Красногорское сражение

Красногорское сражение Основной конфликт: Русско-шведская война (1788—1790) Боголюбов А.П.. Сражение русского флота со шведским флотом в 1790 году вблизи Кронштадта при Красной Горке Дата 23—24 мая (3-4 июня) 1790 года Место Финский залив Балтийского моря Итог тактическая победа русского флота Противники Российская империя Швеция Швеция Командующие Круз А. И. Карл Зюдерманландский Силы сторон 17 линейных кораблей, 4 фрегата, 8 гребных фрегатов (1760 орудий) 22 линейных корабля, 8 фрегатов, 4 малых фрегата (2000 орудий) Потери 94 убитых, 246 раненых 84 убитых, 283 раненых

Красногорское сражение (также Стирсуденское сражение, в шведских источниках также «Кронштадтское сражение», швед. Sjöslaget vid Kronstadt) — морское сражение между русской и шведской эскадрами в ходе русско-шведской войны 1788—1790 годов, произошедшее 23—24 мая (3-4 июня) 1790 года в Финском заливе Балтийского моря, северо-западнее деревни Красная Горка. В ходе сражения русская эскадра не допустила прорыва к Санкт-Петербургу шведов, которые при подходе к русским подкрепления были вынуждены отойти и укрыться в Выборгском заливе.

Предыстория

После неудачного для шведов Ревельского сражения 2 мая 1790 года, шведская эскадра под командованием Карла Зюдерманландского, простояв 10 дней без движения, в конце концов двинулась на восток, имея в своих планах прорыв мимо Кронштадтской эскадры к Санкт-Петербургу. Это позволило русской Ревельской эскадре покинуть Ревель и также двинуться на восток на соединение с Кронштадтской эскадрой. Дойдя до Гогланда Карл встал на якорь и простоял тут до 21 мая. Узнав о выходе в море Ревельской эскадры Чичагова, он собирался вернуться обратно и дать новый бой, однако по приказу шведского короля Густава III был вынужден, прикрыв переход шведского галерного флота после боя у Фридрихсгама в Выборгский залив, двинуться к Кронштадту.

7 мая командующим действующей и резервной Кронштадтскими эскадрами был назначен вице-адмирал А. И. Круз. Имея под своим командованием 17 линейных кораблей, 4 фрегата и 2 катера, 12 мая он вышел в море для поиска и перехвата шведского флота и начал крейсирование и артиллерийские стрельбы в узкости между Стирсуденом и Долгим Носом. 17 мая Круз, узнав о появлении шведского флота у Гогланда, запросил в своё распоряжение 8 новых гребных фрегатов под командованием капитан-бригадира Ф. И. Деннисона, стоявших у Кронштадта. Вечером 20 мая, когда эскадра Круза находилась в 14 милях от Толбухина маяка, фрегаты присоединились к эскадре.

Утром 21 мая передовые суда русской эскадры заметили неприятеля, а к вечеру того же дня был виден весь шведский флот. 22 мая флоты при легком западном ветре держали друг друга в пределах видимости, не решаясь идти на сближение. Русский флот держался на позиции между мысами Долгим и Стирсуденом, таким образом защищенный берегами от обхода своих флангов.

Силы сторон

Русская эскадра включала в себя 17 линейных кораблей, 4 парусных и 8 гребных фрегатов, 2 катеров (всего 1760 пушек, из которых 800 крупных (18-36-фунтовых) и 600 мелких орудий на линейных кораблях).

Авангардом командовал вице-адмирал Я. Ф. Сухотин, кордебаталией — сам Круз, державший флаг на «Чесме» (Иоанн Креститель), арьергардом — контр-адмирал И. А. Повалишин. Кроме того, 4 парусных и 5 гребных фрегатов под командованием Ф. И. Денисона были выделены в особый отряд, фактически представлявший собой подвижный резерв для парирования неожиданных действий противника. Ему было предписано держаться на наветренной стороне боевой линии линейных кораблей, чтобы обладать свободой манёвра. 3 гребных фрегата и 2 катера Круз оставил при себе для передачи сигналов и для посылок.

