Крестовоздвиженский монастырь (Москва)

Монастырь
Крестовоздвиженский монастырь
Церковь Воздвижения Креста Господня Воздвиженского монастыря. 1882 год.
Страна	Россия
Город	Москва
Конфессия	Православие
Епархия	Московская
Тип	Мужской монастырь
Первое упоминание	1547 год
Дата упразднения	1814 год
Состояние	Снесён

Крестовоздвиженский монастырь — находился в Москве, в Белом городе, на улице Воздвиженке. Упразднён в 1814 году.

Первоначальное название — монастырь Воздвижения Честного Животворящего Креста Господня, что на Острове. Предполагают, что в XIV веке на месте будущего монастыря находился небольшой лесок среди полей, и отсюда произошло такое старомосковское название.

История

Строительство

Воскресенская летопись сообщает, что в 1540 году в Москву из Ржева принесли чудотворные иконы Богоматери и Воздвижения. Их встречали будущий царь Иван Грозный с митрополитом Иоасафом, а в память этого события был поставлен деревянный храм.

Крестовоздвиженский монастырь был впервые упомянут в летописи в 1547 году в связи со страшным пожаром, вспыхнувшим именно от Воздвиженского храма монастыря.

Как говорится в летописи и житии Василия Блаженного, пришёл он в монастырь Воздвижения Честного Креста, что на Острове, и стал здесь усильно плакать. В тот день Москва не поняла, о чём плакал Блаженный, но утром открылась причина его слез: 21 июня загорелась в Воздвиженском монастыре деревянная церковь, и огонь, усиливаемый ветром, стал быстро распространяться по городу. Пожар, предсказанный Блаженным, был страшен: выгорело все Занеглименье, Великий Посад, Старый и Новый город, «не токмо же деревеная здания, но и самое камение распадошеся, и железо разливашеся, и по многих каменных церквах и палатах все выгоре».

В 1550 годы после пожара возвели новую церковь.

К 1701 году церковь обветшала и игумен Макарий подал прошение о постройке новой.

В 1810 году в Московский Крестовоздвиженский монастырь был назначен новый архимандрит Геннадий (Шумов), однако вскоре он скончался не дожив до вторжения французских войск в Россию. Эта доля легла на плечи его преемника архимандрита Парфения.

В 1812 году перед нашествием неприятеля архимандрит Крестовоздвиженского монастыря Парфений вывез ризницу в Вологду, штатные засыпали монастырские ворота землей. Неприятель бревнами отбил ворота и двери в церквах, смертельно били казначея и монахов, пытаясь узнать, где спрятано имущество. По вскрытии полов нашли спрятанное. В нижней церкви стояли лошади, в иконостас вбивали гвозди для развешивания сбруи, в алтаре стояли кровати; престол, жертвенник и несколько икон сожгли вместо дров. Монастырь был уставлен фурами с провиантом.

— Розанов Н. История московского епархиального управления. М., 1871. Ч.З. Кн.2.

В 1812 году монастырь по одним сведениям почти не пострадал, а по другим — пострадал так, что из-за этого и был упразднён. Известно наверняка, что он был разграблен захватчиками.

По упразднении монастыря в 1814 году после нашествия Наполеона соборный храм монастыря стал обыкновенным московским приходским храмом.

В 1820 году на территории бывшего монастыря были построены дома для семейств священно-церковнослужителей Успенского собора Московского Кремля.

В 1848 — 1849 годы архитектором П. П. Бурениным была построена 6-ярусная колокольня.

В 1899 году на территории бывшего монастыря было найдено погребение 1538 года.

Соборная церковь

Храм начали возводить в 1701 году, но его завершение затянулось из-за запрета на каменное строительство в Москве по указу Петра I. К 1711 году освятили нижнюю церковь Успения, а главную, Воздвиженскую, закончили отделкой только в 1726 году. Это была одна из последних построек «московского барокко», а в пределах центральной части города — единственный центрический храм с лепестковым планом, к тому же необычно развитым. Такое решение стало возможным потому, что храм ставился посреди сравнительно просторного монастырского двора, и автор был свободен в выборе композиции. Возможно, завершение замышлялось иным, но заканчивали постройку спустя почти четверть века после закладки, в пору господства иного стиля.

