Крейсера проекта 66
Крейсера проекта 66 — проект тяжёлых крейсеров ВМФ СССР, разрабатывавшийся в 1947—1954 годах. По своеобразной советской классификации именовался средним крейсером, так как занимал промежуточное место между лёгкими крейсерами проекта 68-бис и «тяжёлыми» (фактически линейными) крейсерами проекта 82. Проектировался с расчетом на достижение превосходства над американскими тяжёлыми крейсерами типа «Де Мойн». К началу 1950-х годов разработка зашла в тупик, была отвергнута флотом и прекращена на стадии откорректированного эскизного проекта.
История проектирования
Идея строительства крейсеров близким по параметрам к зарубежным «вашингтонским» крейсерам была выдвинута в 1941 году, после того как в Ленинград привели на буксире закупленный в Германии тяжёлый крейсер «Лютцов» типа «Адмирал Хиппер», получивший в ВМФ СССР имя «Петропавловск»[2]. В мае 1941 года нарком и командующий ВМФ СССР Н.Г. Кузнецов утвердил задание на разработку крейсера проекта 82, вооружённого 203-мм орудиями и близкого по тактико-техническим характеристикам к «Лютцову». В годы Великой Отечественной войны разработка проекта была продолжена силами ЦКБ-17. В 1943 году специалистами этой организации было предложено вооружить новый крейсер орудиями увеличенного калибра — 210—230 мм, что, по их мнению, обеспечило бы кораблю огневое превосходство над иностранными крейсерами с 203-мм артиллерией[2].
Оценка проекта
Крейсер проекта 66 стал последним крупным артиллерийским кораблем, разработанным в СССР. Задуманный как советский ответ на американские тяжёлые крейсера типа «Де Мойн», он оказался почти на 10 000 тонн большего водоизмещения. Тем не менее, решающего преимущества перед своим американским оппонентом он не имел. Превосходство в дальности стрельбы главным калибром не могло быть реализовано из-за несовершенства систем управления огнём, а при сближении преимущество в огневой мощи получал более скорострельный американский крейсер[3]. Размеры проекта 66 не соответствовали его реальной ударной мощи, при том, что по размерам он приближался к гораздо более мощным кораблям проекта 82[4]. Зенитное вооружение крейсера также рассматривалось как не обеспечивающее отражение даже ограниченных авиационных ударов[5]. Зато корабль оказывался очень дорогим, его стоимость при серийной постройке оценивалась в 900 миллионов советских рублей[6]. Для сравнения, крейсер проекта 82 стоил 1168 миллионов рублей, крейсер проекта 68-бис — 322 миллиона рублей[7].
Существует мнение, что крейсера проекта 66 должны были действовать в составе перспективных авианосных соединений советского флота, повышая их боевую устойчивость. Однако для этого его зенитное вооружение должно было быть серьезно усилено, что повлекло бы за собой дальнейший рост размеров и стоимости. Постройка авианосцев и крейсеров проекта 66 велась бы на одних и тех же заводах, что делало одновременное осуществление программы маловероятной[8]. Головной корабль проекта 66 даже при самых благоприятных обстоятельствах не мог быть введен в строй ранее 1958 года[7]. Но в начале 1950-х годов руководство ВМФ СССР начало возлагать свои надежды на новые типы вооружений, в частности на противокорабельные ракеты[9]. В итоге, разработка проекта была прекращена, что поставило точку в развитии крупных артиллерийских кораблей флота.
Напишите отзыв о статье "Крейсера проекта 66"
Примечания
- ↑ Васильев А.М., Морин А.Б. Средний крейсер адмирала Н.Г. Кузнецова. Проект 66. — СПб: Гангут, 2013. — С. 39, 43. — ISBN 978-5-904180-72-0.
- ↑ 1 2 Широкорад А. Б. Флот, который уничтожил Хрущёв. — М: АСТ, 2004. — С. 293. — ISBN 5-17-021113-9.
- ↑ Васильев А.М., Морин А.Б. Средний крейсер адмирала Н.Г. Кузнецова. Проект 66. — С. 52.
- ↑ Васильев А.М., Морин А.Б. Средний крейсер адмирала Н.Г. Кузнецова. Проект 66. — С. 53.
- ↑ Васильев А.М., Морин А.Б. Средний крейсер адмирала Н.Г. Кузнецова. Проект 56. — С. 50.
- ↑ Васильев А.М., Морин А.Б. Средний крейсер адмирала Н.Г. Кузнецова. Проект 66. — С. 50.
- ↑ 1 2 Васильев А.М., Морин А.Б. Средний крейсер адмирала Н.Г. Кузнецова. Проект 66. — С. 51.
- ↑ Васильев А.М., Морин А.Б. Средний крейсер адмирала Н.Г. Кузнецова. Проект 66. — С. 62.
- ↑ Кузин В. П., Никольский В. И. Военно-Морской флот СССР 1945—1991. — СПб.: Историческое морское общество, 1996. — С. 113.
Литература
- Васильев А.М., Морин А.Б. Средний крейсер адмирала Н.Г. Кузнецова. Проект 66. — Мидель-Шпангоут. — СПб: Гангут, 2013. — ISBN 978-5-904180-72-0.
Отрывок, характеризующий Крейсера проекта 66
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
