Кресненско-Разложское восстание

Кресненско-Разложское восстание
Дата	5 (17) октября 1878 — 1879 год
Итог	восстание подавлено
Противники
Османская империя Османская империя повстанцы
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Кресненско-Разложское восстание (болг. Кресненско-Разложко въстание) — восстание болгарского населения Пиринской Македонии против Османской империи. Повстанцы потерпели поражение - однако, современная македонская историография считает Кресненское восстание важным этапом борьбы за человеческие права и свободы в задавленной османским деспотизмом стране, борьбы за создание суверенной Македонской державы; вехой в развитии македонского национально-революционного движения.

Предшествующие события

В 1878 году положение болгарского населения в Македонии было тяжёлым даже в сравнении с ситуацией в северных и центральных районах Болгарии перед началом русско-турецкой войны 1877—1878 годов — процесс ликвидации феодально-ленной системы и выкупа сёл от беков здесь только начинался. Например, в Мелникской казе Сересского санджака (основном очаге восстания) турецким бекам принадлежало 51 из 66 сёл.

Первые вооружённые отряды возникли в Македонии весной 1878 года (всего, по документальным данным, в Юго-западных Родопах действовало не менее 12 чет), однако вплоть до известий о решениях Берлинского конгресса борьба велась в форме разрозненных действий отдельных чет и не принимала массового характера.

Решения Берлинского конгресса, которые оставили территории Македонии и Фракии в составе Османской империи вызвали массовое недовольство болгарского населения этих территорий.

29 августа (10 сентября) 1878 года в Тырново был создан комитет «Единство», целью которого было освобождения Македонии и объединение болгарского народа в границах Болгарии. 8 (20) сентября 1878 года в Рильском монастыре состоялось совещание комитета. На нём присутствовали Натанаил Охридский, Димитр Попгеоргиев, Илю Марков и другие воеводы и предводители чет. Было принято решение о создании вооружённых отрядов и подготовке к боевым действиям.

Главным лозунгом повстанцев была т. н. «Сан-Стефанская Болгария» — то есть государство, очерченное Сан-Стефанским мирным договором.

Ход восстания

В организации восстания принимали активное участие Софийский комитет, а также северо-болгарские комитеты и православное духовенство (в то же время, южно-болгарские комитеты не оказали значительной помощи восстанию).

Руководителями восстания являлись представители церковной и светской интеллигенции, прежде всего — Нафанаил Охридский, и чет — воеводы Илё Марков, Стоян Карастоилов, Георгий Пулевский. Последний, в отличие от участников-болгарофилов, был стойким приверженцем Македонской государственности. В своих статьях и поэмах Пулевский отстаивал мнение, что предками современных македонцев были античные цари Филипп Македонский и Александр Великий.

К концу сентября 1878 года в Пиринской Македонии сосредоточилось несколько вооруженных отрядов, которые и стали основной движущей силой восстания.

В последние дни сентября 1878 года отряд из 300 повстанцев, которым командовал поляк Луис Войткевич, был послан в пограничный город Кюстендил. Здесь он попытался перейти границу у деревни Каменица, но был разбит турецкими войсками и, потерпев неудачу, вернулся в Софию.

В первых числах октября 1878 года в пограничный городок Джумая прибыл второй отряд повстанцев, которым командовал донской сотник Адам Калмыков. Отряд Калмыкова успешно перешёл границу. Появление этого отряда было воспринято местными жителями как сигнал к восстанию.

Восстание началось 5 (17) октября 1878 года. В этот день отряд Калмыкова и присоединившиеся к нему крестьяне сёл Кресно, Влахи и Ошава (всего около 400 человек) атаковали турецкий гарнизон, расположенный в большом болгарском селе Кресно. После начала боя, турки были окружены в здании постоялого двора, а к повстанцам начали присоединяться жители иных селений. Ещё до окончания боя в Кресно восстало соседнее село Сербиново. Бой в Кресно продолжался до утра 6 (18) октября и окончился победой восставших (потеряв 20 человек убитыми и ранеными, турецкий гарнизон в составе 121 человека сдался повстанцам).

7 (19) октября 1878 года около 500 турок атаковали село Влахи, однако атака турок была отбита с большими для них потерями, что деморализовало турецкие власти и турецкое население в районе восстания.

8 (20) октября 1878 восставшие перешли в наступление и заняли деревни Ново-Село, Моравско, Брезница, Будница, Сливница. В этот же день, 8 (20) октября 1878 г. восставшие сообщили в Джумайский комитет, что они создали четыре вооружённых четы, избрали командующим («атаманом») Адама Калмыкова, начальником штаба — Димитрия поп Георгиева, а помощником начальника штаба — Георгия Михайлова.

