Красный Строитель (Москва)
| Красный Строитель | |
| История | |
|---|---|
| Первое упоминание | |
| В составе Москвы с | |
| Статус на момент включения |
посёлок городского типа |
| Расположение | |
| Округа | |
| Районы | |
| Станции метро | |
| Координаты |
55°35′24″ с. ш. 37°37′12″ в. д. / 55.59000° с. ш. 37.62000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.59000&mlon=37.62000&zoom=14 (O)] (Я) |
Красный Строитель — бывший посёлок городского типа (с 1946 года), располагавшийся до 1960 года на территории Московской области, около станции Красный Строитель. 17 августа 1960 года эта территория была включена в состав города Москвы.
Красный Строитель получил статус посёлка городского типа по решению Мособлисполкома № 279 от 8 марта 1946 года, утверждённому указом Президиума Верховного совета РСФСР от 30 мая 1946 года[1]. В нём располагались кирпичный завод, ремонтно-механический завод, завод строительных деталей, завод бактериальных препаратов, экспериментальный завод Всесоюзного НИИ консервной промышленности. В 1950-е годы Красный Строитель административно относился к Ленинскому району. На момент вхождения в состав Москвы численность населения посёлка составляла 13,3 тыс. чел.[2]
Название посёлка сохраняется в названии одноимённой станции. Железная дорога делила его на восточную и западную части: первая ныне административно относится к московскому району Бирюлёво Западное, а вторая является 26-м кварталом района Чертаново Южное.
История «бирюлёвской» части Красного Строителя началась в 1930-е годы, когда на 24-м километре Московско-Курской железной дороги появился посёлок, основанный жителями Москвы, переселёнными сюда в связи со сносом старых домов в центре столицы. После включения Красного Строителя в состав Москвы в этой части посёлка формировалась производственно-складская зона и к концу 1980-х годов деревянные жилые дома практически полностью исчезли.
Западная часть Красного Строителя возникла на месте жилого посёлка кирпичного завода № 22 и некоторых территорий Аннинского сельсовета, которые в 1946 году вошли в состав новообразованного рабочего посёлка[1]. С 1950-х годов велась застройка квартала домами для работников Газопроводстроя, в связи с чем его также называли посёлком Газопровод. Облик западной части Красного Строителя сильно изменился в начале XXI века: с 2003 года на улицах Газопровод и Россошанской возводятся 17-этажные дома серии П-44Т, в то время как последний «сталинский» жилой дом на Дорожной улице (№ 34) был снесён в ноябре 2006 года. Одним из немногих сохранившихся зданий прежнего Красного Строителя является дом культуры «Маяк» на улице Газопровод.
Напишите отзыв о статье "Красный Строитель (Москва)"
Примечания
Литература
- Всё Подмосковье. Географический словарь Московской области / Н. А. Солнцев. — М.: «Мысль», 1967. — С. 140. — 384 с.
Ссылки
- [chertanoved.msk.ru/stroitel.shtml История рабочего посёлка Красный Строитель на сайте «История Чертанова»]
Отрывок, характеризующий Красный Строитель (Москва)
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
