Красное Село (Москва)
| Красное Село | |
 Красное село на карте 1825 года | |
| История | |
|---|---|
| Первое упоминание | |
| В составе Москвы с | |
| Статус на момент включения |
село |
| Расположение | |
| Округа | |
| Районы | |
| Станции метро | |
| Координаты |
55°46′38″ с. ш. 37°40′07″ в. д. / 55.77722° с. ш. 37.66861° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.77722&mlon=37.66861&zoom=18 (O)] (Я) |
Красное Село — одно из древнейших подмосковных поселений, вошедшее в состав Москвы в 1806 году. Ныне память о нём сохранена в названии Красносельского района, станции метро, трёх улиц, шести переулков и Красносельского тупика.
История
Красное Село впервые упоминается в 1423 году в завещании великого князя Василия I, который передал село своему сыну Василию II. По мнению И. Е. Забелина, оно существовало уже XII-XIII веках[1]. Красное находилось в начале Стромынской дороги, вблизи большого пруда, там, где из него вытекала речка Чечера. Название село получило по живописности места, в котором находится (красное, т.е. красивое)[2].
Духовной грамотой 1462 года Василий II Тёмный передал «село Красное над Великим прудом оу города, и з дворы з городскими, что к нему потягло» своему старшему сыну Ивану III, после чего несколько веков оно находилось в дворцовом ведомстве[3].
В XVI веке село сильно разрослось, здесь проживали богатые купцы и ремесленники, которых насчитывалось около 700 человек[1]. О богатстве жителей села говорит и найденная археологами оконная слюда — редчайший случай для сельских поселений[3].
В период Смутного времени Красное также занимало видное место. 1 июня 1605 года сюда прибыли гонцы Лжедмитрия I — Наум Плещеев и Гавриил Пушкин, которые легко уговорили перейти красносельцев на сторону самозванца. Узнав об этом, царь Фёдор Годунов велел конным сотням подавить мятежников, однако, встретив по пути сопротивление казаков, они вернулись назад. А Плещеев и Пушкин, тем временем, направились в столицу и на Лобном месте зачитали грамоты самозванца[3].
В 1609 году царь Василий Шуйский приказал «быти в Красном селе для оберегания от воров изменников воеводе Никите Михайлову сыну Пушкина да Нелюбу Васильеву сыну Огареву», вместе с ними около 600 стрельцов, 300 ратников и 10 пищалей. В том же году казачий атаман Горохов, переметнувшийся в лагерь Лжедмитрия II сжёг Красное.
С 1620-х годов здесь упоминается деревянная Покровская церковь на Ольховце, ввиду близости ручья Ольховец. В 1701 году выстроен новый каменный храм, а его классический вид закрепился после реконструкции 1838 года[2].
Царский дворец в Красном селе включал в себя деревянные жилые покои, придворную Спасскую церковь и службы. Хоромы располагались на северном берегу пруда и фасадом выходили на водоём. В 1747 году дворец ремонтировался известным архитектором Иваном Мичуриным. В 1776 году Спасская церковь, ввиду ветхости строения, была разобрана, а церковная утварь передана в храм в Гольянове. В 1790 году разобран и деревянный дворец[3].
В конце XVII века в Красном насчитывалось 220 дворов, в которых проживали дворцовые крестьяне, подьячие, сокольники, ловцы, купцы, стольник и думный дьяк[4].
В середине и конце XVIII века к югу от Красного пруда, вдоль берега речки Чечеры, проходили народные гулянья[3]. В 1759 году итальянец Джованни-Батиста Локателли построил деревянный оперный театр, включающий партер, ложи, занавес для сцены и систему кулис, рассчитанный на 3000 зрителей[1]. Здесь проходил «публичный машкерад», а позже ставились итальянские оперы. В том же году над устройством театра работали актёры Ф. Г. Волков и Я. Д. Шумский, ставившие в «Локателлиевом доме» русские спектакли. Роли в них исполняли студенты Московского университета. Однако, с 1761 года интерес жителей к оперным спектаклям начал падать и уже в следующем году он был закрыт[4].
Прокладка в 1742—1747 годах Камер-Коллежского вала фактически очертила новую границу Москвы, в пределах которой оказалось и Красное село[1].
В составе Москвы
В 1837 году Высочайшим Указом императора Николая I из Белого города сюда был переведён Алексеевский девичий монастырь (после чего именуемый Ново-Алексеевским), в связи со строительством на его месте храма Христа Спасителя[1].
Согласно генеральному плану Москвы Н. Белоусова (1850—1851 года) на территории Красного села можно отметить значительный рост числа домовладений, преимущественно деревянной постройки. К западу от монастыря расположились усадьбы с парковыми зонами. Обширная территория земель бывшего села была занята садами и огородами[1].
Во второй половине XIX века здесь развернулось строительство сети железных дорог. В 1862 году построена Ярославская железная дорога между Москвой и Сергиевым посадом с вокзалом на Каланчевском поле, на правом берегу Красного пруда. Примерно в это же время проложена соединительная ветвь Московской Казанской железной дороги с Николаевской. В период с 1860 по 1900 года на территории села сформировалась уличная сеть, контуры которой во многом сохранились до нынешних времён[1].
22 августа 1887 года на монастырской земле заложен храм во имя Всех Святых. Построен по проекту архитектора А. А. Никифорова, и освящён вместе с приделом Казанской иконы Божией Матери 30 июня 1891 года[5].
Летом 1924 года Моссовет принял решение о закрытии храма Всех Святых[5]. С конца 1920-х по начало 1930-х годов продолжался последовательный снос исторических построек и монастырских строений, освобождённые территории застраивались жилыми и административными зданиями. А проложенная в 1970-х годах Рижская эстакада, окончательно нарушила целостность исторической местности[1].
Напишите отзыв о статье "Красное Село (Москва)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.archnadzor.ru/2007/03/22/krasnoe-selo/ Красное село]. Архнадзор. Проверено 12 июня 2012. [www.webcitation.org/6AwLdm5ir Архивировано из первоисточника 25 сентября 2012].
- ↑ 1 2 [pokrovahram.ru/ Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе]. Проверено 12 июня 2012. [www.webcitation.org/6AwLexMUP Архивировано из первоисточника 25 сентября 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 Аверьянов К. А. История московских районов: Энциклопедия. — М.: Астрель, АСТ, 2008. — С. 830. — ISBN 978-5-17-029169-4.
- ↑ 1 2 [krasncom.ru/index.php?page=hist&page2=hist1 История Красносельского района]. Управа Красносельского района. Проверено 12 июня 2012. [www.webcitation.org/6AwLfTtjV Архивировано из первоисточника 25 сентября 2012].
- ↑ 1 2 [www.hram-ks.ru/history.shtml История храма]. Храм Всех Святых, что в Красном селе. Проверено 12 июня 2012. [www.webcitation.org/6AwLgS42I Архивировано из первоисточника 25 сентября 2012].
Отрывок, характеризующий Красное Село (Москва)
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
