Краснитский, Алексей Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Михайлович Краснитский
Дата рождения:

21 сентября 1923(1923-09-21)

Место рождения:

Кшень, Курская губерния

Дата смерти:

31 января 1985(1985-01-31) (61 год)

Место смерти:

Заповедное, Курская область

Страна:

СССР СССР

Научная сфера:

экология, заповедное дело

Место работы:

Центрально-Чернозёмный заповедник

Альма-матер:

Воронежский лесотехнический институт

Научный руководитель:

О. Г. Каппер

Известен как:

разработчик концепции абсолютной заповедности

Награды и премии:

Алексей Михайлович Краснитский (21 сентября 1923, с. Кшень Щигровского уезда Курской губернии (ныне Советский район Курской области — 31 января 1985, Курская область) — советский учёный, кандидат сельскохозяйственных наук. Директор Центрально-Чернозёмного заповедника, один из авторов идеи абсолютной заповедности — одной из базовых концепций в современном заповедном деле.





Биография

Отец — Михаил Яковлевич Краснитский, работал ветеринарным врачом, мать — Наталья Михайловна Оболенская была домохозяйкой. Семья проживала в посёлке Щигры, в местной ветлечебнице. Алексей Краснитский окончил 9 классов средней школы[1]. В 1943 году был призван в Красную армию[2].

На фронте Великой Отечественной войны служил телефонистом во втором стрелковом батальоне 471-го стрелкового полка Новозыбковской 73-й стрелковой дивизии. Отличился во время Курской битвы: с 21 на 25 июля 1943 года, во время боёв за деревни Лукино и Разбегаевка обеспечивал связь с подразделениями, за что был награждён медалью «За боевые заслуги»[2]. В 1944 году в боях под Гомелем был тяжело ранен и контужен, но после выздоровления вернулся на фронт. В 1947 году вступил в КПСС. В 1949 году — демобилизовался[1].

Вернувшись на родину, Краснитский закончил 10-й класс средней школы, поступил на лесохозяйственный факультет Воронежского лесотехнического института, который с отличием окончил в 1955 году. Продолжил учёбу в аспирантуре, вёл научную работу на кафедре общего лесоводства под руководством профессора О. Г. Каппера. Стал кандидатом сельскохозяйственных наук[3], его диссертация была посвящена строению и свойствам древесины ясеня обыкновенного в разных местообитаниях в бассейне Среднего Дона[1].

После защиты диссертации Алексей Михайлович работал в Жигулёвском заповеднике заместителем директора по научной части. Заложил пробные площади, проводил наблюдения по экологии липы и клёна. Но в 1961 году Жигулёвский заповедник был упразднён, Краснитскому предложили место директора Центрально-Чернозёмного заповедника, он согласился и с сентября 1961 года приступил к новой работе[1].

На новом месте работы Краснитский прежде всего столкнулся с необходимостью решения хозяйственных проблем заповедника. Под его руководством к центральной усадьбе заповедника была проведена асфальтовая дорога, подведено постоянное электроснабжение, водопровод, канализация. Посёлок был газифицирован одним из первых в области. К 1967 году были построены новое административное здание, гаражи, баня, почта, строились магазин, двухэтажный жилой дом. В 1971 году в старом здании конторы был открыт музей природы. Таким образом именно при Краснитском была создана почти вся материальная база заповедника[1].

Несмотря на массу административной работы Алексей Михайлович находил время и для научных исследований. По его предложению на территории заповедника появился координационный совет по комплексным исследования под руководством профессора А. А. Роде. Также на территории заповедника была создана экспериментальная полевая база института географии АН СССР под руководством И. П. Герасимова. Всё это поднимало научный авторитет заповедника и расширяло его научные контакты. Именно Краснитский обеспечивал и проведение комплексных научных исследований, и строгое соблюдение статуса заповедника, и его благоустройство. Он организовал ряд научных совещаний по теоретическим проблемам заповедного дела на территории заповедника, был членом оргкомитетов всесоюзных научных школ по охране растительного мира[1].