С русской стороны в сражении принимали участие:

• «Иануарий»
• «Не тронь меня» (капитан 1 ранга Д. Тревенен);
• «Америка» (капитан 2 ранга Я. Г. Сукин);
• «Иезекиль» (капитан бригадирского ранга И. Н. Курманалеев);
• «Царь Константин» (капитан бригадирского ранга Н. С. Скуратов);
• «Сысой Великий» (капитан 1 ранга Я. Aн. Жохов);
• «Победослав»
• «Иоанн Богослов» (капитан бригадирского ранга И. М. Одинцов);
• «Всеслав»
• «Святой Петр»
• «Иоанн Креститель (Чесма)»
• «Трех Иерархов» (капитан 1 ранга К. Я. Обольянинов);
• «Двенадцать апостолов» (капитан бригадирского ранга Н. С. Федоров);
• «Св. Князь Владимир»
• «Св. Николай Чудотворец»
• «Пантелеймон»

Шведский флот насчитывал 22 линейных корабля, 8 линейных и 4 малых фрегата и несколько вспомогательных судов (1200 орудий 29-36-фунтовых орудий и 800 более мелких). В боевую линию герцог Карл включил все линейные корабли и 2 больших фрегата, остальные 6 фрегатов также были выделены в отдельный отряд для поддержки пострадавших в бою кораблей и наиболее атакованной части флота.

Имея указание от шведского короля беречь свою жизнь герцог Карл со штабом перешёл на борт фрегата «Улла Ферзен», чтобы управлять боем вне строя, на флагманском «Густаве III» оставался для приема и передачи сигналов флаг-офицер лейтенант Клинт. Фактически кордебаталию возглавлял командир флагманского корабля полковник Клинт. Авангардом командовал контр-адмирал Модее, а арьергардом — полковник Лейонанкерн.

Сражение

23 мая

После полуночи 23 мая ветер сменился на восточный, и Круз принял решение атаковать противника. В 3 часа русский флот получил сигнал флагмана атаковать неприятеля и сразиться с ним на дистанции ружейного выстрела. По этому сигналу авангард пошёл на сближение со шведским флотом. Русские корабли шли в строю фронта, но вскоре легли на курс, почти параллельный неприятельскому. Около 4 часов утра шведский авангард первым открыл огонь. Корабли маневрировали столь медленно, что для вхождения всех в линию боя потребовалось не менее часа. Большие шведские фрегаты, державшиеся в стороне от линии боя против корабельных интервалов, вскоре вступили в линию, усилив огонь шведской эскадры. Против одного русского корабля приходилось по два шведских. Основной огонь шведов был сосредоточен против флагманского корабля Круза и северного фланга русской эскадры. Около 5 часов командовавшему северным флангом вице-адмиралу Сухотину ядром оторвало ногу, и он передал командование командиру своего корабля капитану Федорову, попросив его не ослаблять атаку. На поддержку русского северного фланга двинулся особый отряд фрегатов Деннисона, открывший огонь в интервалах между нашими кораблями. Однако, вскоре по сигналу Фёдорова этот огонь был прекращен, так как ядра пробивали паруса своих кораблей, и фрегаты Деннисона двинулись дальше на фланг.

Во время сражения ветер менялся от северо-восточного до юго-восточного, так что корабли из строя кильватера перешли в строй пеленга. Около 7 часов утра бой стал угасать, шведы начали отходить на запад, к Сескару. Круз намеревался преследовать их и около 9 часов отдал сигнал по эскадре построить линию не «по учреждению», а «по способности», что сокращало время перестроения, однако к этому моменту ветер окончательно стих.

Около 11 часов из Бьоркезунда показался отряд шведского галерного флота из 20 шхерных судов, который попытался атаковать ближайшие русские корабли, однако был отогнан гребными фрегатами Деннисона, не причинив вреда русским.

Около полудня ветер переменился на западный и стал усиливаться. Оказавшись с наветренной стороны шведы повернули на юг, легли параллельно русскому флоту и атаковали его на правом галсе, сосредоточив основной огонь на русский флагманский корабль «Иоанн Креститель» и кордебаталию. После часовой перестрелки на большой дистанции, около 15 часов шведы стали приводить к ветру, флоты разошлись и бой вновь затих.

Около 17 часов эскадра Круза, дойдя до южного берега Финского залива у мыса Долгого, вновь повернула на север и выстроилась в линию на левом галсе. Шведы находились между островами Сескар и Биоркэ. Около 18 часов шведы стали последовательно спускаться к русскому авангарду. Эскадры сблизились для боя третий раз за день. Однако, в этот раз шведы не стали подходить на близкую дистанцию, повернули и легли на встречный курс с русской эскадрой, из-за чего огонь не принёс противникам особого вреда.

