Красный Кавказ (крейсер)
«Красный Кавказ» (бывший «Адмирал Лазарев») — лёгкий крейсер ВМФ СССР, модифицированный вариант лёгкого крейсера типа «Светлана»[Прим. 1].
Принимал участие в боевых действиях в составе Черноморского Флота в годы Великой Отечественной войны, стал первым гвардейским кораблём Черноморского флота.
Содержание
История создания
Строительство было санкционировано в июне 1912 года по «Программе усиленного судостроения на 1912—1916 гг.»[1].
В Техническом бюро РСО под руководством подполковника М. И. Сасиновского был разработан эскизный проект, а затем и вычерчены теоретический и общего устройства чертежи легкого крейсера для Чёрного моря. После чего они были высланы фирме «Дж. Браун» (в Клайдбэнке) для изготовления модели и испытания её в бассейне. Что и было выполнено в мае 1913 года.
Заложен на заводе «Руссуд» («Русское судостроительное общество» в городе Николаев 19 октября 1913 года. Кодовое имя — проект «Балашка». К июню 1916 года корабль довели до 48 % готовности (от сдаточной). 28 мая при попытке спустить корабль на воду тот это сделать отказался, войдя воду только частью кормовой оконечности. Только через 1,5 недели дождавшись подъёма воды в реке, двумя паровозами, шестью домкратами, плавучим краном и мерами по смещению ЦТ удалось столкнуть будущий крейсер в воду. В январе 1918 года работы по достройке крейсера были прекращены при готовности 55 %.
Постройка корабля была прервана немецкими и украинскими властями, которые рассчитали рабочих завода и начали вывоз оборудования в Германию. Центральный комитет по строительству легких крейсеров в Петрограде, оставшись без заводов, был вынужден разослать своим контрагентам письма такого содержания[2]:
Настоящим уведомляем, что вследствие занятия украино-германцами (имеется в виду Центральная Рада) города Николаева мы теперь лишены возможности принять изготовленное Вами оборудование для легких крейсеров типа «Адмирал Нахимов» и просим не отказать хранить их на ваших складах вплоть до нашего распоряжения.
Советом труда и обороны СССР в 1924 году принимается решение о возобновлении строительства крейсера. Но от бумажных решений до дела долгий срок (работы даже не начинались).
16 марта 1926 года Реввоенсовет принимает разработанный в научно техническом комитете проект достройки крейсера, для вооружения которого решено взять с ушедших на слом балтийских кораблей 8 203-мм орудия.
14 декабря 1926 года строившийся как «Адмирал Лазарев» (крейсер типа «Адмирал Нахимов», тот же «Светлана». только для Чёрного моря) корпус был переименован в «Красный Кавказ». Только в начале 1927 года недостроенный корпус поставили в док, для очистки от ржавчины, который он покинул в апреле. Работы в минимальном объёме удалось начать только в сентябре, и только в мае 1929 года, после утверждения проекта достройки они развернулись в полном объёме. План вооружения корабля новыми 180-мм дальнобойными орудиями руководство ВМС включило в «Программу строительства Морских сил РККА на 1926/27 — 1931 год», со сроком начала гос. сдаточных испытаний — 1 мая 1931 года (к празднику).
Строитель — Николаевский судостроительный завод (завод им. А.Марти — одноимённый с Ленинградской судостроительной верфью). Завод «Большевик» — изготовление 180-мм орудий. Ленинградский Металлический завод — изготовление и монтаж башенных установок. Ижорский завод — броня башенных установок. Заведующий достройкой (главный строитель) — инженер Л. И. Попандопуло.
1 июня 1930 года крейсер вновь попадает для проведения достроечных работ в док. 9 сентября покидает его (условная дата вторичного спуска на воду). Из-за очевидности невозможности достройки к назначенному сроку его переносят — раз, потом другой, затем ещё.
В 1931 году, за успехи на военных манёврах, корабль был награждён Орденом Трудового Красного Знамени ЗСФСР[3]
25 января 1932 года, на корабле был поднят военно-морской флаг, символизирующий его вступление в состав Морских сил РККА.
Последний из строившихся в царской России кораблей, достроенных уже при советской власти.
Конструкция
Схема бронирования осталась от старого проекта — башни и их барбеты 25-мм.
ГЭУ
10 котлов Ярроу (барабанный котёл шатрового типа с изогнутыми трубками)? В первоначальном проекте котлы имели смешанное нефтеугольное питание. Но выполнены были только под нефтяное. 4 турбины Парсонса (турбина реактивного принципа, требовали установки на судне специальных экономических турбин для крейсерского хода).
Запас топлива — 930 тонн, полный — 1000 тонн, наибольший возможный — 1050 тонн.
Вооружение
ГК
Теоретически орудия ГК были рассчитаны для стрельбы на 200 кбт.