В 1979 году Центрально-Черноземный заповедник стал одним из первых в СССР биосферных. Ф. Р. Штильмарк писал в своей книге «Лукоморье — где оно?» о Краснитском[4]:

«Алексей Михайлович, эколог и лесовод, подлинный энтузиаст заповедного дела, сочетавший в себе видного ученого с хорошим администратором. Недаром совсем крохотный, разбросанный по разным участкам области Центрально-Черноземный заповедник общей площадью всего 4,8 тысячи гектаров считался лучшим из главных претендентов на роль входящих тогда „в моду“ биосферных заповедников.»

Сам Краснитский писал, что «…заповедное дело заключается не в спасении всякой экзотики или разведении каких-то диковин, заповедники служат не только науке, они соединяют прошлое с будущим, сохраняют надежду в сознании каждого из нас. Надежду на прочность земного бытия! На его незыблемость, пусть даже на заповедных островах земли! …заповедники нужны всем и каждому, а не избранным! Пусть „работяги“ или „клерки“ видят в наших заповедниках хрустальную мечту о сохранности дикой природы, с которой можно соприкоснуться. Наши заповедники — лаборатории природы, святая святых, хранители правды и веры»[1].

За вклад в дело охраны лесов и лесное хозяйство Краснитскому было присвоено звание «Заслуженный лесовод РСФСР», также он награждён несколькими медалями ВДНХ[1].

До последнего дня жизни продолжал работу, скоропостижно скончался 31 января 1985 года[1].

Научные интересы

Область научных интересов Краснитского лежала в сфере экологии и биологии древесных растений, возобновления дубрав, динамики лесной и луговой растительности. За 24 года работы Алексея Михайловича в заповеднике он опубликовал 65 научных работ, подготовил несколько научно-популярных сборников, наладил выпуск Трудов заповедника[1].

Важным вопросом для Краснитского был собственно предмет заповедного дела. Став директором заповедника, он придерживался мнения, что заповедники должны включать только «саморегулирующиеся сообщества». Однако в своих изысканиях он столкнулся с парадоксом. Если, как тогда считалось в науке, степные участки возникают вследствие хозяйственной деятельности — интенсивного выпаса скота, то стремление сохранить степь в заповеднике означает реконструкцию не природного эталона, а лишь предшествующего антропогенно преобразованного состояния. Размышляя над этим вопросом, он пришёл к выводу о том, что нет необходимости охранять только первобытную, нетронутую человеком природу[5], признавая за антропогенно преобразованными сообществами те же ценные качества и даже признаки эталонности. По мнению Краснитского, заповедные биоценозы должны были отвечать минимум двум требованиям: являться саморегулирующимися сообществами и быть максимально отделёнными от влияния человека. Соблюдение этих условий обеспечит спонтанное развитие естественной биоты и сохранение её информационной ценности. Благодаря такому подходу было возможно распространить охранный режим на целый ряд вторичных сообществ[6]. Подобное видение А. М. Краснитского на теорию заповедного дела американский исследователь истории российской природоохраны Д. Уинер назвал «поступком смелого ума»[6]

Признавая факт, что «антропогенная трансформация среды всей нашей планеты достигла таких размеров, что на земном шаре практически не осталось биогеоценозов, в той или иной мере не затронутых деятельностью человека»[7], Краснитский считал, что «единственно реальными критериями природности вторичных степей и лугов» могут служить «косвенные теоретические признаки „хороших“ биогеоценозов», предложенные С. С. Шварцем[6][5]:

  1. продукция всех основных звеньев трофических цепей высокая, а превышение фитомассы над зоомассой выражено не резко;
  2. высокие продукция и продуктивность, а произведение продуктивности на биомассу стремится к максимуму;
  3. высокая стабильность биогеоценоза в широком диапазоне внешних условий, характерная и для популяций доминирующих видов, и для экосистем в целом;
  4. динамическое равновесие биоценоза обеспечивает состояние гомеостаза неживых составляющих биогеоценоза — гидрологического режима территории и газового состава атмосферы;
  5. большая скорость обмена вещества и энергии;
  6. способность экосистемы к быстрой перестройке структуры сообщества и быстрым эволюционным преобразованиям популяций доминантных видов.

Впрочем, подобная точка зрения оставляла открытым вопрос, как установить наличие подобных факторов[6].

