Крейцер, Родольф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Крейцер Родольф
Rodolphe Kreutzer
Основная информация
Имя при рождении

Rodolphe Kreutzer

Профессии

композитор

Родольф Крейцер (фр. Rodolphe Kreutzer; 16 ноября 1766[1], Версаль — 6 января 1831, Женева) — французский скрипач, композитор и дирижер, представитель так называемой парижской скрипичной школы.





Биография

Родольф Крейцер родился 16 ноября 1766 года Версале. Немец по происхождению. Первые уроки музыки получил у отца, затем учился у Антона Стамица.

С 1802 года Крейцер занимал должность камер-виртуоза при дворе Наполеона I, затем, с 1815, при Людовике XVIII. Со дня основания Парижской консерватории (1795) и до 1826 года Крейцер был профессором этого заведения. Вместе с Пьером Роде и Пьером Байо Крейцер создал классическую методику преподавания игры на скрипке[2].

Родольф Крейцер умер 6 января 1831 года в городе Женеве.

Наследие Крейцера включает 19 скрипичных концертов, 40 опер и другие произведения, но наиболее известным оказался сборник этюдов (42 études ou caprices, 1796), до сих пор используемый в качестве учебного пособия.

Крейцеру посвящена так называемая Крейцерова соната Бетховена, однако Крейцер её никогда не исполнял.

Произведения

Оперы

  • «Поль и Виргиния» (1791 или 1800)
  • «Смерть Авеля» (1823)

Балеты

Напишите отзыв о статье "Крейцер, Родольф"

Примечания

  1. Académie de Versailles, des Yvelines et de l'Ile-de-France. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k67111t/f275.pagination Revue de l'histoire de Versailles et de Seine-et-Oise]. — L. Bernard (Versailles); H. Champion (Paris); Bibliothèque nationale de France (online), 1909.
  2. Соловьёв Н. Ф. Крейтцер, Рудольф // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Крейцер, Родольф

Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.