Красный Бор (Смоленск)

Посёлок Красный Бор Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Смоленская областьСмоленская область Городской округ Смоленск Координаты 54°47′27″ с. ш. 31°55′06″ в. д.54.79083° с. ш. 31.91833° в. д. / 54.79083; 31.91833    Часовой пояс UTC+3 Автомобильный код 67 Показать/скрыть карты

Красный Бор — посёлок и популярная зона отдыха в 8 км к западу от Смоленска, близ Гнездова. Железнодорожная станция. Расположен в западной части Заднепровского района Смоленска.

Лесопарк

Лесопарк площадью 1500 гектар с озёрами и минеральными источниками расположился на берегу Днепра. На территории лесопарка размещено около 30 оздоровительных лагерей для отдыха школьников, дачи детских садов, санаторно-лесная школа, турбазы, лыжные базы и другие объекты и учреждения отдыха. На площади 2 га в лесном массиве расположено озеро Кривое, являющееся комплексным памятником природы. На озере организованы пляжи для отдыхающих. Также на территории лесопарка расположен крупнейший в Смоленской области санаторий «Красный Бор». Сейчас санаторий - это большое лечебно-профилактическое учреждение с современной лечебно-диагностической базой для лечения взрослых и детей с заболеваниями сердечно-сосудистой системы.

Комплекс «Беренхалле»

Во время Великой Отечественной войны в Красном Бору находилась немецкая разведывательная школа «Сатурн». Там же была построена ставка Гитлера, но использовал её штаб группы армий «Центр». С этой целью, осенью 1941 года на шоссе Смоленск — Витебск началось строительство подземного комплекса «Беренхалле» — «Медвежья берлога». Комплекс строился с октября 1941 по август 1942 года в глубокой тайне силами советских военнопленных, партии которых по окончании очередного этапа работ расстреливали.

По архивным данным, комплекс состоял из 42 специальных помещений и жилых блоков. В целях защиты было построено около 500 метров щелей и траншей. Для маскировки территории строительства здесь посадили 400 деревьев и около тысячи кустарников. Размер бункера, построенный непосредственно для Гитлера, составил 43 квадратных метра. В строительстве были заняты 2400 человек. В это время Красный Бор приезжали Гудериан, Кейтель, Йодль, Канарис и другие; сам Гитлер, по некоторым данным, бывал в «Беренхалле» в середине ноября 1941 года и 13 марта 1943 года (однако, пробыл он там всего несколько часов). При подходе советских войск комплекс был оставлен немцами, но не взорван. Это породило стойкие легенды о «бункере Гитлера» под Смоленском и якобы спрятанных там сокровищах.

Ссылки

• [www.kr-bor.ru/ Сайт санатория «Красный Бор»]
• [www.ng.ru/inquiry/2004-01-19/14_smolensk.html Светлана Савенок. «Медвежью берлогу» не отрыли, тему закрыли]
• [admin.smolensk.ru/~digest/day/2003/day-39.htm Данные Мюнхенского архива о Беренхалле — аннотация статьи в газете «Рабочий Путь» (Смоленск), № 243, октябрь 2003]
• [www.liveinternet.ru/users/1758119/post54964450/ Дмитрий Волобуев. След Гитлера под Смоленском. — журн. Nexus, № 6, 2005]

Отрывок, характеризующий Красный Бор (Смоленск)

– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».