Также Алексей Михайлович Краснитский является одним из разработчиков концепции абсолютной заповедности, в настоящее время являющейся основой всего российского заповедного дела, и, в первую очередь природных заповедников. Концепция была выдвинута ещё в 1908 году профессором Московского университета Г. А. Кожевниковым, на её основе в 1920-х годах в СССР были созданы первые государственные природные заповедники. Однако с началом 1930-х годов идея абсолютной заповедности была раскритикована, названа «буржуазной», возобладала идея управления человеком процессами дикой природы[8].

В 1974 году в журнале «Охота и охотничье хозяйство» была опубликована революционная статья Краснитского «Лесохозяйственные тенденции в заповедниках», в которой впервые за многие десятилетия вновь провозглашался принцип абсолютной заповедности. В статье жёстко и научно аргументированно критиковалась одна из самых распространённых в заповедниках СССР регуляционных мер — рубка леса[9]. По мнению А. М. Краснитского санитарные и другие виды рубки в заповедниках нарушают закономерность естественного отбора, ведут к негативной селекции, борьбе с законами природы, отрицательно воздействуют на водный режим почв, накопление гумуса, уничтожают места обитания лесной фауны и флоры. Экологически не обоснована в заповедниках и лесокультурная деятельность: «…лесокультурной деятельностью в заповедниках грубо нарушается ритм природных процессов и обесценивается научно-информационный ресурс их природы»[10].

В дальнейшем идее абсолютной заповедности Краснитский посвятил ещё несколько статей[11], постепенно приходя к критике и иных регуляционных мероприятий в заповедниках — «оптимизации» гидрологического режима, регулирования численности животных и даже покосов в степных заповедниках[10] — одному из важнейших аргументов критики абсолютной заповедности[9]. Он подверг сомнению саму идею о том, что, якобы, раньше степи формировались под воздействием диких копытных, так и не доказанную научно. Его же наблюдения за выкашиваемыми и некосимыми участками степи в Центрально-Чернозёмном заповеднике дали ему основания заявить, что косьба экологически не оправдана, так как вносит негативные изменения в динамику растительных сообществ, формирование гумуса и гидрологического режима почвы, а также фауну степи. Вместе с ещё одним классиком концепции абсолютной заповедности С. А. Дыренковым Краснитский указывал, что покосы лишают заповедники информационной ценности и лишают смысла мониторинговые исследования[12].

«В результате скашивания резко нарушается сезонная ритмика вегетации и физиологических процессов; отчуждается органическая масса вместе с заключенной в ней энергией и веществами; наблюдается ограничение и прекращение формирования семенной продукции тех или иных растений. Сенокошение вызывает количественные и качественные нарушения процессов естественного распределения семян, отбора форм и видов растений, способных существовать при их скашивании в определенные сроки (…). Небезынтересно отметить, что в 1959 г. режим постоянного (ежегодного) кошения … обнаружил свою несостоятельность: резко снизилась продуктивность фитомассы, снизилась красочность степи, неудовлетворительно шли процессы естественного возобновления…».

Однако не только в критике оппонентов заключается вклад Краснитского в теорию заповедного дела. Вместе с Дыренковым им была разработана нормативная система концепции абсолютной заповедности, впервые создан механизм её реализации на практике. Чтобы решить важнейший теоретический вопрос: что важнее — охрана саморазвивающихся спонтанных процессов в эволюционирующих экологических системах или защита биоразнообразия, А. М. Краснитский и С. А. Дыренков в 1978 году сформулировали основной принцип концепции абсолютной заповедности — принцип разделения двух функций заповедных территорий[13]. Принцип Краснитского—Дыренкова заключается в том, что охрана спонтанно развивающихся экосистем должна стать целью природных заповедников, а консервация уже известного состояния экосистем путём имитации или полного сохранения того режима, который явился условием их возникновения, — целью заказников, национальных парков и прочих охраняемых природных территорий[14].

Итогом научной деятельности А. М. Краснитского является опубликованная им в 1983 году монография «Проблемы заповедного дела». В этой работе впервые в стране рассматривалась история, текущее состояние и перспективы заповедного дела в стране, проведено обобщение теоретических и практических достижений, изложен многолетний опыт автора[1]. До настоящего времени эта книга представляет собой один из лучших анализов регуляционных мероприятий в заповедниках и их научной критики. В этой работе также одним из первых в СССР Краснитский подвергнул критике туризм и студенческие практики в заповедниках[13].

