Крахмальникова, Зоя Александровна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зоя Александровна Крахмальникова
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Зоя Александровна Крахмальникова (14 января 1929, Харьков, Украинская ССР, СССР 17 апреля 2008) — советский и российский публицист, правозащитник, участница диссидентского движения.





Биография

Родилась 14 января 1929 года в Харькове. После развода родителей воспитывалась отчимом, а с 1936 году, после ареста отчима, — матерью.

В 1954 году закончила Литературный институт им. Горького, затем училась в аспирантуре Института мировой литературы АН СССР и работала в издательстве «Советский писатель», в журнале «Молодая гвардия», в «Литературной газете»; в 19601970-х публиковалась как критик в журналах «Новый мир», «Знамя», «Молодая гвардия» и в «Литературной газете», автор нескольких литературоведческих книг и нескольких десятков статей, переводчик. В 1967 году защитила диссертацию о творчестве эстонского писателя Ааду Хинта, работала научным сотрудником в Институте социологии АН СССР.

Диссидент и писатель

В 1971 года обратилась в православие, с этого времени занимается религиозной деятельностью, пишет распространяющиеся в самиздате и «тамиздате» (в журналах «Грани» и «Вестник РХД») книги и статьи на темы религиозного возрождения в России. В 1974 году была уволена с работы, лишена возможности печататься в СССР.

В 1976 году по благословению иерархов РПЦЗ стала выпускать историко-просветительский самиздатский машинописный сборник «Надежда (Христианское чтение)», в котором публикуются сочинения Отцов Церкви, пастырские послания и поучения православных подвижников, свидетельства новомучеников РПЦ (письма из ссылки священников и епископов), современные работы по православному богословию, пастырские беседы свящ. Дмитрия Дудко и собственные статьи Зои Крахмальниковой о православной культуре. Со временем сборник стал переиздаваться на Западе в издательстве «Посев» и распространяться в СССР в типографском виде.

Успев составить 10 номеров, 4 августа 1982 года Крахмальникова была арестована (в вину ей вменялось составление сборника «Надежда» и передача его на Запад, написание религиозных статей, написание или подписание писем в защиту Дудко и Татьяны Великановой, распространение книги Дудко «О нашем уповании») и 1 апреля 1983 года приговорена по ст. 70 ч. 1 УК РСФСР к одному году заключения и пяти годам ссылки, которую отбывала в Горно-Алтайской АО. Ещё четыре выпуска «Надежды» вышли после ареста Крахмальниковой анонимно. В заключении Зоя Крахмальникова принесла обет тайного монашества, приняв монашеское имя Екатерина[1]. Освобождена в июне 1987 года в рамках горбачёвской кампании по освобождению политзаключенных.

Автор цикла работ «Горькие плоды сладкого плена» (19881990, о взаимоотношениях РПЦ и советского государства), книги «Слушай, тюрьма!», куда вошли «Лефортовские записки» и «Письма из ссылки» (1995), составитель и один из авторов сборника «Русская идея и евреи. Роковой спор. Христианство, антисемитизм, национализм» (1994). Осмысление духовных и исторических путей православия завершилось книгой «Русская идея матери Марии» (1997), посвященной наследию русской эмигрантки Марии (Скобцовой) (1891—1945), арестованной немцами за помощь евреям и погибшей в концлагере. В этой книге Зоя Крахмальникова пишет:

В XX веке в России истинное христианство обрело свой смысл и опыт; во время большевистских гонений на веру та часть Русской Православной Церкви, которая отказывается поклоняться богоборческой власти, называет себя «Истинно-Православной Церковью» (ИПЦ). Православие оказывается разделенным на подлинное, оставшееся верным Христу, и ложное, покорившееся богоборческой власти и, значит, утратившее огонь. В одной из статей матери Марии есть такое признание: «Теперь мне ясно, что христианство или огонь или его нет»

— [user.transit.ru/~maria/books/ch1_1_2.htm#2 Из книги «Русская идея матери Марии»]

Одно время духовником Зои Крахмальниковой был священник РПЦ Дмитрий Дудко, но она отказалась от общения с ним, когда Димитрий Дудко не поддержал её во время ареста, а также выступил с заявлением в поддержку советской власти. Затем недолгое время её духовником был известный своими праворадикальными взглядами архимандрит Петр (Кучер), позднее настоятель храмов и духовник Боголюбского женского монастыря под Владимиром.[2] Духовный поиск привел её в лоно Зарубежной Православной Церкви, а в конце 90-х Зоя Крахмальникова становится прихожанкой московской общины синкретической религиозной организации Православная Церковь Божией Матери Державная (более известной как «Богородичный центр»), активно участвовала в её жизни и выступала в её поддержку вплоть до своей болезни и кончины[3][4].

Семья

Интересные факты

В 1966 году поэт Булат Окуджава посвятил Зое Крахмальниковой свою песню «Прощание с новогодней елкой».[5]

Напишите отзыв о статье "Крахмальникова, Зоя Александровна"

Ссылки

  • [www.hrono.ru/biograf/bio_k/krahmal.html Крахмальникова Зоя Александровна]
  • [ej.ru/?a=note&id=7995 «Человек смелый, решительный, совершенно бескомпромиссный»]
  • [www.svobodanews.ru/content/transcript/1493563.html Радио Свобода: Памяти православной писательницы Зои Крахмальниковой, 17.01.2009]

Примечания

  1. [user.transit.ru/~maria/mainrus.htm Новая Святая Русь]
  2. [portal-credo.ru/site/?act=rating&id=35 Портал-Credo.Ru — Архимандрит ПЕТР (Кучер)]
  3. [user.transit.ru/~maria/books/ch1_1_2.htm Зоя Александровна Крахмальникова]
  4. В. В. Лебедев [www.radonezh.ru/main/getprint/8994.html Чему нас может научить история или как создавались «православные партии» // Общественные движения: Мировоззрение, идеология, информация. — М.: Изд-во храма Трех святителей на Кулишках, 2005. — 192 с. (Рождественские педагогические чтения 2003 г.)]
  5. [hro.org/node/1898 Памяти Зои Крахмальниковой] — Сайт «Права человека в России» hro.org

Отрывок, характеризующий Крахмальникова, Зоя Александровна

Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.