Крестьянская армия Ферганы

Крестьянская армия Ферганы
Годы существования	23 ноября 1918 — 17 января 1920
Страна	ТАССР (до июня 1919) Белое движение Белое движение (после июня 1919)
Тип	инфантерия (пехота), полиция
Дислокация	Ферганская область
Участие в	Гражданская война в России: Борьба с басмачеством (до июня 1919; с января 1920) Борьба с советской властью (с июня 1919)
Командиры
Известные командиры	К. И. Монстров

Крестьянская армия Ферганы — военное формирование в Фергане в 1918—1919 годах во время Гражданской войны. Была образована на основе отрядов самообороны (из русских крестьян-переселенцев), создававшихся с конца 1918 года в Джалал-Абаде (Ферганская области) для борьбы с басмачеством.

Создание Крестьянской армии

23 ноября 1918 года командиры крестьянских отрядов организовали в Джалал-Абаде штаб армии и Военный совет, который объединил командиров отрядов и представителей сел. Командующим армией вскоре стал К. И. Монстров . Относительно даты избрания Монстрова в источниках существуют расхождения.

2 декабря 1918 года Военный совет определил структуру штаба, армии и обязанности крестьян перед штабом. Армия делилась на 10 полков, из которых: первые 4 предназначались для активных походов, иногда даже наступательного характера, другие 4 полка — для охраны крестьянских владений на случай ухода первых, наконец 2 полка являлись резервом, состоящим из малопригодных к бою и стариков.

На стороне Советской власти

В поздних советских источниках в санкционировании Крестьянской армии обвиняется (в декабре 1918) военный комиссар Туркестанской Советской республики Осипов К. П. (впоследствии организатор антисоветского мятежа в Ташкенте в 1919, так называемого Осиповского мятежа) в период его пребывания в Фергане. Между тем, Е. Козловский в 1928 году писал, что вооружение ферганских крестьян было вынужденным шагом, ввиду невозможности защитить крестьян от нападений басмачей. Численность вооруженных сил в Фергане была невелика, на фоне развернувшегося басмаческого движения красные отряды были вынуждены перейти к обороне, сосредоточившись вдоль железных дорог.

Организация Крестьянской армии параллельно с Красной Армией происходила вопреки мнению ряда партийных и советских работников Ферганы, командования Ферганского фронта, предлагавших Совету народных комиссаров ТСР ещё в октябре 1918 провести на общих основаниях частичную мобилизацию в Красную Армию крестьян русских посёлков Ферганской области.

На первых порах Крестьянская армия (в структуре которой отсутствовали политические органы, партийные ячейки) подчинялась командованию Ферганского фронта, благодаря чему получала от СНК ТСР деньги, снаряжение, оружие и боеприпасы. Между тем руководители крестьянской армии упорно требовали сохранения беспартийности и внутренней самостоятельности армии.

15 марта 1919 штаб Ферганского фронта получает данные о политической неблагонадёжности штаба Крестьянской армии и поручает своим представителям вести наблюдения за действиями последнего. Наконец была предпринята попытка упразднить Штаб и подчинить Крестьянскую армию оперативному штабу Андижанского уезда. Но Штаб крестьянской армии отказался подчиниться. Конфликт с советской властью обостряется. Одновременно с этим один из лидеров ферганских басмачей Мадамин-бек старается переманить руководство Крестьянской армии на свою сторону. Он не только запрещает своим отрядам нападать на русские селения, но и сам проводит наступление на отряды Хал-Ходжи, виновного в массовых расправах над русскими жителями.

Стоит отметить, что ферганское крестьянство в массе своей отрицательно относилось к большевистской власти из-за её антикрестьянской политики. К причинам, побудившим русское крестьянство Ферганы разорвать отношения с Советами, также можно отнести попытки советских органов дискриминировать русское население в пользу туркестанских народностей.

Борьба с Советской властью

Восстание против большевиков

В июне 1919 года К. И. Монстров заключил с Мадамин-беком соглашение о взаимном ненападении. Командование Ферганским фронтом, которому стало известно о переговорах, дважды пыталось разоружить Крестьянскую армию, отправив в Джалал-Абад (центр Крестьянской армии) несколько красных отрядов (в том числе кавалерийский отряд туркмен). Обе попытки закончились неудачно.

25 июня 1919 года в ТСР была объявлена хлебная монополия. В ответ на заседании Военного Совета Крестьянской армии окончательно оформился разрыв с Советской властью. Штаб Крестьянской армии призвал к свержению Туркестанской Советской республики. Так началось Крестьянское восстание в Туркестане. Договор с Мадаминбеком был пересмотрен и был заключен новый о совместных действиях против большевиков.

