Крафт-Эбинг, Рихард фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рихард фон Крафт-Эбинг
нем. Richard Fridolin Joseph Freiherr Krafft von Festenberg auf Frohnberg

Рихард фон Крафт-Эбинг, 1891 год (фотография В. Г. Чеховского, гравёр Б. А. Пуц)
Место рождения:

Мангейм, Великое герцогство Баден, Германский союз

Место смерти:

Грац, Герцогство Штирия, Цислейтания, Австро-Венгрия

Научная сфера:

Психиатрия, Неврология, Криминалистика, Сексология

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Гейдельбергский университет, Цюрихский университет, Венский университет

Известен как:

один из основопложников сексологии

Рихард Фридолин Йозеф барон Краффт фон Фестенберг ауф Фронберг (нем. Richard Fridolin Joseph Freiherr Krafft von Festenberg auf Frohnberg), называемый фон Эбинг (нем. von Ebing) (14 августа 1840, Мангейм — 22 декабря 1902, Грац) — австрийский и немецкий психиатр, невропатолог, криминалист, исследователь человеческой сексуальности. Является одним из основоположников сексологии.





Биография

Родился 14 августа 1840 года в семье гражданского служащего. Мать его происходила из семьи юристов и признанных интеллектуалов. Его дед по материнской линии был известным в Германии юристом, получившим прозвище «защитник проклятых», потому что он выступал в защиту прав обвиняемых в аморальных преступлениях, в частности, связанных с половыми извращениями.

Поступив на медицинский факультет Гейдельбергского университета, Рихард слушал лекции старейшего немецкого психиатра И. Б. Фридрейха, который заведовал в то время университетской клиникой. Специализация его окончательно определилась, когда его направили в Цюрих на поправку после тифа. Он прослушал в Цюрихском университете лекции основоположника психиатрии В. Гризингера. Здесь он познакомился со всемирно известным Вильгельмом Эрбом, автором книги «Учебник электротерапии».

В 1863 году Крафт-Эбинг получает ученую степень. Темой своей докторской диссертации он выбрал бред. После защиты он отправился в турне с целью продолжить получение медицинского образования. Сначала Венский университет, где его учителями были Шкода, И. Опольцер и К. Рокитанский, затем была Прага, потом Берлин.

В 1864 году Крафт-Эбинг занимает должность ассистента в доме для психически больных в Илленау. Это большое психиатрическое заведение, открытое в 1842 году недалеко от Ахерна, которым руководил страссбургский нейрогистолог, профессор Х. Роллер. Илленау был главным поставщиком германских психиатров в течение 30 лет. Здесь в разное время работали Фишер, Гассе, Б. Гудден, Л. Кирн и Г. Шюле.

Франко-германская война потребовала знаний Крафт-Эбинга на поле брани. После заключения мира он занимался частной практикой и лечил раненых в Баден-Бадене. С мая 1872 года Крафт-Эбинг читает лекции в Страсбургском университете.

В 1873 году Крафт-Эбинг принимает приглашение из университета Граца. Здесь в его распоряжение была передана большая университетская клиника, открытая в 1870 году. Занимаемая им кафедра психиатрии Граца считалась в Австрии лучшей после Венского университета; это всего на одну ступеньку ниже высшего положения в психиатрии. Одновременно с этим высоким назначением он становится директором областного заведения для помешанных «Фельдхоф». Крафт-Эбинг проявлял бесконечное терпение в обращении с обитателями «Фельдхофа». Его неизменная доброта помогла многим больным, особенно со сравнительно небольшими отклонениями.

За годы работы в этом заведении Крафт-Эбинг издает трехтомный «Учебник психиатрии», в котором были обобщены наблюдения над 20 тысячами больных. Учебник был переведен на многие языки и выдержал 6 изданий. С одноименным названием появляется совместная с Э. Крепелиным работа, которая в своё время рассматривалась как исчерпывающая по проблемам клинической психиатрии, типологии поведения человека и мотиваций, что отличало эту работу от психиатрии Т. Мейнерта, полностью основанной на анатомии мозга.

