7C113429/Milton-Krasner/
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 Kevin Jack Hagopian. www.filmreference.com/Writers-and-Production-Artists-Kr-Lo/Krasner-Milton.html
  4. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_job_typ&sort=user_rating,desc&mode=detail&page=1&job_type=cinematographer&title_type=movie
  5. IMDB. www.imdb.com/name/nm0005762/awards?ref_=nm_awd
  6. 1 2 3 IMDB. www.imdb.com/name/nm0005762/bio?ref_=nm_ov_bio_sm
  7. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&sort=user_rating,desc&mode=detail&page=1&release_date=1939%2C1941
  8. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&mode=detail&page=1&release_date=1942%2C1945&sort=user_rating,desc
  9. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&mode=detail&page=1&release_date=1945%2C1948&sort=user_rating,desc
  10. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&mode=detail&page=1&release_date=1948%2C1949&sort=user_rating,desc
  11. IMDB. www.imdb.com/search/title?roles=nm0005762,nm0000581&title_type=feature,tv_episode,video,tv_movie,tv_special,mini_series,documentary,game,short,unknown
  12. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&sort=user_rating,desc&mode=detail&page=1&job_type=cinematographer&release_date=1951%2C1953
  13. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&mode=detail&page=1&job_type=cinematographer&release_date=1954%2C1956&sort=user_rating,desc
  14. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&mode=detail&page=1&job_type=cinematographer&release_date=1957%2C1959&sort=user_rating,desc
  15. IMDB. www.imdb.com/search/title?roles=nm0624535,nm0005762&title_type=feature,tv_episode,video,tv_movie,tv_special,mini_series,documentary,game,short,unknown
  16. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&sort=user_rating,desc&mode=detail&page=1&release_date=1960%2C1962
  17. IMDB. www.imdb.com/search/title?roles=nm0368871,nm0005762&title_type=feature,tv_episode,video,tv_movie,tv_special,mini_series,documentary,game,short,unknown
  18. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0005762&ref_=filmo_ref_yr&mode=detail&page=1&release_date=1963%2C1969&sort=user_rating,desc

Ссылки

Отрывок, характеризующий Краснер, Милтон Р.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.