10 (22) октября 1878 года начальник штаба Димитрий поп Георгиев с удовлетворением сообщил в письме в Джумайский комитет — «восстание в Мелникском округе развивается очень хорошо».

17 (29) октября 1878 года Калмыков сообщил в Джумаю: «Восстание день ото дня расширяется… Одна чета бьётся под Мельником в селе Демир-Хисар. Турки из Мельника и окольных сёл бегут на Петрич и Серес».

18 (30) октября 1878 года восставшие заняли горный проход Скалота в 30 километрах от города Сереса.

В дальнейшем, благодаря активному участию крестьянства восстание приняло массовый характер. Вскоре весь Мелникский округ, кроме окружного центра, оказался в руках восставших. Восстание распространилось и на соседние округа.

5 (17) ноября 1878 года из села Градово в Разложский округ перешёл отряд Братана Маринова, появление повстанческого отряда послужило сигналом к восстанию крестьян Разложского округа.

8 (20) ноября 1878 года Маринов и крестьяне ряда сёл Разложского округа напали на турецкий гарнизон из 400 человек в большом селе Банско. Турки были разбиты, но Маринов в этом бою получил тяжёлое ранение. В дальнейшем, Разложская котловина стала одним из центров восстания.

После того, как повстанцы заняли главные населенные пункты по долине реки Струма, они публично объявили о своем неподчинении Берлинскому конгрессу, надеясь, что Болгарское княжество и Великие державы (в первую очередь, Российская империя) также денонсируют его условия. Но из-за крайне неблагоприятных политических условий этого не произошло — повстанцы остались наедине с Османской империей. Это вызвало растерянность и раздор между предводителями восстания.

В междоусобном столкновении между повстанцами (в период между 24 ноября (6 декабря) и 27 ноября (9 декабря) 1878 года) был застрелен один из наиболее уважаемых и авторитетных военных руководителей восстания — Стоян Стателов («Стоян-воевода»).

Британская империя оказала помощь султану в подавлении восстания: 30 октября (11 ноября) 1878 года на двух британских пароходах в Салоники были доставлены 2400 турецких солдат.

Это ещё более ослабило силы, и в ноябре 1878 года турецкие войска, несмотря на сопротивление повстанцев, разгромили основные очаги восстания. Однако, в начале 1879 года наступил новый всплеск политической активности. Нафанаил Охридский и его адъютант Мирослав Хубмайер (знаменитый в те годы словенский «солдат удачи») разработали план повстанческих действий на весну 1879-го. Нафанаил и Хубмайер были приверженцами четнической тактики. Им резко возражали Стефан Стамболов и Никола Обретенов, настаивавшие на использовании опыта массового Апрельского восстания 1876 года. Преодолеть раскол не удалось — и в начале апреля Хубмайер был отстранён от командования. Военное управление возглавил Григор Огненов.

В разгар весенних боёв, по инициативе Нафанаила Охридского, была послана делегация в Тырновское Учредительное собрание. Её задачей было выразить горячее желание всех болгар Македонии объединиться с Болгарией. Миссия не имела успеха.

В апреле 1879 года крупная чета перешла османскую границу, с целью дать сигнал к восстанию в окрестностях Битоля. Однако, не получив никакой другой поддержки, повстанцы не смогли сдержать наступление турецких войск. И 25 мая (6 июня) 1879 года Нафанаил Охридский приказал распустить четы и прекратить восстание.

19 (31) декабря 1879 года проживавшие в Македонии болгары отправили письменное обращение к Великим державам с просьбой разрешить создание отдельного вилайета из селений, в которых проживали болгары (Мемоар на българи от Македония от 19 декември 1879).

Попытки продолжать борьбу путём партизанских рейдов отдельные руководители продолжали ещё несколько месяцев, но без успеха.

Память о восстании

Кресненско-Разложское восстание, несмотря на поражение, оставило яркий след в истории балканских славян.

Сейчас повстанцев воспринимают как «своих героев» и в Болгарии и в Республике Македония, но трактовка их неоднозначная. В Болгарии восстание рассматривают как этап борьбы за «триединую Болгарию», но большинство македонских историков пытается провозгласить его «борьбой за свободную Македонию». Острые дискуссии продолжаются до сих пор.

Отрывок, характеризующий Кресненско-Разложское восстание

Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.