В башнях не было своих дальномеров и автоматических приборов обеспечения стрельбы.
Только гораздо позднее в процессе эксплуатации ПУС будет заменена на «Молния». Отсутствовала также система продувки стволов после выстрела.
Минное
Торпедные аппараты образца 1913 года системы Гончарова, приводы наведения — электромеханический (запасной ручной). Система управления торпедной стрельбой (ПТУС) — ГАК-2 (1926 года) Всего 24 торпеды.
При водоизмещении 7 930 тонн кратковременно развил на испытаниях форсированную мощность — 64 000 л.с. достиг скорости 30,7 уз.
Служба
5 мая 1932 года дивизию крейсеров Чёрного моря реорганизовали в бригаду крейсеров, которую возглавил «Красный Кавказ».
В ночь с 9 на 10 мая 1932 года в Феодосийском заливе, во время проведения манёвров из-за неграмотного управления кораблём и неоднократного выхода из строя рулевого привода, произошло столкновение «Красного Кавказа» с крейсером «Профинтерн». Командира «Красного Кавказа» после этого сместили. Новым командиром стал Н. Ф. Заяц (а на короткий срок старшим помощником — Н. Г. Кузнецов). Крейсеру пришлось вернуться на только что покинутую верфь.
В 1933 году совершил единственный заграничный поход (визит вежливости) командир бригады Ю. Ф. Ралль. Вышел в поход 17 октября совместно с эсминцами «Петровский» (будущий «Железняков») и «Шаумян» из Севастополя. На следующий день вошёл в Стамбул (Турция), затем посетил Пирей (Греция) и Неаполь (Италия). 7 ноября пройдя 2 650 миль вернулся в базу.
В 1939 − 1940 году во время проведения капитального ремонту катапульту демонтировали.
20 декабря 1940 года в пояснительной записке к оперативно-тактическому заданию, начальник оперативного управления контр-адмирал В. А. Алафузов укажет: «В настоящее время „Красный Кавказ“, вследствие неудовлетворительного состояния артиллерии не боеспособен … и не может быть использован как учебный корабль.»
В годы войны
22 июня находился в Севастополе, с 23 принимал участие в минных постановках — выставил 110, а 24 июня — 90 мин. 5 июля ушёл в Новороссийск. 6 сентября уходит из Новороссийска в Севастополь, куда прибывает на следующий день. Ночью 11 сентября выходит к Одессе. 12 сентября обстреливает немецкие войска — выпущено 27 снарядов ГК, на следующий день — 58 снарядов, ночью 13 сентября возвращается в Севастополь.
В ночь 22 сентября в составе отряда кораблей под командованием контр-адмирала С. Г. Горшкова (КР «Красный Крым», ЭМ «Бойкий», «Безупречный»), принимает участие в высадке десанта морской пехоты (3-й Черноморский полк) в районе Григорьевки. «Красный Кавказ» доставил 696 десантников, выстрелив восемь снарядов. Возвращается в Севастополь. 4 октября приходит в Одессу и эвакуирует из неё в Севастополь около 1000 человек. 16 октября повторяет этот поход, выпустив при этом по немецким позициям 27 снарядов и эвакуировав 1 180 человек. 23 ноября совершает переход в Туапсе.
В период с 26 октября по 9 декабря 1941 года «Красный Кавказ» пять раз совершал походы в Севастополь, перевезя и эвакуировав 5 277 человек, 58 машин, 70 орудий, около 17 вагонов боеприпасов и 10 вагонов продовольствия. Выпустив при этом по немецким позициям 135 снарядов ГК.
21 декабря в составе отряда кораблей под командованием вице-адмирала Ф. С. Октябрьского («Красный Крым», лидер «Харьков», ЭМ «Незаможник», «Бодрый»), доставил в Севастополь 1500 человек (части 79-й отдельной морской стрелковой бригады), 8 минометов, 15 автомобилей. Приняв борт около 500 раненых ушёл к Балаклаве, откуда произвел артобстрел немецких позиций выпустив 39 снарядов, после чего вернулся в Туапсе.
Высадка Феодосийского десанта
29 декабря 1941, принимая участие в высадке Феодосийского десанта, в 3 часа 48 минут открыл огонь по городу и порту Феодосия. Артиллерийский налет продолжался 13 минут, за которые «Красный Кавказ» успел выпустить 26 снарядов ГК. В 5 часов начинает маневрировать для ошвартовки к причалу № 3 Широкого мола (для высадки десанта), манёвр удался только с 3-й попытки в 7 часов 15 минут. В течение этих 2 часов корабль находился в гавани под обстрелом немецкой полевой артиллерии:
- 5.08 в крейсер попало две минометных мины.
- 5.15 первый снаряд.
