Кречевский, Пётр Антонович
| Пётр Антонович Кречевский белор. Пётр Антонавіч Крачэўскі<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 13 декабря 1919 — 8 марта 1928 (с февраля 1920 — в эмиграции) | ||||
| Предшественник: | Язеп Лёсик | |||
| Преемник: | Василь Захарка | |||
| Рождение: | 7 августа 1879 Кобринский уезд, Российская империя ныне Кобринский район, Брестская область
| |||
| Смерть: | 8 марта 1928 (48 лет) Прага, Чехословакия
| |||
| Деятельность: | историк, политический деятель | |||
Пётр Анто́нович Крече́вский (белор. Пётр Антонавіч Крачэўскі или Пётра Крэчэўскі; 7 августа 1879, Кобринский уезд, Российская империя — 8 марта 1928, Прага, Чехословакия) — белорусский историк и политический деятель. С 1919 по 1928 год — председатель Рады Белорусской Народной Республики.
Биография
Ранние годы
Родился неподалёку от города Кобрина в семье дьякона деревенской церкви. Учился в православной духовной семинарии в Вильне, по окончании которой в 1902 году предпочёл карьере священнослужителя профессию преподавателя. В течение нескольких лет, ещё будучи семинаристом, он работал учителем, чтобы погасить стоимость его обучения.
Вскоре Кречевский отказался и от преподавательской работы, устроившись в администрацию банка. В начале банковской карьеры он часто попадал под пристальное внимание полиции, виной чему были его тесные связи с различными политическими группами. Работа в банке дала Кречевскому возможность установить контакты с многими белорусами, занимавшими посты в структурах власти.
Во время Первой мировой войны Кречевский был призван в ряды Русской армии. Опыт административной работы и бюрократические познания обеспечили ему быстрое продвижение по службе, а также возможность посещать воинские части, расположенные на территории белорусских губерний, и заводить новые знакомства. После Февральской революции Кречевскому удалось собрать средства для создания организации белорусских солдат.
БНР
На Всебелорусском съезде, где Кречевский представлял Ассоциацию предпринимателей Борисова, он был избран в Раду новообразованной Белорусской Народной Республики.
В феврале 1918 года стал членом первого белорусского правительства с функцией государственного контролёра. В апреле того же года занял пост министра финансов, а в мае — министра торговли республики. 11 октября 1918 года был избран секретарём Совета Белорусской Народной Республики. 13 декабря 1919 Кречевский сменил Язепа Лёсика на посту председателя Рады (фактически — президента) БНР.
В феврале 1920 года он был вынужден эмигрировать вместе с Радой, представляя интересы белорусов в Ковно, Берлине и — с 1923 года — в Праге. В его непосредственные задачи входило установление контактов с представителями БНР в различных странах, что Кречевский делал достаточно эффективно.
В эмиграции
Деятельность Кречевского в Праге была разнообразна. Председатель Рады БНР выступал инициатором многочисленных дипломатических меморандумов, информировавших страны Запада о положении дел в советской и польской частях оккупированной Беларуси. В сентябре 1921 года Кречевским был организован созыв белорусской конференции в Праге. Благодаря его стараниям Рада БНР была признана подавляющим большинством белорусских политических организаций мира.
Кроме того, Кречевскому удалось добиться права белорусских студентов на получение стипендий от чехословацкого правительства, а также создать Белорусский Архив в Праге и получить финансовую поддержку для его содержания, поучаствовать в нескольких научных конференциях и стать автором ряда статей по теме белорусской истории и культуры. В 1926 году под редакцией Кречевского был издан научно-политический альманах «Иностранная Беларусь».
Возглавлял Раду БНР до самой смерти. Умер в 1928 году в Праге.
См. также
Напишите отзыв о статье "Кречевский, Пётр Антонович"
Ссылки
- [nn.by/index.php?c=ar&i=28359 Віктар Шніп. Балада Пятра Крачэўскага] (белор.)
- [www.belarus-misc.org/diaspora/yurevich/belarus/writers/krec.html Биография Петра Кречевского] (англ.)
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кречевский, Пётр Антонович
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
