Крейсера проекта 1123
Крейсера проекта 1123 (шифр «Кондор», по кодификации НАТО: англ. Moskva class) — первый тип противолодочных крейсеров (ПКР) (до 1965 года классифицировались как корабли противолодочной обороны дальней зоны) в Военно-Морском Флоте СССР. Предназначались для поиска и уничтожения стратегических атомных подводных лодок противника в отдалённых районах Мирового океана в составе группы кораблей и при активном взаимодействии с авиацией ПЛО. Изначально планировалось и было построено два корабля — противолодочные крейсеры «Москва» и «Ленинград». Позже, в 1967 году, было принято решение построить ещё один корабль — противолодочный крейсер «Киев», но уже по изменённому проекту 1123.3. Однако, его закладка на стапеле так и не состоялась, несмотря на готовность нескольких днищевых секций корпуса. Корабли проекта в течение почти 30 лет находились в составе флота, неоднократно выходя на боевые службы в Средиземное море и Атлантический океан. Последующим концептуальным развитием данного подкласса крейсеров явились противолодочные крейсера проекта 1143, позже переклассифицированные в тяжёлые авианесущие крейсера (ТАКР).[1]
Содержание
Назначение
История создания
31 декабря 1958 года постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР был утверждён «План на проектно-конструкторскую разработку корабля-вертолётоносца противолодочной обороны (ПЛО) проекта 1123 для обеспечения программы судостроения на 1960—1965 годы». Задание на проработку предэскизного проекта корабля «для поиска и уничтожения быстроходных атомных подводных лодок-ракетоносцев в дальних зонах в составе группы кораблей во взаимодействии с авиацией ПЛО» Главком ВМФ СССР адмирал флота Советского Союза С. Г. Горшков выдал Главному управлению кораблестроения (ГУК) ВМФ, которому подчинялись все проектно-конструкторские бюро ВМФ. В результате представленных эскизных проектов была принята концепция ЦКБ-17, которая основывалась на расчётных выкладках учитывающих оптимальные данные дальности обнаружения подводных лодок вертолётной ОГАС (5,5 км), дальность радиосвязи с РГАБ (радиобуи 60 км), среднюю поисковую скорость вертолёта (24 узла) при обеспечении круглосуточного поиска и количество требующихся на борту вертолётов (12-14 машин).
25 января 1960 года после долгих обсуждений и дискуссий было утверждено Тактико-техническое задание (ТТЗ) на разработку эскизного проекта корабля, которое предусматривало стандартное водоизмещение до 9500 тонн, скорость полного хода до 32 узлов, наличие до 14 вертолётов КА-25 постоянного базирования на борту и собственное поисково-противолодочное и оборонительное вооружение.
25 января 1962 года командование ВМФ утвердило технический проект 1123, который предусматривал водоизмещение до 10 600 тонн, скорость полного хода до 29 узлов, увеличенную мореходность, позволяющую проводить полёты при волнении моря до 6 баллов 14 вертолётами КА-25 или МИ-8 постоянного базирования, ПЛРК «Вихрь», два ЗРК средней дальности «Шторм», два ЗРК малой дальности «Оса», две спаренные 57-мм универсальные установки АК-725, реактивную бомбомётную систему с двумя РБУ-6000, два пятитрубных торпедных аппарата, новые перспективные средства связи и экипаж численностью 415 человек (без экипажей вертолётов). Корабль предназначался для уничтожения атомных подводных лодок противника, обеспечения противолодочной обороны соединения кораблей и придания боевой устойчивости силам ВМФ, действующим в удаленных районах./and-kin2008/
Конструкция корпуса