- 5.21 — 150 мм снаряд пробивает лобовую броню 2-й башни ГК и взрывается внутри. Несмотря на гибель расчёта и пожар через 1,5 часа башня снова находится в строю.
- 5.35 Почти одновременно на мостике разорвались две мины и снаряд. Большая часть людей находившихся там погибла, многие получили ранения.
- 5.45 снаряд разорвался в корпусе п/б в районе 83 шпангоута.
- 7.07 — л/б 50 шп.
- 7.17 — снаряд попадает рядом, но не пробивает брони.
- 7.30 — 60 шп.
- 7.31 в рубку, брони не пробил.
- 7.35 — 42 шп.
- 7.39 в течение одной минуты в баковую надстройку в районе 43 −46 шп. попадут три снаряда подряд. Погибнет 27 человек и 66 получат ранения.
- 8.08 закончив высадку десанта — 1 586 человек (техника выгружена не была), обрубив швартовы начал манёвр по выходу на рейд, затратив для этого 7 минут. В 9.25 подвергся налету немецкой авиации, которая продолжалась с перерывами до 18 часов. При этом на крейсер было проведено 14 атак.
- 1.30 1 января 1942 ложится курсом на Новороссийск. За время высадки и поддержки десантников, крейсер израсходовал 70 снарядов ГК и 429 100-мм.
Второй поход в Феодосию
4 января 1942 года крейсер доставил в Феодосию бригаду ПВО. Во время разгрузки подвергся атаке пикирующих бомбардировщиков Ju-87, несших 500 кг бомбы (из состава StG77). В результате атаки крейсер получил тяжелые повреждения[4]:
Несмотря на интенсивный зенитный огонь, четыре бомбы взорвались у борта крейсера. В кормовой части корабля образовались три громадные пробоины. Не успел крейсер выйти на рейд, как снова был атакован большой группой «юнкерсов» и вновь вступил в неравную схватку с врагом. На этот раз бомба взорвалась совсем рядом. Корму крейсера выбросило из воды, оторвало правый винт и кронштейн левого гребного вала, погнуло и заклинило рулевое устройство. Осадка корабля увеличилась на 5 метров, и палуба до четвёртой башни скрылась в волнах.
При попытке дать полный ход было обнаружено, что один вал вращается с недопустимым биением, а другой пошёл вразнос. В результате атаки крейсер получил три пробоины ниже ватерлинии и 26 марта встал на капитальный ремонт в Поти (до 17 августа 1942).
3 апреля 1942 приказом нарком ВМФ СССР Н. Г. Кузнецова крейсеру присвоено звание гвардейского корабля.
Дальнейшая служба
- 17 августа вышел на ходовые испытания после ремонта.
- 16 сентября 1942 года при переходе из Поти в Туапсе на борту, кроме экипажа в 878 человек, находилось 4 340 военнослужащих (408-й стрелковой дивизии).
- 22 октября при швартовочных манёврах в Туапсе подвергся безрезультатной атаке торпедного катера.
- 4-9 февраля 1943 года обеспечивал высадку десанта у пос. Южная Озерейка, а затем у пос. Станичка. С большими потерями десанту удалось захватить плацдарм около 7 км по фронту и 3 км в глубину, выйдя к окраинам Новороссийска.
Всего за период с 1941—1943 год крейсер совершил всего 64 боевых похода, обстрелял 13 батарей противника, вероятно уничтожил 2 танка и 3 самолета, подверг бомбардировке свыше 5 батальонов вражеской пехоты. Перевез более 25 000 человек. Отразил около 200 воздушных атак.
24 июня 1945 года в 11.20, знаменосцем батальона Черноморского флота (из состава сводного полка Северного, Балтийского и Черноморского флота, Дунайской и Днепровской флотилии), флаг крейсера «Красный Кавказ» был пронесён перед мавзолеем Ленина на параде Победы в Москве.
Послевоенная служба
12 мая 1947 года — Устаревший лёгкий крейсер переведен в категорию «учебный корабль».
С июня 1951 года учебный корабль «Красный Кавказ» служил в качестве условной мишени, при испытаниях, по программе телеориентирования в радиолуче, самолётов «К» — пилотируемых аналогов крылатого снаряда «КС-1». Корабль ходил переменными курсами на удалении около 100 км от Феодосии.
С весны 1952 года — корабль-мишень.
21 ноября 1952 года, при завершении испытаний ракетного комплекса «Комета» («КС-1» на «Ту-4К»), испытываемую крылатую ракету оснастили боевой частью. Крейсер «Красный Кавказ» вывели в море, имея ход 18 узлов (33,3 км/ч), экипаж с него сняли[5]. В результате попадания ракеты, движущийся корабль разломился на две части, которые затонули менее чем за 3 минуты. Предполагаемое место гибели корабля: в 15 милях к югу от мыса Чауда, район Феодосийского залива.
