Красный крест c портретами (яйцо Фаберже)
| «Красный крест c портретами» Яйца Фаберже | |
 Пасхальное яйцо, сюрприз — ширма с портретами | |
| Год изготовления |
1915 |
|---|---|
| Заказчик | |
| Первый владелец | |
| Текущий владелец | |
| Владелец | |
| Год получения |
1947 |
| Дизайн и материалы | |
| Мастер |
? |
| Материалы |
яйцо: серебро, золото, переливчатая белая и прозрачная красная эмаль; |
| Высота |
76 мм |
| Сюрприз | |
|
сворачиваемая ширма с пятью портретами: двух дочерей, сестры, жены и кузины царя в форме медсестёр[1]. | |
«Красный крест c портретами» — ювелирное яйцо, одно из пятидесяти двух императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Яйцо было создано в 1915 году по заказу Николая II, который подарил его своей матери Марии Фёдоровне в качестве традиционного подарка на Пасху 1915 года. В настоящее время ювелирное пасхальное яйцо Фаберже «Красный крест c портретами» хранится в художественном музее Вирджинии, Ричмонд, США[1].
Содержание
Описание
Императорское ювелирное пасхальное яйцо Фаберже «Красный крест c портретами» изготовлено из серебра, золота, украшено переливчатой белой и прозрачной красной эмалью. Переливчатая белая эмаль покрывает серебряное тело ювелирного яйца «Красный крест с портретами». На двух красных крестах указаны даты «1914» и «1915». На вершине императорского пасхального яйца в серебре размещены корона и монограмма императрицы Марии Фёдоровны, вдовы Александра III, а в основании расположена розетка с шестью лепестками. Миниатюры выполнены из перламутра и акварели на слоновой кости[2][3].
Сюрприз
Сюрприз ювелирного пасхального яйца представляет собой шарнирную, сворачиваемую ширму с пятью овальными миниатюрами, изготовленными из перламутра и акварели на слоновой кости. На портретах изображены члены семьи императора Николая II в форме медицинских сестёр[1][2][3]:
- великая княжна Ольга Александровна (сестра),
- великая княжна Ольга Николаевна (старшая дочь),
- императрица Александра Фёдоровна (супруга),
- великая княжна Татьяна Николаевна (вторая дочь) и
- великая княжна Мария Павловна (двоюродная сестра).
Владельцы
Император Николай II подарил яйцо ювелирное пасхальное яйцо «Красный крест c портретами» своей матери Марии Фёдоровне на Пасху 1915 года. После Октябрьской революции, вместе с другими сокровищами императорской семьи, оно было конфисковано большевиками. В 1930 году ювелирное яйцо «Красный крест c портретами» стало одним из десяти императорских яиц, проданных галерее Хаммер, Нью-Йорк. В 1933 году купленно Лиллиан Томас Пратт. В 1947 году коллекция покойной Лиллиан Томас Пратт была переданна в музей изобразительных искусств Виргинии, Ричмонд, США[1][2][3].
Напишите отзыв о статье "Красный крест c портретами (яйцо Фаберже)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.equal.lv/rus/eggskolection/5496.html Коллекция яиц Фаберже: «Красный крест c портретами», 1915]. Коллекция яиц Фаберже. equal.lv. Проверено 16 мая 2014.
- ↑ 1 2 3 [www.mieks.com/eng/1915-Red-Cross-Portraits-Egg.htm Mieks: Red Cross Portraits Egg, 1915] (англ.). Mieks Faberge Eggs. mieks.com. Проверено 16 мая 2014.
- ↑ 1 2 3 [faberge-eggs.info/jajco_krasnyj_krest_1915.html Яйца Фаберже: Красный крест c портретами, 1915]. Яйца Фаберже. faberge-eggs.info. Проверено 16 мая 2014.
Ссылки
|
Это заготовка статьи по искусству. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Красный крест c портретами (яйцо Фаберже)
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
