Крессон, Фортунат Евстафьевич

Фортунат Евстафьевич Крессон
Доктор Ф. Е. Крессон, в военной форме, среди персонала русского военно-санитарного поезда (1916)
Род деятельности:	врач, общественный деятель
Дата рождения:	17 июля 1874(1874-07-17)
Место рождения:	Арк, департамент Па-де-Кале
Гражданство:	Франция Франция
Дата смерти:	28 февраля 1945(1945-02-28) (70 лет)
Место смерти:	Анген-ле-Бен, департамент Валь-д’Уаз
Награды и премии:

Фортуна́т Евста́фьевич Крессо́н (фр. Fortuné Cresson; 17 июля 1874, департамент Па-де-Кале — 28 февраля 1945, Ангьен-ле-Бэн, департамент Валь-д’Уаз) — хирург, общественный деятель и участник белой эмиграции.

Биография

Сын железнодорожного инженера и изобретателя французского происхождения. Его мать — русская, происходящая из той же семьи, что и вице-адмирал В. М. Головнин.

Сын Ф. Е. Крессона, Жак, стал мужем будущей премьер-министра Франции Эдит Крессон (урождённой Кампьон).

В России

После завершения учебы в Императорской военно-медицинской академии был назначен директором французской больницы в Санкт-Петербурге (1905—1916).

В 1916 году организовал и возглавил Амбулаторию Российского общества Красного Креста (РОКК) для лечения русских солдат на фронте в Восточной Пруссии. Был схвачен и заключён в тюрьму немцами (1916). После падения Российской империи в 1917 году Ф. Е. Крессон вступил во французскую армию, где был назначен медицинским инспектором, и вернулся в Россию.

Был приговорён большевистским правительством к смертной казни; отправился в изгнание во Францию (1917).

Во Франции

Работал старшим врачом во франко-русском госпитале в Вильжюифе (1920—1929).

B 1926 году назначен главным хирургом больницы Монморанси, а в 1936 году — главным хирургом больницы Божон.

Председатель Общества русских врачей имени Мечникова (1923) и русских врачей — участников Первой мировой войны (1938).

Награды

• Кавалер ордена Святого Владимира III степени с мечами
• Военный крест 1914—1918 (Франция)
• Офицер ордена Почётного легиона (Франция)

Отрывок, характеризующий Крессон, Фортунат Евстафьевич

Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.