Кресцентии

Кресцентии или Крешенци (лат. Crescentii; ит. Crescenzi) — патрицианский род, правивший Римом в конце X века, по окончании 60-летнего периода порнократии. Конец нахождению Крешенци у власти положила одновременная смерть в 1012 году главы рода и марионеточного папы Сергия IV, после чего две ветви рода приступили к выяснению отношений друг с другом.

Общая характеристика

Сведений о родственных связях между различными патрициями по имени Кресцентий почти не сохранилось. Учёным остаётся только догадываться, кем они приходились друг другу, и по общей для них всех политике противостояния графам Тускулумским предполагать существование за этим именем обширного и могущественного клана феодалов.

Известно, что основные владения Кресцентиев находились в Сабинских холмах. В округе Рима они строили замки, куда удалялись в годы политических невзгод. Вассалы Кресцентиев были обязаны по их первому зову являться вооружёнными и защищать их интересы. Местом их пребывания в Риме служил замок Святого Ангела.

Экономическая мощь позволила Кресцентиям монополизировать должность римского префекта и под разными предлогами опустошать папскую казну. Помимо графов Тускулумских, единственным, кто мог противостоять им в этом, был император Священной Римской империи. Западные императоры Оттон I, Оттон II и Генрих II провозглашали себя защитниками папского престола — в первую очередь, от своеволия Кресцентиев.

Представители

Первый патриций по имени Кресцентий появляется в записях за 901 год. В 974 году другой Кресцентий (вероятно, потомок предыдущего) взбунтовался против папы Бенедикта VI и заточил его в замке Святого Ангела, где он был умерщвлён. На папский престол он поставил антипапу Бонифация, однако его тут же сместил поддержанный императором Бенедикт VII.

После смерти Оттона II, активно вмешивавшегося в итальянские дела императора, своевольные патриции воспрянули духом и протолкнули в 985 г. на папский престол своего ставленника, который принял имя Иоанна XV. Последующее десятилетие стало временем их политического триумфа, но избрание папы Григория V нанесло удар по их влиянию в Риме. Когда Иоанн Кресцентий пытался заручиться поддержкой Византии и свергнуть непокладистого папу, его родственник Оттон III не только восстановил Григория в 998 г. на престоле, но и осадил Кресцентия в замке Святого Ангела, где он и был подвергнут казни 29 апреля.

Иоанн II Кресцентий, сын предыдущего, после смерти Оттона вернулся в Рим из загородных владений, принял титул патриция и правил городом до самой смерти в 1012 году. Его наследники, узнав о смерти покорного им папы Сергия IV, привели в Латеранский дворец нового «понтифика», не удосужившись спросить мнения об этом человеке кардиналов. Их заносчивость привела к избранию конклавом на престол кандидата, близкого к Генриху II, под именем Бенедикта VIII. Именно он окончательно сокрушил могущество Кресцентиев.

До начала XII века в источниках упоминаются две конкурирующие ветви семейства, стефанианская и октавианская. В надежде вернуть былое могущество они в середине XI века поддерживали антипап Сильвестра III и Бенедикта X, но политических очков это им не прибавило.

См. также

• Порнократия
• Графы Тускулумские

Источники

• [www.britannica.com/EBchecked/topic/142641/Crescentii-family Кресцентии] в Британской энциклопедии
• George L. Williams. [books.google.com/books?id=-mq7ctwMNdoC&pg=PA15&dq=crescentii&as_brr=0#PPA17,M1 Papal Genealogy: The Families and Descendants of the Popes]. ISBN 0-7864-2071-5. Pages 15-17.

Отрывок, характеризующий Кресцентии

– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.