Кребийон, Проспер
| Проспер де Кребийон | |
| фр. Prosper Jolyot de Crébillon | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: |
Франция |
| Язык произведений: | |
Проспер Жолио де Кребийон (1674—1762) — известный французский драматург.
Его первые трагедии «Смерть детей Брута» (La Mort des enfants de Brutus) и «Идоменей[fr]» (1705) успеха не имели. Затем последовали «Атрей и Фиест[fr]», «Электра», «Радамист и Зенобия», «Ксеркс», «Семирамида», «Пирр».
Избранный в 1731 г. во французскую академию, он произнес вступительную речь в стихах, характеризуя свою деятельность следующими правдивыми словами: «Aucun fiel n’a jamais empoisonné ma plume» («Жёлчь никогда не отравляла моё перо»). В 1735 г. получил место цензора. Мадам де Помпадур старалась создать в Кребийоне соперника возрастающей славе Вольтера, оскорбившего фаворитку злыми эпиграммами.
Враги Вольтера придумали формулу: «Корнель велик, Расин нежен, Кребийон трагичен», чтобы показать, что Вольтер не обладает ни одним из этих качеств. После долгого перерыва Кребийон написал трагедию «Catilina». Пьеса поставлена была с большим блеском в 1742 г., но успех её был искусственный; написанная на ту же тему драма Вольтера «Rome Sauvée» совершенно уничтожила пьесу Кребийона. Последняя трагедия Кребийона, «Le Triumvirat» (1754), была очень холодно встречена публикой, несмотря на то, что в предисловии автор ссылается на свой 81-летний возраст.
Кребийон обладал оригинальностью и широтой замысла, но любил изображать злодеев и злодейства, с энергией, часто переходившей в жёсткость. Соперничество его с Вольтером сопровождалось хорошими с виду отношениями, но Вольтер дал волю своей злобе в так называемой «Eloge de Crébillon» («Похвале Кребийону», 1762).
Напишите отзыв о статье "Кребийон, Проспер"
Ссылки
- Кребильон, Проспер // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Кребийон, Проспер
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