В августе месяце в Джалал-Абаде прошло совещание представителей Колчака, лидеров басмачей и руководителей Крестьянской армии. Были обсуждены конкретные планы действий антибольшевистских сил.

Захват Оша

1 сентября 1919 года Монстров и Мадамин-бек подписали договор об объединении своих войск (всего 20 тысяч человек), которые также пополнились в сентябре прибывшими в Фергану казаками Семиреченской армии.

В начале сентябре объединенные силы Мадамин-бека и Монстрова захватили город Ош. Попытка предупредить противника со стороны красноармейских отрядов не увенчалась успехом. В ходе боев за город погиб командир дружины Андижанского уездного комитета большевистской партии Бильдин. Подойдя к Ошу, части Крестьянской армии залили город водой, запрудив арыки, чем вызвали панику. В то же самое время на сторону Крестьянской армии перешли ряд командиров стоявших в Оше красных отрядов. Под их влиянием части Памирского отряда, 3 и 4 роты советского полка, стоявшие в Оше, сдались без боя. Ещё до этого на сторону Мадамин-бека и Монстрова перешёл гарнизон крепости Гульча.

Командующий Ферганским фронтом М. В. Сафонов двинулся с отрядом на подкрепление. В Араванском ущелье он неожиданно столкнулся с отрядом, высланным Монстровым ему навстречу. Бой шёл трое суток. Понеся большие потери, расстреляв все патроны, отряд красных отступил, с трудом выскочив из заготовленной ему ловушки. Отряд повстанцев преследовал отходивших и вступил с ними в бой у железнодорожной станции Федченко, но атаки его были отбиты, благодаря полученной поддержке и подвозу патронов.

После взятия Оша отряды Мадамин-бека и Крестьянской армии развили наступление на города Андижан, Скобелев (ныне г. Фергана) и Наманган.

Осада Андижана

2 сентября 1919 года РВС Ферганского фронта постановил зачислить в Красную Армию всех красногвардейцев области; его Политотдел опубликовал воззвание «К крестьянам Ферганы», призывавшее к борьбе с контрреволюцией.

Основные силы Монстров и Мадамин-бек бросили на Андижан, осада которого длилась с 10 по 24 сентября. Гарнизон Андижана, состоявший в основном из бывших пленных мадьяр и китайцев, насчитывал около тысячи человек и был хорошо вооружён.

Повстанцы разгромили гарнизон Андижана и овладели почти всем городом, кроме крепости, где засели остатки красноармейцев и большевистская верхушка. Бои затянулись, что дало возможность красным перебросить в Фергану необходимое подкрепление.

В помощь вооруженным силам ТСР с Закаспийского фронта был направлен Казанский сводный полк, прибывший под Андижан 22 сентября. С его помощью осаждавшие город повстанцы были рассеяны, причем крестьянство в массе разбежалось по своим селам и деревням. В бою под кишлаком Хакент (24 сентября 1919 года) в окрестностях Андижана погиб председатель РВС Ферганского фронта Д. И. Спасибов. Крестьянский отряд, остававшийся в городе Ош, услышав о поражении под Андижаном, разбежался.

Разгром Крестьянской армии

26 сентября 1919 года советские войска захватили город Ош, а 30 сентября — Джалал-Абад. Остатки крестьянской армии и отрядов Мадамин-бека отошли в горные районы Ферганы, где 22 октября было создано Временное Ферганское правительство во главе с Мадамин-беком, Монстровым и русским генералом Мухановым. Через русского консула в Кашгаре Монстров пытается заручиться поддержкой какого-нибудь европейского государства. Но эти попытки так и не увенчались успехом.

Вскоре Монстров, осознав безвыходность своего положения, вступил в переговоры с представителями советской власти о своей сдаче. Узнав об этом, Мадамин-бек решил покончить со своим бывшим союзником и напал на отряд Монстрова в одном из поселков. С большим трудом Монстрову удалось бежать, и 17 января 1920 года он явился в Джалал-Абад, где и сдался. Вслед за ним сдались остальные руководители Крестьянской армии, и на этом кончилась попытка ферганского крестьянства бороться с Советской властью за свои права.

Литература

• Козловский Е. Красная Армия в Средней Азии//Ташкент: Издание Политуправления Среднеазиатского Военного Округа, 1928.
• Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1983.

Отрывок, характеризующий Крестьянская армия Ферганы

Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.