В 1886 году Крафт-Эбинг становится ординарным профессором психиатрии и неврологии. Он быстро завоевал доверие, и к нему потянулось множество больных. Со временем, получив большую практику, Крафт-Эбинг открывает частную лечебницу для нервных и душевнобольных близ Граца, Штейермаркский приют для умалишенных.

В 1889 году Крафт-Эбинг уходит с поста заведующего кафедрой психиатрии медицинского факультета университета Граца.

В 1892 году Рихард фон Крафт-Эбинг был приглашен в Венский университет, где получил кафедру психиатрии, освободившуюся после смерти Т. Мейнерта. Крафт-Эбинг после Мейнерта считался наиболее опытным и известным психиатром в немецкоговорящем мире.

22 декабря 1902 года Крафт-Эбинг скончался в Граце.

Научная деятельность

Крафт-Эбинг занимался лечением с помощью гипноза. Его перу принадлежит несколько интересных работ, в которых представлены уникальные эксперименты с его истеричной пациенткой Ирмой. В результате этих экспериментов Крафт-Эбинг заявил, что внушаемость — не постоянное свойство истерической личности, а утверждение о поголовной подверженности истерических лиц внушению вряд ли правомерно. Однако, несмотря на его непререкаемый научный авторитет, до сих пор учебники психиатрии подчеркивают, что внушаемость — это свойство истерической личности.

Крафт-Эбинг стал одним из первых экспертов в области сексопатологии. В его функции входило предоставлять судам медицинскую историю обвиняемых. Но этим он не ограничивался. Стремясь добиться понимания и милосердия в отношении отступивших от принятых норм поведения, вызывавших сильное отвращение в пуританском обществе Вены, он доказывал, что ущемляются их гражданские права. Эта позиция ученого вызвала взрыв возмущения. На основе своей судебной практики Крафт-Эбинг написал «Учебник судебной психопатологии».

Но самой знаменитой работой Рихарда фон Крафт-Эбинга является книга «Половая психопатия», одно из первых опубликованных исследований сексуальных девиаций. Вышедшая в 1886 году, она сразу же приобрела широкую известность, выдержала при жизни автора 12 изданий, неоднократно выпускалась позже на различных языках, переиздается и в настоящее время. Отличительная её особенность — собранное автором огромное число случаев сексуальных отклонений, что позволило ему сделать выводы, не утратившие своего интереса и ныне. В этой книге были опубликованы подробные медицинские отчеты о сотнях половых извращений. Материалы такого рода ранее никогда не публиковались. Хотя Крафт-Эбинг написал значительную часть своего материала на латинском языке, чтобы он был понятен только врачам, его резко осудили в Англии за «предание гласности грязного и отвратительного материала перед лицом доверчивого общества». В этой книге Крафт-Эбинг подробно описывает и впервые вводит понятия садизма, мазохизма, зоофилии, а также бертранизма. Термин «бертранизм» появился благодаря знаменитому случаю сержанта Бертрана, также впервые описанному Крафт-Эбингом.

Основные труды

  • Krafft-Ebing R. Grundzuge der Kriminalpsychologie (Основы криминальной психологии), 1872.
  • Krafft-Ebing R. Lehrbuch der gerichtlichen Psychopathologie (Учебник судебной психопатологии), 1875.
  • Krafft-Ebing R. Lehrbuch der Psychiatrie auf klinicher Grundlage (Учебник клинической психиатрии), 1879.
  • Krafft-Ebing R. Psychopathia Sexualis (Половая психопатия), 1886.
  • Krafft-Ebing R. Eine experimentelle Studie auf dem Gebiete des Hypnotismus (Экспериментальное исследование в области гипнотизма), 1888.
  • Krafft-Ebing R. Lehrbuch der Psychiatrie (Учебник психиатрии), 1897.

Публикации на русском языке:

Интересные факты

2 мая 1896 года, выслушав в Венском обществе психиатров и неврологов доклад «О сексуальной этиологии истерии» малоизвестного тогда Фрейда, Крафт-Эбинг назвал идеи Фрейда «…научной басней».

Напишите отзыв о статье "Крафт-Эбинг, Рихард фон"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Крафт-Эбинг, Рихард фон


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]