Крахт, Константин Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Константин Фёдорович Крахт

Константин Фёдорович Крахт (24 апреля 1868, Владимир—1919, Москва) — русский скульптор.





Биография

Средний сын юриста Фёдора Фёдоровича Крахта. Подобно отцу, получил образование юриста, но в 24 года сменил профессию и стал скульптором. В 1901 году уехал учиться скульптуре в Париже у Н. Л. Аронсона и К. Менье, вернулся в Россию в 1907 году. Большое влияние на решение Константина Фёдоровича стать скульптором оказала семья художника В.Маковского. Его сын, Александр Маковский, написал портрет Крахта, который ныне хранится в Томском областном художественном музее[1]. Искусствовед Д.С.Недович в своей статье "Ваятель К.Ф.Крахт. Его образы и ритмы" пишет, что Константин Фёдорович "в 1901 году перенёс тиф и вслед за ним испытал резкий перелом судьбы"[2].

В Первую мировую войну служил в артиллерии. С 1918 года — преподаватель Высших художественно-технических мастерских. В том же году Крахт основал Московский профессиональный союз скульпторов-художников и стал его первым председателем.

В студии Крахта на Пресне в начале XX века собирался артистический кружок «Малый Мусагет», котором участвовали писатели и художники, сотрудничавшие с издательством «Мусагет»: А. Белый, Б. Пастернак, В. Брюсов, М. Цветаева, Н. Асеев, В. и К. Маковские, А. Сидоров[какой?], С. Дурылин, Д. Недович. В студии проходили концерты и театральные выступления с декорациями работы Н. С. Гончаровой, выступала Ида Рубинштейн.

В последние годы жизни студия Крахта располагалась в доме-голубятне графа Орлова. На участке при студии располагались скульптуры Крахта, в том числе гранитный памятник Л. Н. Толстому, а также мраморные статуи Венеры и Икара, разрушенные после Октябрьской революции.

Крахт скончался от гриппа в 1919 году. Захоронение скульптора находится на фамильном участке Крахт на Введенском кладбище в Москве.

Творчество

Увлекался модернизмом, и, в последние годы карьеры, символизмом.

В 1907—1910 годах Крахт участвовал во всех существенных выставках Москвы, Санкт-Петербурга и Парижа и во всех выставках Московского товарищества художников.

Известны:

Большевистское правительство предложило Крахту в рамках плана монументальной пропаганды создать памятники Степану Разину на Воробьёвых горах и Льву Толстому на Девичьем поле, не осуществлённые из-за смерти скульптора.

Семья

Крахт был женат на Софье Петровне Ламановой (по сцене — Поздняковой), актрисе театра Незлобина и младшей сестре Надежды Ламановой; имел трёх детей: скрипача Большого театра Романа Константиновича (1899, Москва — 1958, Москва); литератора Владимира Константиновича (1904, Москва — 1970-е гг., Москва); сотрудницу Всероссийского театрального общества Надежду Константиновну (1905, Москва — 1987 г., Москва).

Напишите отзыв о статье "Крахт, Константин Фёдорович"

Литература

  • Эдуард Коновалов. [books.google.com/books?id=LZ7LAAAAQBAJ&pg=PT283&lpg=PT283 Крахт, Константин Федорович]. // Новый полный биографический словарь русских художников. М., Эксмо, 2008.

Ссылки

  • [rusdeutsch-panorama.ru/jencik_statja.php?mode=view&site_id=34&own_menu_id=2947 Крахты]. // Энциклопедия «Немцы России».
  • А[nlamanova.ru/index.php/103-photo льбом работ К.Ф.Крахта] // Виртуальный музей Н.П.Ламановой.


  1. Крахт, Владимир. [nlamanova.ru/index.php/103-1 ОР ГТГ Ф.103 (К.Ф.Крахт) Е.Х.1 - NLamanova.ru], NLamanova.ru. Проверено 1 ноября 2016.
  2. Недович, Дмитрий. [nlamanova.ru/index.php/103-2 ОР ГТГ Ф.103 (К.Ф.Крахт) Е.Х.2 - NLamanova.ru], NLamanova.ru. Проверено 1 ноября 2016.
  3. Radvila, Vera. [nlamanova.ru/index.php/103-photo Альбом работ Константина Фёдоровича Крахт (из ОР ГТГ Ф.103) - NLamanova.ru], NLamanova.ru. Проверено 1 ноября 2016.

Отрывок, характеризующий Крахт, Константин Фёдорович

На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.