В 1955 году Гвардейский учебный корабль «Красный Кавказ», был исключён из списков корабельного состава ВМФ СССР.
Название «Красный Кавказ», было передано большому противолодочному кораблю (БПК).
Командиры
- 1932 — Карл Генрихович Мейер
- хх.06.1932 — хх.08.1937 — Николай Филиппович Заяц
- хх.08.1939 — хх.10.1939 — Юрий Константинович Зиновьев
- хх.хх.1941 — хх.хх.1942 — Алексей Матвеевич Гущин (капитан 1-го ранга)
- хх.хх.1942 — хх.10.1945 — Василий Николаевич Ерошенко (капитан 2-го ранга, бывший командир лидера «Ташкент»).
- 10.1945 - 06.1946 Древницкий, Василий Мартынович снят за плохую работу [7]
- 06.1946 - хх.хх.1947 Василий Николаевич Ерошенко
- хх.хх.1947 — хх.хх.1949 — Пётр Васильевич Уваров
Напишите отзыв о статье "Красный Кавказ (крейсер)"
Примечания
- ↑ В течение нескольких месяцев осенью 1918 г., состоя в готовности постройкой 55 %, носил название «Гетьман Петро Дорошенко» (см. также Украинский флот (1917—1919)).
Напишите отзыв о статье "Красный Кавказ (крейсер)"
Примечания
- ↑ [militera.lib.ru/articles/index_node0card33080.html Шацилло К. Ф. «Последняя военно-морская программа царского правительства» // Отечественная история. № 2 , 1994]
- ↑ ЦГАВМФ. Ф. 512. Оп. 1. Д. 1648. Л. 23; опубликовано: И. Ф. Цветков «Гвардейский крейсер „Красный Кавказ“» ISBN 5-7355-0121-6
- ↑ [cccp1917.com/?page_id=197 ОРДЕН ТРУДОВОЕ КРАСНОЕ ЗНАМЯ ЗСФСР]. Проверено 2 октября 2011. [www.webcitation.org/65tzLRWfJ Архивировано из первоисточника 4 марта 2012].
- ↑ [flot.sevastopol.info/ship/cruiser/krasniy_kavkaz.htm Черноморский флот]
- ↑ [www.airbase.ru/hangar/navymiss.htm Морская ракетоносная]
- ↑ [www.krim.biz.ua/feodosija-63-foto.html Феодосия ул. Горького. Памятник участникам Великой Отечественной войны, установленный в честь 30-летия Победы над фашистской Германией]
- ↑ [historylib.org/historybooks/Nikolay-Skritskiy_Flagmany-Pobedy--Komanduyushchie-flotami-i-flotiliyami-v-gody-Velikoy-Otechestvennoy-voyny-1941-1945/23 ДРЕВНИЦКИЙ ВАСИЛИЙ МАРТЫНОВИЧ. Командующий Ильменской флотилией]
Литература
- Цветков И. Ф. [wunderwaffe.narod.ru/WeaponBook/KrKav/ Гвардейский крейсер «Красный Кавказ»]. — Л.: Судостроение, 1990. — 264 с. — (Замечательные корабли). — 60 000 экз. — ISBN -5-7355-0121-6.
- А.В. Скворцов. Гвардейский крейсер Красный Кавказ (1926-1945) / Арбузов В.В.. — СПб: Галея Принт, 2005. — 105 с. — ISBN 5-8172-0098-8.
- Ю. В. Апальков. Российский Императорский флот 1914—1917. — Москва: Моделист-конструктор, 1998. — 32 с. — (Морская коллекция № 4 (22) / 1998). — 4300 экз.
- Министерство обороны СССР. Корабли и вспомогательные суда Советского военно-морского флота (1917-1927). — Москва: Воениздат МО СССР, 1981. — 589 с. — (Справочник).
- Министерство обороны СССР. Боевая летопись военно-морского флота (1941—1942). — Москва: Воениздат МО СССР, 1983. — 496 с. — (Справочник).
- Министерство обороны СССР. Краснознамённый Черноморский флот. — Москва: Воениздат МО СССР, 1987. — 334 с. — 30 000 экз.
- Н. А. Залесский. Ещё раз о крейсерах типа «Светлана». — Москва: Морской сборник, 1999. — (Морской сборник № 10—12 / 1999).
- Воробьев Борис Прорыв. Рассказ.- с. 345-362 - Антология "Приключения 1975", - 496 с. - М.: Молодая гвардия, 1975 г. - 150 000 экз.
Ссылки
- [flot.sevastopol.info/ship/cruiser/krasniy_kavkaz.htm 5 фотографий на «Черноморский Флот»]
- [nordflot.ru/pages/0910.php Статья с сайта nordflot.ru/. Борис Положай, радист с «Красного Кавказа».]
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Красный Кавказ (крейсер)
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