Жилые помещения команды (матросов и старшин) размещались в кормовой, средней и носовой части, где в кубриках с различной вместимостью, имелись трёхярусные стационарные койки. Личные вещи и обмундирование команды хранились в ящиках — рундуках. Для приёма пищи — по бачковой системе для военнослужащих срочной службы в кубриках имелись раскладные столы и скамьи, шкаф для посуды и бачок с питьевой водой. Офицеры и мичманы располагались в каютах различной вместимости в средней и носовой части корабля и в надстройке. Все каюты и кубрики оснащались системами принудительной вентиляции воздуха и радиофицировались. Офицеры и сверхсрочнослужащие принимали пищу в кают-компаниях, которых на корабле было три — для БЧ-6, офицеров и мичманов. Для хранения запаса провизии, различного имущества машинной, артиллерийской, минной, шкиперской и других частей на корабле предусматривались специальные кладовые, а также рефрижератор с температурой до −18°С. На крейсере оборудовались бани, душевые, прачечная, гладильная, парикмахерская, библиотека, фотолаборатория, умывальные и гальюны. Медицинский блок включал лазарет, изолятор, операционную и амбулаторию. Все жилые и служебные помещения, посты и погреба боезапаса оборудовались системой принудительной вентиляции и кондиционирования воздуха. Кроме того, погреба боезапаса оснащались системами орошения и затопления. Корабельный запас пресной воды мог пополняться водой из двух опреснительных установок. Многоярусная надстройка, совмещённая с дымовой трубой и башнеподобной пирамидальной фок-мачтой из облегчённых сплавов АМГ, придавала кораблю внушительный и эффектный вид.
Непотопляемость корабля обеспечивалась делением корпуса, до ангарной (средней) палубы, поперечными водонепроницаемыми переборками на 16 отсеков:
- Носовое ледовое подкрепление, цистерна с мазутом;
- Дифферентная цистерна, цепной ящик;
- Цистерна с мазутом, различные кладовые;
- Креновые цистерны во втором дне, цистерна с мазутом, кладовые;
- Носовое отделение насосов, посты;
- Цистерна с мазутом, коффердамы, погреб ракет ЗРК «Шторм»;
- ПОУ ГАС «Орион», бортовые цистерны с мазутом;
- Цистерны питательной воды, бортовые коффердамы, бортовые цистерны с мазутом, погреб боезапаса ЗРК «Шторм» и бортовые рефрижераторы;
- Цистерны с мазутом во втором дне, бортовые цистерны с мазутом и бортовые коффердамы, носовое машинно-котельное отделение;
- Цистерна с мазутом во втором дне, носовой энергоотсек, бортовые цистерны с мазутом и бортовые коффердамы, электростанция № 1;
- Цистерна с мазутом во втором дне, помещение приводов рулей успокоителей качки и бортовые рули успокоители качки, бортовые цистерны с мазутом и бортовые коффердамы, вентиляторная и боевой пост и правый рефрижератор;
- Цистерна с мазутом во втором дне, агрегатная и две кладовые, бортовые цистерны с мазутом и бортовые коффердамы, вентиляторная и ПЭЖ;
- Цистерна с мазутом во втором дне, бортовые цистерны с мазутом и бортовые коффердамы, кормовое машинно-котельное отделение;
- Цистерны питательной воды во втором дне, кормовой энергоотсек, бортовые цистерны с мазутом и бортовые коффердамы, электростанция № 2;
- Бортовые цистерны с мазутом и отделение кормовых насосов, керосинохранилище и помещение баллонов с азотом, агрегатные и кладовые БЧ-6;
- Цистерна с мазутом во втором дне, бортовые цистерны с мазутом и водой, бортовой рефрижератор, вентиляторная, погреб боезапаса БЧ-6, помещение рулевой машины, посты БГАС «Вега» и кладовые БЧ-6 и РТС.
Корабельные системы, устройства и средства спасения
Водоотливная система включала стационарные электронасосы типа НВЦ-630/15, которые располагались в носовом и кормовом носовых отсеках, переносные водоотливные погружаемые насосы ЭСН-16/П и переносные эжекторы ВЭЖ-21. Все водяные системы корабля могли работать от автоматизированной системы управления «Ключ», которая обеспечивала автоматическое или дистанционное управление электроимпульсными клапанами водяной защиты, приёмом и перекачкой топлива, охлаждением преобразователей тока и крышек вентиляции.