В храме было устроено 2 главных престола и 4 — в приделах:

• Главный престол (освящен 14 сентября 1728 года) находился наверху с приделами преподобного Сергия (1858) и великомученицы Параскевы (1858). Стенопись верхнего храма датировалась концом XVIII века.

• Внизу находился престол Успения Пресвятой Богородицы (освящен 10 сентября 1711 года)с приделами Марии Магдалины (1785) и Николая Чудотворца (1848). Придел Николая Чудотворца был освящён в память упразднённой в 1838 году церкви Николы в Сапожке. Иконы и утварь из упразднённой церкви были перенесены в Воздвиженскую церковь. В нижней Успенской церкви иконостас был устроен в 1836 году, кессонированные своды выполнены в 1785 году.

В храме венчался великий русский сатирик Салтыков-Щедрин, был похоронен государственный канцлер М. И. Воронцов.

Святыни

В главном иконостасе середины XVIII века сохранялись немногие образа из иконостаса 1680 года кремлёвской церкви Двенадцати апостолов, переданные при её переделке в 1723 году, а также более древние иконы оттуда же, как «Богоматерь в молении апостола Филиппа и митрополита Филиппа» (1655).

Разрушение

Крестовоздвиженская церковь была закрыта не ранее 1929 года, снесена в 1934 году.

Священник Крестовоздвиженской церкви о. Александр Сидоров в 1931 году был арестован и погиб в концлагере в Кеми.

На месте церкви была выстроена шахта Метростроя. При устройстве шахты в 1930-х годах обнаружили слой речного песка в локоть толщиной, о котором упоминает опричник Генрих Штаден в рассказе о строительстве опричного двора.

До зимы 1979 года сохранялись ещё ворота монастыря, стоявшие по проспекту Калинина. Весной, при спешном строительстве перехода, их также снесли; причём при рытье тоннеля был вскрыт культурный слой с древними гробами, старыми фундаментами, остатками вещей, — все это сгребли в кучу экскаватором без изучения и вывезли на свалку.

В 1935 году Воздвиженка была сначала переименована в улицу Коминтерна (по находящемуся на ней зданию, где Коминтерн работал в первые годы после революции), в 1946 году — в улицу Калинина, в 1963 году стала частью Калининского проспекта.

Литература

• Паламарчук П. Г. — Сорок сороков. Т. 2: Москва в границах Садового кольца. М., 2004, 744 с, 16 л. илл. (ISBN: 5-7119-0013-7 (т.2))(ISBN: 5-212-00500-0)
• Памятники архитектуры Москвы. Белый город. М.: Искусство, 1989, 380 с, илл. (ББК: 85.113 (22)1)
• Сытин П. В. Откуда произошли названия улиц Москвы. М.,1959. С. 142.
• Розанов Н. П. История московского епархиального управления. М., 1871. Ч. З. Кн.2.
• Путеводитель Машкова. С. 176 и С. XXXVIII.
• Солоухин В. А. Письма из Русского музея. М. 1967. С. 14.
• Машков И. П. Спутник зодчего по Москве. М., 1895 г.
• Журнал Московской Патриархии. 1977. № 8. С. 77.
• Новые мученики Российские /Сост. прот. М. Польский. Джорданвилль, 1957. Т.2. С. XIIL

Ссылки

• [www.pravoslavie.ru/jurnal/culture/svmos-vozdvizh.htm Крестовоздвиженский монастырь] на pravoslavie.ru
• [www.temples.ru/show_picture.php?PictureID=1514 Крестовоздвиженский монастырь] на temples.ru

Отрывок, характеризующий Крестовоздвиженский монастырь (Москва)

И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.