Кремерман, Йосеф

Йосеф Кремерман
Дата рождения	1926(1926)
Место рождения	Хайфа, подмандатная Палестина
Дата смерти	12 ноября 1981(1981-11-12)
Место смерти	Израиль
Созывы кнессета	5, 6, 7, 8

Йосеф Кремерман (ивр. ‏יוסף קרמרמן‏‎; род. 1926 год Хайфа, подмандатная Палестина — 12 ноября 1981 года, Израиль) — израильский политик, депутат кнессета от движения «Херут», блока «Гахал», а затем и от «Ликуда».

Биография

Йосеф Кремерман родился в еврейской семье, в 1926 году в городе Хайфа на территории Подмандатной Палестины (ныне Израиль). Окончил гимназию Герцлия в Тель-Авиве. Затем изучал юриспруденцию, управление бизнесом и лесоводство.

Будучи членом Иргуна по окончании Второй мировой войны был направлен в Европу, для работы с пережившими Холокост евреями. Вернулся в Палестину на судне «Альталена». Вступил в движение «Херут», в 1957 году был назначен его казначеем. Также Кремерман возглавил тель-авивский филиал движения. Кроме того, он являлся редактором ежедневной газеты Херута.

На выборах в кнессет 5-го созыва он не прошел в кнессет, однако после того, как умер депутат Авраам Дрори, Кремерман занял его место в парламенте. Работал в комиссии по экономике.

В 1965 году вновы был избран в кнессет (6 созыв), возглавил финансовую комиссию комиссию кнессета. Переизбирался в кнессет 7-го и 8-го созывов (в 1969 и 1974 годах соответственно), работал в комиссии по экономике.

Кремерман был владельцем компании «Эц Лавуд», скончался в 1981 году, в возрасте 55 лет.

Жена — Рахель Кремерман, дочь израильского политика Яакова Меридора. Дочь — Ая, работала моделью.

Ссылки

• [www.knesset.gov.il/mk/ru/mk_ru.asp?mk_individual_id_t=609 Кремерман, Йосеф (рус.)] ([www.knesset.gov.il/mk/eng/mk_eng.asp?mk_individual_id_t=609 англ.], [www.knesset.gov.il/mk/heb/mk.asp?mk_individual_id_t=609 ивр.]) на сайте кнессета

Отрывок, характеризующий Кремерман, Йосеф

– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»