Награды и почётные звания

Библиография

  • Краснитский А. М. Проблемы заповедного дела. — М.: Лесная промышленность, 1983. — 191 с. — 6800 экз.
  • Краснитский А. М. Естественное распространение деревьев и кустарников на некосимой залежи в Центрально-Черноземном заповеднике // Ботанический журнал. — 1973. — № 2. — С. 212—224.
  • Краснитский А. М. Лесохозяйственные мероприятия и их место в заповедном деле (о рубках леса в заповедниках) // Бюллетень МОИП, отделение биологии : журнал. — 1975. — № 2. — С. 18—19.
  • Игнатенко О. С., Жмыхова В. С., Краснитский А. М. и др. Оценка разных режимов охраны луговых степей Центрально-Черноземного заповедника // Тезисы докладов VI Делегатского съезда ВБО. — Л.: Наука, 1978. — С. 14-15.
  • Краснитский А. М. Основные задачи специализации заповедного дела // Растительный мир охраняемых территорий. — Рига: Зинатне, 1978. — С. 29—33.
  • Краснитский А. М. Лесохозяйственные мероприятия и их место в заповедном деле // Опыт работы и задачи заповедников СССР. — М.: Наука, 1979. — С. 113—123.
  • Дыренков С. А., Краснитский А. М. Основные функции заповедных территорий и их отражение в режиме создания лесных экосистем // Бюллетень МОИП, отделение биологии. — 1982. — Т. 87, вып. 6. — С. 105—112.
  • Краснитский А. М., Гусев А. А. и др. Принципы охраны и современное состояние травяных экосистем европейской лесостепи // Проблемы охраны генофонда и управления экосистемами в заповедниках степной и лесостепной зон. — М.: Издательство АН СССР, 1984. — С. 131—135.

Напишите отзыв о статье "Краснитский, Алексей Михайлович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 В. П. Сошнина. [zapoved-kursk.ru/o-zapovednike/biografii/a.m.-krasnitskij-direktor-zapovednika-s-1961-po-1985-g.html А. М. Краснитский — директор заповедника с 1961 по 1985 г.]. Центрально-Чернозёмный государственный заповедник имени профессора В. В. Алёхина. Проверено 28 октября 2015.
  2. 1 2 3 [www.podvignaroda.ru/?n=17830831 Наградной лист] в электронном банке документов «Подвиг Народа» (архивные материалы ЦАМО, ф. 33, оп. 682526, д. 1553, л. 5)
  3. Борейко, 2013, с. 20.
  4. Штильмарк Ф. Р. Лукоморье — где оно?. — М.: Мысль, 1993. — С. 280. — 330 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-244-00605-3.
  5. 1 2 Краснитский, 1983, с. 112.
  6. 1 2 3 4 Уинер Д. [savesteppe.org/docs/sb10.pdf Подводные камни концепции эталона: маленький заповедник поднимает большие вопросы] // НИЦ ОИГГМ СО РАН Степной бюллетень : журнал. — Новосибирск: Издательский дом «Манускрипт», 2001. — № 10. — С. 7. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1684-8438&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1684-8438].
  7. Краснитский, 1983, с. 89.
  8. Борейко, 2013, с. 5.
  9. 1 2 Борейко, 2013, с. 6.
  10. 1 2 Борейко, 2013, с. 21.
  11. Борейко, 2013, с. 7.
  12. Борейко, 2013, с. 22.
  13. 1 2 Борейко, 2013, с. 23.
  14. Краснитский А. М., Дыренков С. А. О необходимости разделения двух функций заповедных территорий // Тезисы докладов VI Делегатского съезда ВБО. — Л.: Наука, 1978. — С. 20.
  15. [www.podvignaroda.ru/?n=1113533420 Информация из учётной карточки награждённого] в электронном банке документов «Подвиг Народа»

Литература

  • Саксонов С. В. Краснитский Алексей Михайлович // Энциклопедия Самарской области. — Самара: ООО «СамЛюксПринт», 2011. — Т. 3 К—М. — С. 187—187.
  • Борейко В. Е. [ecoethics.ru/wp-content/uploads/2013/11/int_klass_zap_2013.pdf Классики концепции абсолютной заповедности]. — Киев: Логос, 2013. — 48 с. — (Серия «Охрана дикой природы», вып. 72).

Отрывок, характеризующий Краснитский, Алексей Михайлович

– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.