Креницын, Александр Николаевич

Алекса́ндр Никола́евич Крени́цын 1-й (5 [17] марта 1801, Петербург — 28 августа [9 сентября] 1865, с. Мишнево^{[уточнить]} Великолуцкого уезда Псковской губернии) — русский поэт.

Сын богатого псковского помещика, владельца с. Цевло Холмского уезда (ныне — в Бежаницком районе), Николая Саввича Креницына; мать — Пелагея Николаевна, урождённая Философова.

С девяти лет учился в благородном пансионе при петербургском Главном педагогическом институте, а с сентября 1812 года — в Пажеском корпусе, где был соучеником и другом Е. А. Баратынского. Ещё на школьной скамье писал едкие эпиграммы. После исключения Баратынского из корпуса близко сошёлся (в 1818 году) с уже служившим тогда Александром Бестужевым. И Бестужев, и Баратынский посвятили своему приятелю несколько стихотворений.

В июне 1820 года Креницын, за оскорбление действием корпусного гувернёра, был отправлен рядовым в 18-й егерский полк, — в Полтаву. Через три года он был произведён в прапорщики.

После восстания декабристов следственный комитет имел о нём вопросы к ряду участников, но принадлеж­ность Креницына к тайному обществу не выявлена и «дело» его было прекращено. Тем не менее, за ним был установлен полицейский надзор, снятый в 1836 году.

В июле 1825 года Креницын подавал прошение об отставке, которую получил лишь в 1828 году — подпоручиком. Поселился у матери в имении Заборье Новоржевского уезда, так как старинная усадьба Цевло, где прошло детство по­эта, выгорела дотла ещё в 1821 году.

В 1830 году он поселился в сельце Мишнево Великолуцкого уезда в 20 верстах от Великих Лук, которое до­сталось ему после раздела имения с бра­тьями и сестрами. В январе 1850 года холмские дворяне избрали А. Н. Креницына своим предво­дителем.

Похоронен на по­госте Горки близ Мишнева, у церкви, построенной его дедом Сав­вой Креницыным. Сельцо Мишнево исчезло в годы Вели­кой Отечествен­ной войны, однако гранитный памятник на моги­ле Креницына сохранился до настоящего времени.

Смерть Пушкина вызвала сильное и искреннее стихотворение Креницына, напечатанное, вместе с другими его произведениями, лишь в 1865 году («Отечественные записки», № 8).

В конце 1850-х годов началось его знакомство с М. И. Семевским, который неоднократно приезжал к Креницыну и пользовал­ся его богатой библиотекой. Семевский получил от Креницына для публика­ции письма А. А. Бестужева, а позже — чу­дом сохранившийся альманах «Звёз­дочка», весь тираж которого был уничтожен, только у Креницына сохранился единственный экземпляр. В конце концов, к издателю «Русской старины» Семевскому , перешло всё бога­тейшее собрание рукописей Креницы­на, а также 92 письма друга его юности А. Бестужева.

Исследователями выявлены 30 его стихотворений, из которых только 10 были опубликованы при жизни. Сотрудничал в «Сыне Отечества», «Славянине», «Русском инвалиде», «Невском альманахе»; его драма «Честность» (1856) была поставлена на сцене Александринского театра.

Литература

• Креницын, Александр Николаевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Декабристы. Биографический справочник / Под редакцией М. В. Нечкиной. — М.: Наука, 1988. — С. 90, 270. — 448 с. — 50 000 экз.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_k/krenicyn.php Креницын 1-й Александр Николаевич]
• [www.culture.pskov.ru/ru/families/object/4 Поэт Александр Креницын]

Отрывок, характеризующий Креницын, Александр Николаевич

Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.