Крашенинников, Илья Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Илья Сергеевич Крашенинников<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Сенатор
28 марта 1907 — 22 октября 1917
Член Государственного совета по назначению
1 января 1917 — 1 мая 1917
 
Рождение: 21 декабря 1847(1847-12-21)
Смерть: 1922(1922)
Образование: Императорское училище правоведения
 
Награды:
2-й ст. 1-й ст. 1-й ст.

Илья́ Серге́евич Крашени́нников (18471922) — русский судебный деятель, сенатор, член Государственного совета.





Биография

Православный. Потомственный дворянин Воронежской губернии. Сын капитана 2-го ранга Сергея Петровича Крашенинникова, утверждённого в потомственном дворянстве в 1857 году. Младший брат Николай — также член Государственного совета. Землевладелец Воронежской губернии (600 десятин в нераздельном владении с родственниками).

По окончании Императорского училища правоведения в 1869 году, начал государственную службу в департаменте Министерства юстиции, откуда был командирован для занятий в Пензенскую палату уголовного и гражданского суда. В 1870 году, с Высочайшего соизволения, был командирован в Западную Европу для собирания сведений о действующих на практике приемах охранительного судопроизводства.

По возвращении в Россию в 1871 году, назначен был заседателем Ковенской палаты гражданского суда. В следующем году был назначен членом Елизаветпольского окружного суда, а в 1876 году — переведен на ту же должность в Тифлисский окружный суд. В том же году назначен прокурором Елизаветпольского окружного суда, а в 1879 году — прокурором Тифлисского окружного суда, в каковом качестве некоторое время исполнял должность товарища прокурора Тифлисской судебной палаты.

В 1885 году был назначен председателем съезда мировых судей города Варшавы, а в 1901 году — членом консультации при Министерстве юстиции учрежденной, с оставлением в должности председателя съезда. В 1904 году назначен председателем департамента Варшавской судебной палаты. В 1906 году был произведен в тайные советники.

За время продолжительной службы в Варшаве принимал деятельное участие в русских общественных и благотворительных организациях. Состоял председателем комитета старшин Русского собрания, почетным членом и членом совета Свято-Троицкого Братства, членом окружного правления Благотворительного общества судебного ведомства, членом ревизионной комиссии окружного Управления Красного Креста, членом правления Общества помощи русским женщинам, членом правления сберегательной и похоронной касс чинов судебного ведомства, а также членом-учредителем Варшавского русского музыкального общества.

28 марта 1907 года назначен сенатором, присутствующим в уголовном кассационном департаменте Сената. 1 января 1917 года, по инициативе И. Г. Щегловитова, назначен членом Государственного совета. Входил в группу правых. После Февральской революции 1 мая 1917 года был оставлен за штатом, а 25 октября 1917 года уволен в отставку.

Умер в 1922 году.

Семья

С 1872 года был женат на дочери коллежского советника Марии Федоровне Крашенинниковой (р. 1848). Их дети:

  • Сергей (р. 1874)
  • Пётр (1880—1952), капитан 1-го ранга. В эмиграции в США.
  • Евдокия (р. 1875)
  • Мария (р. 1876), вдова коллежского советника Бутакова.
  • Анна (р. 1881)
  • Лидия (р. 1886)

Награды

Иностранные:

Источники

  • Правительствующий Сенат. — Санкт-Петербург, 1912. — С. 113.
  • Список гражданским чинам первых трех классов. Исправлен по 1 сентября 1914 года. — Пг., 1914. — С. 326.
  • Н. Л. Пашенный [genrogge.ru/isj/isj-091-2.htm#v30 Императорское Училище Правоведения и Правоведы в годы мира, войны и смуты.] — Мадрид, 1967.
  • Мурзанов Н. А. Словарь русских сенаторов, 1711—1917 гг. — СПб., 2011. — С. 225.
  • Государственный совет Российской империи: 1906—1917. — Москва: РОССПЭН, 2008. — C. 137.

Напишите отзыв о статье "Крашенинников, Илья Сергеевич"

Отрывок, характеризующий Крашенинников, Илья Сергеевич

– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.