Рулевое устройство состояло из рулевой машины с электрогидравлическим приводом, которая управляла одним полубалансирным рулём. Рулевая машина включала силовой приводом, два основных силовых агрегата и один резервный равной мощности, дистанционную электрическую систему авторулевого управления «Альбатрос», щиты управления и сигнализации (звуковой, световой и тревожной), пусковую аппаратуру, индикатор положения руля, устройство для заполнения и осушения гидросистемы подключаемое к судовой сети трехфазного переменного тока 50 Гц, 380 В. Система управления осуществляла следующие виды управления: «АВТОМАТ», «СЛЕДЯЩИЙ», «ПРОСТОЙ» («НЕСЛЕДЯЩИЙ»). Время перекладки руля от 35° одного борта до 30° другого борта — не более 25-28 секунд.
Система успокоения качки УКА работала в автоматическом режиме от аппаратуры управления «Руль-63» и имела крылья (рули) с закрылками, которые могли перекладываться со скоростью не более 15 секунд на максимальный угол. Контроль за работой производился дистанционно с внешнего поста. Система предназначалась для уменьшения амплитуд бортовой качки корабля на переднем ходу от 5 до 22 узлов для эффективного использования вертолётов и оружия в штормовых условиях.
Система противоатомной и химической защиты, обеспечивала полную герметизацию помещений при ведении боя в течение трёх часов, используя системы фильтровентиляции и орошения надстроек и палуб.
Якорное устройство, обеспечивало ускоренную съёмку с якоря без выхода личного состава на верхнюю палубу и включало два становых якоря Холла, которые по походному крепились стопорами в утопленных в корпус клюзах для снижения брызгообразования на больших ходах корабля. На баке устанавливались два якорно-швартовных шпиля с электроприводом для спуска и подъёма обоих становых якорей и выполнения швартовных операций.
Спасательные средства крейсера состояли из командирского катера проекта 1390 «Стриж» (длиной 7,8 м и мощностью бензинового мотора 55 л.с), моторного спасательного катера проекта 1394А (длиной 11 м и мощностью 60 л.с.), двух рабочих катеров проекта 1391 (длиной 8,5 м и мощностью дизеля 40 л.с.), 2 шестивёсельных ялов, 48 надувных 6-местных спасательных плотов (ПСН-6) и спасательных кругов. Катера размещались побортно на верхней палубе у второго ЗРК «Шторм» и в кормовой части средней палубы корабля.
Представители
| Название | Заводской номер | Заложен | Спущен | Поднят флаг ВМФ | Подписан приёмный акт | Исключён |
|---|---|---|---|---|---|---|
| «Москва» | 701 | 15 декабря 1962 года | 14 января 1965 года | 16 апреля 1967 года | 25 декабря 1967 года | 7 ноября 1996 года |
| «Ленинград» | 702 | 15 января 1965 года | 31 июля 1966 года | 15 декабря 1968 года | 22 апреля 1969 года | 5 декабря 1992 года |
| «Киев» | 703 | 20 февраля 1968 года (планировалось) |
— | — | — | — |
Напишите отзыв о статье "Крейсера проекта 1123"
Примечания
Литература
- Шунков В. Н. Авианесущие корабли и морская авиация. — М.: Попурри, 2003. — 576 с — ISBN 985-438-979-0
- Андрей Лубянов Противолодочный крейсер «Ленинград»
- С. Балакин, В. Заблоцкий Советские Авианосцы. Авианесущие крейсера адмирала Горшкова
Ссылки
- [www.globalsecurity.org/military/world/russia/1123.htm Project 1123 Kondor — Moskva class] (англ.)
- [ship.bsu.by/main.asp?id=100022 Противолодочные крейсера типа «Москва» (проект 1123)] (рус.)
- [rivertourist.ru/viewtopic.php?f=5&t=1800 Катер «Стриж», проект 1390]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Крейсера проекта 1123
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