Вечером 23 мая сильно повреждённый линейный корабль «Иоанн Богослов» самовольно ушёл в Кронштадт для ремонта.

24 мая

После первого дня сражения Карл Зюдерманландский планировал не продолжать сражение и отойти к Гогланду, но по приказу шведского короля был вынужден изменить свои планы. Командующий русской эскадрой вице-адмирал Круз также не планировал активные действия, а собирался держаться в виду неприятельского флота, пока не подойдет эскадра Чичагова.

В течение ночи боевых действий не происходило — русская эскадра находилась на линии немного западнее меридиана Стирсудена, а шведская — в пяти милях западнее. Обе эскадры исправляли полученные за день повреждения и готовились к новому бою. Раненого вице-адмирала Сухотина отвезли в Кронштадт, но его флаг остался на корабле, чтобы не обнаруживать потери.

Утром 24 мая установилось маловетрие, горизонт был застлан дымкой. По сигналу вице-адмирала Круза к 10 часам русская эскадра выстроила линию баталии. После полудня подул юго-западный ветер, переходивший в западный. Русская эскадра выстроилась в линию баталии на правом галсе курсом на юг. Шведский король, получив донесение, что эскадра Чичагова прошла остров Нарген, приказал возобновить бой, который он рассчитывал кончить до подхода ревельской эскадры. С 13 часов подул попутный шведам юго-западный ветер и они, идя правым галсом, начали медленно спускаться на русскую линию. В то же время, Круз отводил свои корабли на восток, стремясь завлечь шведов в глубину мелководной Кронштадтской бухты.

Около 17 часов шведы открыли огонь, между их авангардом и частью русского флота завязалась оживленная перестрелка. Получив повреждения, русская эскадра не смогла сохранить линию баталии, её арьергард сбился в кучу, а шведы оттянули свой арьергард далеко за хвост русской колонны, поставив русские корабли под перекрёстный огонь. Два шведских концевых корабля с четырьмя фрегатами, заметив разрыв русской линии, попытались отрезать русские арьергардные корабли, но были отогнаны фрегатами Деннисона. В течение боя эскадры приблизились к южному берегу Финского залива, при повороте через фордевинд линия русской эскадры значительно расстроилась и, закончив манёвр и взяв курс на север, суда оказались в другом порядке. После 20 часов ветер стих, море заволокла дымка и бой прекратился.

Около 20.30 к шведской эскадре с запада подошёл свой фрегат «Яррамас», который известил Карла Зюдерманландского, что за ним гонится эскадра Чичагова. Оказавшись под угрозой окружения русскими эскадрами, шведы стали отступать на запад. Эскадра Круза держала их в поле видимости, ожидая подхода Чичагова.

Утром 25 мая шведская эскадра отошла за остров Сескар. На рассвете 26 мая русские эскадры увидели друг друга, но шведский флот уже отходил за остров Торсари, исполняя приказание короля «Войти в Выборгскую бухту для прикрытия шхерного флота».

Потери

Русские потери составили 94 убитых, 246 раненых. Причём во время сражения у русских от стрельбы взорвались 25 пушек (что не так много, учитывая что за два дня эскадра круза сделала 36 тысяч выстрелов), от чего погибло 34 человека.

Шведы потеряли 84 человека убитыми и 283 раненными.

Последствия

Русскими была одержана тактическая победа: будучи слабее неприятеля, они не допустили неприятеля в Кронштадт и Петербург, воспользовавшись местностью для прикрытия своих флангов в то же время дождались подхода ревельской эскадры.

В результате сражения шведский флот оказался запертым в Выборгском заливе, где через месяц был разгромлен соединенными русскими эскадрами.

За Красногорское сражение императрица наградила А. И. Круза орденом Св. Александра Невского.

Литература

• Брикнер А. Г. [runivers.ru/lib/detail.php?ID=483579 Война России со Швецией в 1788—1790 годах]. — СПб., 1869. — 300 с.
• Лебедев А.А. Красногорское сражение 1790 г. в свете новых архивных документов [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2016. — Специальный выпуск III. Военно-морская история (от эпохи Великих географических открытий до Первой мировой войны) — Ч. III. — C. 279-362 <www.milhist.info/2016/10/24/lebedev>.

Отрывок, характеризующий Красногорское сражение

Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.