Крестоносцы (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Крестоносцы
Krzyżacy
Жанр

приключенческий фильм

Режиссёр

Александр Форд

Автор
сценария

Ежи Стефан Ставинский

В главных
ролях

Мечислав Каленик
Анджей Шалявский
Александр Фогель
Хенрик Боровский
Уршуля Моджиньска
Эмиль Каревич

Оператор

Мечислав Ягода

Кинокомпания

Zespół Filmowy Studio

Длительность

168 мин.

Бюджет

32 млн злотых[1]

Страна

Польша Польша

Год

1960

IMDb

ID 0054004

К:Фильмы 1960 года

«Крестоносцы» (польск. Krzyżacy) — экранизация одноимённого романа Генрика Сенкевича. Консультантом фильма был известный польский историк-медиевист С. М. Кучиньский.



Сюжет

Действие фильма разворачивается накануне и во время Грюнвальдской битвы 1410 года. Тевтонский орден распространяет своё влияние на все окрестности: грабежи, насилие, принуждение к рабству.

Шляхтич Юранд противодействует грабежам крестоносцев ордена.

Король Ягелло и князь Мазовецкий стремятся предотвратить конфликт с помощью переговоров. Крестоносцы похищают дочь шляхтича Юранда, который оказывает им сопротивление, и «соглашаются» вернуть её при условии, что сам Юранд приедет за ней в Щитно. Юранда унижают и ослепляют, так и не отдав ему дочь.

Фильм заканчивается попыткой художественной реконструкции событий Грюнвальдской битвы и смертью обезумевшей дочери Юранда, замученной в плену.

C долей художественного вымысла показаны «дикие лесные» люди в звериных шкурах (жмудь).

Напишите отзыв о статье "Крестоносцы (фильм)"

Примечания

Ссылки

  • [www.spiegel.de/spiegel/print/d-43364894.html KREUZRITTER: Komische Oper] (нем.) // Der Spiegel : журнал. — 1961. — 5 Julis (Nr. 28).


Отрывок, характеризующий Крестоносцы (фильм)

– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.