Кремер, Анджей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Анджей Кремер (польск. Andrzej Kremer, 8 августа 1961,Краков, Польша — 10 апреля 2010, Смоленск, Россия) — польский юрист, дипломат, заместитель министра иностранных дел Польши.



Биография

Окончил в 1984 году факультет права и администрации Ягеллонского университета. В 1993 году получил докторскую степень в области права. В 1983 году был научным сотрудником Института истории и права, в 1989 году Департамента римского права в университете Бохума. Работал доцентом в Департаменте по римскому праву на Ягеллонского университета. Он был автором научных статей по римскому праву, дипломатического и консульского права и международного публичного права.

Начиная с 1991 года в Министерстве иностранных дел. Был вице-консулом в Гамбурге, а затем — директор консульского отдела польского посольства в Бонне. С 1998 по 2001 занимал руководящие должности в департаментах министерства, после чего он был назначен генеральным консулом в Гамбурге.

10 марта 2008 стал заместителем министра в Министерстве иностранных дел в ранге заместителя государственного секретаря. С 27 ноября 2009 входил в состав правления Польского института международных дел.

Погиб в авиакатастрофе в Смоленске 10 апреля 2010 года.

Награды

Напишите отзыв о статье "Кремер, Анджей"

Примечания

  1. [orka.sejm.gov.pl/webBPKS.nsf/pub/ISOA-84KJF3 Komunikat Nr 163/VI kad.] (польск.)
  2. [www.president.gov.ua/documents/6574.html Указ Президента України № 739/2007]  (укр.)


Отрывок, характеризующий Кремер, Анджей


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.